Лошади. Это были заросшие плющом и травой развалины загородного музея,
разрушенного в годы войны, - место уединенное дикое, горожане не посещали
его из-за близости малярийного болота, а у местного населения оно
пользовалось дурной славой как пристанище воров и бандитов. Максим пришел
пешком вместе с Орди. Зеленый приехал на мотоцикле и привез Лесника.
Генерал и Мемо-Копыто уже ждали их в старой канализационной трубе,
выходящей прямо на болото. Генерал курил, а мрачный Мемо остервенело
отмахивался от комаров ароматической палочкой.
Все намазались, и Генерал открыл совещание.
известно наизусть. В час ночи группа подползает с четырех сторон к
проволочному заграждению и закладывает удлиненные заряды. Лесник и Мемо
действуют в одиночку - соответственно с севера и с запада. Генерал в паре
с Орди - с востока, Максим в паре с Зеленым - с юга. Взрывы производятся
одновременно ровно в час ноль-ноль, и сейчас же Генерал, Зеленый, Мемо и
Лесник врываются в проходы, имея задачей добежать до капонира и забросать
его гранатами. Как только огонь из капонира прекратится или ослабнет,
Максим и Орди с магнитными минами подбегают к башне и подготавливают
взрыв, предварительно бросив в капонир еще по две гранаты для страховки.
Затем они включают запалы, забирают раненых - только раненых! - и уходят
на восток через лес к проселку, где возле межевого знака будет ждать Малыш
с мотоциклом. Тяжело раненые грузятся в мотоцикл, легко раненые и здоровые
уходят пешком. Место сбора - домик Лесника. Ждать на месте сбора не более
двух часов, после чего уходить обычным порядком. Вопросы есть? Нет? У меня
все.
таблетками.
меняется. Начало операции переносится на двадцать два ноль-ноль...
начинается вечерний сеанс. За несколько секунд до этого каждый из нас
примет по две таких таблетки. Далее все по старому плану с одним
исключением: Птица наступает как гранатометчик вместе со мной. Все мины
будут у Мака, башню подрывает он один.
никак не понятно. Двадцать два часа - это же вечерний сеанс... Я же,
извиняюсь, как лягу, так и не встану, пластом лежать буду... Меня,
извиняюсь, колом не поднимешь...
секунд десять все примут этот болеутолитель. Понимаете, Лесник?
Болеутолитель примете. Таким образом, к десяти часам...
потом совсем в узел завяжешься... небо в овчинку... знаем, пробовали.
пяти минут. Добежать до капонира и бросить гранаты мы успеем, а остальное
сделает Мак.
копался в волосах, отвесив нижнюю губу. Видно было, как идея медленно
доходит до него, он часто заморгал, оставил в покое шевелюру, оглядел всех
просветлевшим взглядом и, оживившись, хлопнул себя по коленям.
ничего о жизни так и не узнавший. Ничего ему не надо было, и ничего он не
хотел, кроме как чтобы оставили его в покое, дали бы вернуться к семье и
сажать свеклу. Хорошие деньги до войны зарабатывал он на свекле, крепкий
был хозяин, хоть и молодой, а войну провел в окопах и пуще атомных
снарядов боялся своего капрала, такого же мужика, но хитрого и большого
подлеца. Максима он очень полюбил, век благодарен был, что залечил ему
Максим старый свищ на голени, и с тех пор уверовал, что пока Максим тут,
ничего плохого с ними случиться не может. Максим весь этот месяц ночевал у
него в подвале, и каждый раз, когда укладывались спать, Лесник рассказывал
Максиму сказку, одну и ту же, но с разными концами: "А вот жила на болоте
жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она,
дура..." Никак не мог Максим вообразить его в кровавом деле, хотя говорили
ему, что Лесник - боец умелый и беспощадный.
Во-первых, нас в это время не ждут. Преимущество внезапности. Во-вторых,
прежний план разработан уже давно, и достаточно велика опасность, что
противнику он известен. Теперь мы его опережаем. Вероятность успеха
увеличивается...
