таких вот всех насквозь современно-безграничных... - Благословляю, - послал
удовлетворенный Мойша воздушный поцелуй Чиките и Большому Оленю. -
Благословляю.., - обняла будущего зятя Долорес. - Хорошо бы, конечно, не
откладывать больше свадьбу в долгий ящик. Но придется, видимо, по заявкам
родственников дождаться окончания поисков Кати... Что ж подождем. Тем более,
что у меня на носу гастроли. Не хотелось бы их отменять. А к моему
возвращению, бог даст, все уладится... Глядя на такие дела, Гнудсон
обратился к Рони и Джони: - В любом случае вы - мои настоящие родители. Но
благословите нас с Айшой еще раз... - Благословляю, - развел глазами Джони.
- Благословляю, - довольно улыбнулась Рони, - Рожайте нам скорей желтомазых
внуков и внучек десяток штучек... А там и правнуков с правнучками... -
"Благословляю"... Как мне хочется сказать это сладкое слово тебе и твоей
Кате, - уронил старик Пилеменос отчаянную слезу на и без того уже насквозь
промокшие бинты Костаса...
сердечного сигнала. Но, увы, каждый раз Костас обнаруживал, что это
барабанит всего лишь его собственный пламенный мотор. Катя же, очевидно,
была где-то слишком далеко. А может быть по отношению к нему ее сердце
билось слишком слабо? Запутавшись в вопросах и окончательно отчаявшись,
потеряв надежду найти Катю без использования средств массовой информацию, он
дал в газету объявление о драгоценной пропаже. - Только найдись, Катя, -
скитался по дому его напрочь такой же безумный отец, - Только найдись и я во
всем раскаюсь. В своем некорректном отношении к девочкам, во взятках
налоговой инспекции, в финансировании выборной кампании нашего
мерзавца-мэра, в поставках горючего террористам... Я хочу смотреть честными
глазами в глаза моего честного внука... Приняв такое решение, он без
колебаний обратился к сыну: - Только бы она нашлась, и я сам поеду за Катей.
Пусть даже и на край света. Ты, ведь, пока не можешь пользоваться
конечностями... Только бы она нашлась. Только бы она нашлась... Как
заклинание повторял он эту фразу, присев рядом с коляской Костаса. Руки и
ноги его наливались свинцом. Тяжелели веки. Когда же глаза Пилеменоса
Старшего закрылись, то увидел он как в дом боком-боком проник степенный Отец
Прокопий. Этот человечек молча окропил журнальный столик и что-то беззвучно
прошамкал. Отец Костаса не расслышал, но он прочитал по губам старца букву
за буквой.
знает? Спрашивать Святого Отца уже было невозможно. Тот исчез также
неуловимо, как и появился. И тогда старик Пилеменос решил: - А впрочем какая
разница. Главное, что он есть у меня... Пилеменос переписал заветный адрес
на бумажку, вскочил и хлопнул по плечу ни о чем не подозревающего сына: - Я
еду, еду, еду...
водителя: - Вот черт, ну где же он?.. Бывает же такое, - забегал вокруг
машины Пилеменос, - Впервые за десять лет службы водитель отлучился куда-то,
не отпросившись. И именно сегодня. Именно сейчас. А может быть есть еще
порох в пороховницах?.. С этими словами старик сам вцепился в руль. Он не
водил машину лично лет тридцать. Но Пилеменос помнил как сдавал когда-то на
водительские права. Как его мурыжил занудный инструктор, приговаривая: -
Ничего. Тяжело в учении, но в бою спою. Вспомнишь еще меня добрым словом...
И старик помянул: - Спасибо тебе. Как ты там напевал: "сцепление, газ, эх,
раз, еще, раз..." Автомобиль послушно рванулся с места. Стрелка спидометра
также послушно прилегла на правый бок. - Двести пятьдесят километров в час,
- удовлетворенно отметил себе Пилеменос и чуть-чуть расслабился: - Скоро.
Теперь уже очень скоро... Он мигом пролетел семьсот восемьдесят пять
километров. Вот уже мелькнул и указатель города, где жила Катя. До ее дома
оставалось каких-то два километра, когда его старые руки дрогнули. На крутом
как наркомафия повороте Пилеменос не удержал руль. Лимузин откормленным
пеликаном взмыл над кюветом. Полет. Удар. Взрыв. И угасающая в пламени мысль
"Неужели не успел..."
шевелить ими. И даже ходить с их помощью. Ободранный, с кровавой царапиной
на лбу старик выбрался-таки из пылающего костра на центральную улицу. За его
спиной мощно рванул объемистый бензобак лимузина. Но он не расслышал. Он
слишком торопился.
