претерпеваемые им от придворных лизоблюдов ежечасно.
трон, война с Вейдо неизбежна.
я бы отослал в столицу только свою задницу!
меня сейчас интересует, так это - где Керавар?
Керавар, постарайтесь зеркало больше не лапать.
разжимая кулаки. Едва лишь зеркалом вновь стало возможно воспользоваться
вторично, джет схватил чашу и выплеснул воду, жадно вглядываясь в него
даже раньше, чем появилось изображение.
странно, на сей раз именно Акарени понял первым, что происходит.
на эту травлю? Он что здесь, хозяин?
в Джетевене. И все же - как?
мучителя. Изображение на краткий миг поменялось, потом стало прежним. Но
джету было достаточно увиденного. Теперь он знал.
видны все подробности облавы.
За последние пару дней он замерз, как никогда в жизни. Когда грохот сапог
наемников раздался у него под окном, он еще спал. Его разбудил
повелительный голос, требующий нарушителя Закона о Трех Ремеслах, и он
выпрыгнул в окно, в чем был - в одних подштанниках. Блуждания по зарослям
камыша, по кустам и лесным тропинкам сделали свое дело: обрывки ткани едва
прикрывали его наготу. Он не ел все это время, но голод почти не мучил
его. Есть ему не хотелось. Лишь изредка голодные спазмы в желудке
напоминали ему, что нужно бы подкрепить силы.
не было. Его гнали вперед, умело и усердно. Он почти не останавливался.
Только страх не позволял ему почувствовать, насколько он ослабел. Ему
некогда было даже думать. Вообще-то нужно уйти из Джетевена, уйти насовсем
- все равно дело кончится изгнанием. Но отчего-то при одной мысли об уходе
все существо Танаэра восставало. И он вновь бежал, охваченный паникой, и
вновь возвращался, так и не успев дойти до границ Джетевена. В его
воспаленном от голода и страха мозгу от всех нормальных человеческих
мыслей и чувств осталось лишь удивление: почему его еще не поймали?
Сейчас, когда ему выдались редкие минуты передышки, удивление овладело им
с новой силой.
очертя голову. Он заставил себя сдержаться и прислушаться. Да ведь это
просто ручей журчит! Танаэр обвел кончиком сухого языка растрескавшиеся
губы. Кровь на них уже запеклась и не сочилась тонкой струйкой. Журчание
воды где-то совсем неподалеку вызвало невыносимую жажду. Спотыкаясь и
пошатываясь, Танаэр побрел на звук.
нагнулся, чтобы зачерпнуть воды, но не успел. У него мучительно
закружилась голова, мгновенная тошнота подкатила к пересохшему горлу, и он
повалился в обмороке на влажную от росы траву.
пригоршню. Какое блаженство! Танаэр осторожно слизнул с губ драгоценные
капли.
с ней - страх. Что с ним теперь сделают?
огромным, голова его словно упиралась в поднебесье.
его пронзило изумление, настолько необычным для Керавара было подобное
проявление гнева. Такая бешеная ярость не могла быть вызвана только его
проступком: случались нарушители закона и до него.
Предосторожность совершенно излишняя: едва сделав шаг, Танаэр споткнулся и
едва не упал.
посиневшие голые плечи свой плащ. Керавар зло пробормотал что-то, потом
пребольно ухватил мальчика за плечо.
горячке побега Танаэр не замечал, насколько они изранены. Теперь
возбуждение схлынуло, и он еле мог идти. Рука Керавара обжигала и гнула к
земле, словно раскаленный жернов. Танаэр шел, ничего не замечая вокруг
себя. Он заметил, что находится уже на улице, лишь почувствовав под ногами
прохладные камни мостовой. Его ступням немного полегчало, и он
почувствовал, как немилосердно зудит под плащом искусанное комарами тело.
Но руки его были связаны за спиной, а дергаться и извиваться он не посмел:
мертвая хватка Керавара вселяла ужас. Улица вдруг вытянулась у него перед
глазами, и ему подумалось, что так они никогда не дойдут до площади.
Площадь - это хорошо, это просто замечательно: там его заставят взойти на
ступени на всеобщее обозрение, а потом сунут в камеру до объявления
приговора, и он сможет лечь и отдохнуть. Хотя зачем его показывать? Ведь
его, похоже, ловили всем миром. И так его все видели. Но можно не
сомневаться: его выставят на погляд. Керавар все сделает, как положено.
площадь. Танаэр на краткий миг пришел в себя. Теперь только надо подняться
по ступенькам и посмотреть в глаза толпе, а потом его оставят в покое.
Ничего на свете он не хотел сейчас больше, чем этого жгучего позора.
народу, не были пусты. На них стояли трое: обаятельный молодой человек с
удивительно унылым носом, худощавый и гибкий светловолосый парень со
взглядом одновременно рассеянным и сосредоточенным, и джет ненамного
старше его самого. Из уст Керавара вырвался полувздох-полушипение, и рука
его на плече юного нарушителя разжалась сама собой.
чтобы заслонить джета собой. Но джет тоже сделал шаг и каким-то образом
оказался впереди Иллари.
малость оцепенел. Обращение по имени, без привычного "Мастер" содержало в
себе вызов и прямую угрозу. Он остолбенел от наглости, от неслыханной
дерзости изгнанного мальчишки, посмевшего остаться живым и в своем уме. И
эта краткая пауза дала возможность джету сказать то, что он хотел сказать
прежде, чем ему заткнут рот.
текст.
слова. Со всеми сразу не справиться даже Керавару. Но обезумевший от
ярости Керавар этого не осознавал. Ему все еще казалось, что мальчишку
можно заставить замолчать навсегда, а сказанное им перетолковать
каким-нибудь удобным образом. И он в гневе решился на то, что обличало его
с головой: он решил уничтожить врага публично. Толпа джетов отхлынула,
когда раздались магические слова:
впоследствии и дуэли, он мгновенно сочинял и выкрикивал нелепые дразнилки.
Они не отличались не только гениальностью, но даже какой бы то ни было
красотой формы. Они были попросту дурацкими. Но дело свое они делали:
выводили противника из себя. Иллари ничего не понимал в магии, в
Мастерстве Слов, но в поединках он очень даже разбирался. А происходящее
на площади он и воспринимал, как поединок. Чувства его обострились, словно
он держал в руке меч, тугой напор крови в жилах звал к бою, воскрешал к
жизни привычное и инстинктивное. И Иллари, очарованный шелестящим
звучанием: "шшелл... аллшшшенни..." - попросту издевательски вывернул
заклинание.
уверенно и продолжил.