злорадным удовольствием, ловкие длинные пальцы сжимались и разжимались. Он
любил неожиданности - очень рискованный был человек. Прошлое его было
темно. Он был вор и, кажется, убийца, порождение черного послевоенного
времени, сирота, шпана, ворами воспитанный, ворами вскормленный, ворами
выбитый, сидел в тюрьме, бежал - нагло, неожиданно, как делал все -
попытался вернуться к своему ворью, но времена переменились, дружки не
потерпели выродка, хотели его выдать, но он отбился и снова бежал,
скрывался по деревням, пока не нашел его покойный Гэл Кетшеф. Он был
умница, фантазер, землю полагал плоской, небо твердым, и именно в силу
своего невежества, взбадриваемого бурной фантазией, был единственным
человеком на обитаемом острове, который, кажется, подозревал в Максиме не
горца какого-то ("Видал я этих горцев, во всех видах видал"), не странную
игру природы ("Мы от природы все везде одинаковые, что в тюрьме, что на
воле"), а прямо-таки пришельца из невозможных мест, скажем, из-за небесной
тверди. Открыто об этом он Максиму никогда не говорил, но намеки делал и
относился к нему с почтением, переходящим в подхалимаж. "Ты у нас Батей
станешь, - говорил он. - Вот тогда я под тобой развернусь..." Как и куда
он собирался разворачиваться, было совершенно непонятно, но одно было
ясно: очень любил Зеленый рисковые дела и терпеть не мог никакой работы. И
еще не нравилось в нем Максиму дикая его и первобытная жестокость. Это
была та же пятнистая обезьяна, только прирученная, натасканная на
панцирных волков.
подготовки, без проверки... Нет, мне это не нравится.
Копыто Смерти. Его никогда ничто не удовлетворяло, и он всегда чего-то
боялся. Прошлое его скрывалось, потому что в подполье он сначала занимал
весьма высокий пост. Потом он однажды попался в лапы контрразведки и выжил
только чудом - изуродованный пытками был вытащен соседями по камере,
устроившими побег. После этого, по законам подполья, его вывели из штаба,
хотя он и не внушал никаких подозрений. Он был назначен помощником к Гэлу
Кетшефу, дважды участвовал в нападениях на башни, лично уничтожил
несколько патрульных машин, выследил и собственноручно застрелил командира
одной из гвардейских бригад, был известен как человек фанатической
смелости и отличный пулеметчик. Его уже собирались сделать руководителем
группы в каком-то городке на юго-западе, но тут группа Гэла попалась.
Подозрений Копыто по-прежнему не вызывал, его даже назначили руководителем
новой группы, но он, видимо, все время чувствовал на себе косые взгляды,
которых не было, но которые вполне могли бы быть: в подполье не жаловали
людей, которым слишком везет. Он был молчалив, придирчив, хорошо знал
науку конспирации и требовал безусловного выполнения всех ее правил, даже
самых незначительных. На общие темы никогда ни с кем не говорил, занимался
только делами группы и добился того, что у группы было все - и оружие, и
продукты, и деньги, и хорошая сеть явок, и даже мотоцикл. Максима он
недолюбливал. Это чувствовалось, и Максим не знал - почему, а спрашивать
ему не хотелось: Мемо был не из тех людей, с кем приятно откровенничать.
Может быть, все дело было в том, что Максим единственный чувствовал его
вечный страх - остальным и в голову не могло прийти, что угрюмый Копыто
Смерти, запросто разговаривающий с любыми представителями штаба, один из
зачинателей подполья, террорист до мозга костей, может чего-либо бояться.
размазывая по шее новую порцию репеллента. - Я знаю этот план сто лет. Сто
раз его хотели испытать и сто раз отказывались, потому что это почти
верная гибель. Пока нет излучения, мы еще имеем шанс в случае неудачи хотя
бы улизнуть и попробовать ударить снова в другом месте. Здесь - первая же
неудача, и все мы погибли.
Мак. Если что-нибудь и не получится, он сумеет нас вытащить и может быть
даже сумеет взорвать башню.
не удивляющаяся и ко всему готовая. Она вызывала у людей робость, потому
что видела в них только более или менее подходящие механизмы истребления.
Она вся была как на ладони - ни в прошлом ее, ни в настоящем, ни в будущем
не было темных и туманных пятен. Происходила она из интеллигентной семьи,
отец погиб на войне, мать и сейчас работала учительницей в поселке Утки, и
сама Орди работала учительницей до тех пор, пока ее не выгнали из школы,
как выродка. Она скрывалась, пыталась бежать в Хонти, встретила на границе
Гэла, переправлявшего оружие, и он сделал ее террористкой. Сначала она
работала из чисто идейных соображений - боролось за справедливое общество,
где каждый волен думать и делать, что хочет и может, но семь лет назад
контрразведка напала на ее след и забрала ее ребенка заложником, чтобы
заставить ее выдать себя и мужа. Штаб не разрешил ей явиться, она слишком
много знала, о ребенке она больше ничего не слышала, считала его мертвым,
хотя втайне не верила этому, и вот уже семь лет ею двигала прежде всего
ненависть. Сначала ненависть, а потом уже изрядно потускневшая мечта о