просто до неузнаваемости. По телу пузырились ожоги первой, второй и даже
третьей степени.
желудка, а также курс ликвидации последствий опрокидывания горячих борщей,
чая и грога. Сообразив, Катя бросилась к пострадавшему с карманной аптечкой:
- У вас все цело? Вы себя чувствуете? Где помазать? Пилеменос лишь
отмахнулся, обдав ее гарью: - Все в порядке. Главное, что я нашел тебя,
невестка...
ногу старичок, - Я многое передумал и во многом переменился. И я
действительно хочу, чтобы ты стала женой моего сына, стала моей невесткой,
стала матерью моих будущих внуков... Пилеменос понурил голову: - Прости
меня, если я когда-то чем-то как-то где-то невольно обидел тебя. Не держи на
меня зла... Все, что я говорил и делал, было рождено моей слепой любовью к
сыну. Теперь моя любовь зряча, и я понимаю, что Костас не может жить без
тебя. А ты без него. Верно?..
он дома, - попытался улыбнуться опаленной губой почти свекор, - Ждет тебя,
заламывая руки. Катя однако вполне объяснимо встревожилась: - Но... - Видишь
ли, - Пилеменос в ответ устало присел на кончик стула, - Врачи просто не
рекомендовали ему перемещаться из одного пункта в другой. У него открылась
небольшая производственная травма. Не беспокойся - на семейные отношения она
не повлияет. Медики обещают полное восстановление всех производных функций
через месячишко-другой... - Я хочу его видеть. Немедленно.., - затрепетала
Катя. - Конечно-конечно, - согласно закатил глаза старик, - Именно поэтому я
так и спешил. Собирай свои манатки и вперед на вокзал. Лимузин я, к
сожалению, разбил и даже сжег. Так что придется тащиться на поезде.
Аэропорта, ведь, в этом городишке нет... - Нет, самолеты сюда не летают. И
отсюда тоже, - подтвердила она. Катя собралась в мгновение ока. И уже на
рассвете они покинули город. Как медленно продвигался к столице поезд.
Ползли за окном рощи, поляны и молодые необстрелянные еще солдаты.
Противотанковыми снарядами пролетали воробьи. На обгон уходил уже тридцать
первый велосипедист... Но, чу, объявили прибытие. Слезы застлали глаза Кати.
Как ни старалась, но она никого не могла различить на перроне. Не могла
различить даже и сам перрон. И тогда старик Пилеменос начал сам перечислять
ей встречающих: - Фома и Марфа Андреевы с цветами... Айша и Гнудсон с
цветами... Чикита и Большой олень с цветами... Долорес и Мойша с букетом...
Кто-то с детьми... Отец Прокопий с кадилом... А там, елки-маталки, в
кресле-каталке... - Я вижу, - проморгалась вконец Катя, - Это Константин,
живехонек... Замотанный во все белое Костас чем-то призывно махал ей. И Катя
поняла вдруг, что он не машет, а выписывает в воздухе вензеля: - Я л-ю-б-л-ю
т-е-б-я, К-а-т-я... - И я люблю тебя, Костас! - крикнула Катя и спрыгнула с
подножки еще мчащегося на пятой скорости поезда. Больно ударилась о
железобетонного носильщика и, разумеется, проснулась.
неиспользованную аптечку:
Чуть ли не приползет на коленях. Ага, он, наверное, сейчас с похмелья себе в
ванной отмокает. После бурной и продолжительной свадьбы сына... А Костас
сейчас вовсю ласкает Чикиту и говорит ей всякое разное приятное. Кому я
нужна такая беременная женщина из провинциально-привокзального кафе?..
Никому, только моим малышам... Катя погладила свой тепленький животик и с
тяжелым вздохом вышла на улицу. Она побоялась остаться в доме и вновь
заснуть, вновь увидеть этот счастливый сон и его такую несчастливую
развязку. - И что это меня так в сон клонит? - спрашивала она сама себя, - в
самый разгар дня? А может, так и должно быть в моем-то положении? Катя
побрела к своему кафе, чтобы сегодня в собственный выходной день посидеть в
нем запросто, как самый обычный затрапезный посетитель. Она присела на стул
так, чтобы не потревожить на бедре синяка, образовавшегося в результате
падения с кровати. Хотела заказать себе рюмку любимого вишневого, но изнутри
ее одернули, и Катя согласилась: - Чашку кофе без кофеина. - Сей момент,