княгиня Олена.
свою, сначала убей!
скрестил руки на груди, ожидая, чем окончится спор.
балаганов сюда, к ратным, бежали любопытные глядельщики. Неподобь росла и
росла. Уже и бояра заоглядывали по сторонам.
наконец Борис.
возок, и в окружении Борисовых кметей процессия устремилась к городу. Не
понять было, то ли Борис уступил, то ли взял в полон старшего брата с
матерью.
брата и матери, Дмитриевых бояр и свиту. Дружину суздальцев остановили на
подворьях по-за стеною, выславши им снедный припас.
неохотою стащивший с себя шелом и бронь, скрепя сердце изображал
хлебосольного хозяина, а мать, красная лицом, распаренная, гневная,
отходя, ругательски ругала девок, швыряла и шваркала сряду, кинула о пол
рукомой, пока не почуяла, как быстро-быстро бьется сердце в груди. Села,
отпила кислого квасу на травках, отирая концом плата невесть с чего
покатившие из глаз злые слезы. Поревела про себя. Потом уже, омывши лицо
вином с водою - сынам слез не казать! - велела холопкам переодевать себя.
И наконец, разоблачившись от дорожного платья и облачившись вновь, вышла в
трапезную палату...
который и жил тут и умер тут, на этом самом месте!.. Едва не зарыдала
опять.
когда уже невольные гости сажались за столы. - Выдь на час малой!
движением головы надежду Борисову: - Наших еще нету! Василий Кирдяпа,
сынок князь Митрия, доносят, в Орде, у хана самого... Худа б не стало!
дверь столовой палаты.
было никаких вестей.
воротился в столовую палату. Прочли молитву. В тяжелом молчании приступили
к трапезе.
любого насильника и злодея, и все потому, что должен был ради матери, ради
суздальского владыки Олексея сдерживать себя, привечать и угощать брата и
братних бояр, глядеть, как Дмитрий пыжится, закидывая голову, как он изо
всех сил изображает за этим столом старшего в роде, повелителя...
более. И быть бы грозе, быть бы крутой братней которе, да присутствие
епископа и двух игуменов, приглашенных на пир, не позволяли прорываться
буйству одного и упрямой гордости другого.
Дмитрий упирал на лествичное право, на то, что он старейший Бориса и стол
Андреев должен по праву перейти ему. Сейчас уже не имело значения, прав
был старший брат или нет. В конце концов ярлыки на княженья давала Орда, и
ни великий князь, ни митрополит не имели в том части.
щурясь от плещущего света факелов, он вышел к черному крыльцу теремов.
Измученный гонец протягивал ордынскую грамоту.
ярлык на Нижний Новгород, прибыл еще через день, к вечеру.
предлагали перенести прю на суд владыки Алексия, в Москву.
радостях пир, Борис прямо на стол перед лицом Дмитрия швырнул татарский
фирман, прекращая все дальнейшие переговоры с братом:
халате и в перстнях на корявых пальцах, читали ярлык, понимая с горем, что
Борис первый након выиграл, а на второй надобно перенести споры в Орду.
владыка Олексей, - поддержать того из вас, кто будет правее. Теперь вижу,
что надобно поддержать тебя, сыне! Но повиждь и помысли: не достоит ли все
же обратить слух к глаголам набольшего духовного судии? Суд князем на Руси
должен вершить митрополит Алексий! Понеже брат твой старейший
покидает город... Там будет паки рассмотрен и ярлык, добытый тобою!
суду духовного главы, митрополита всея Руси, кир Алексия!
полученный мною? - прервал яростно своего епископа Борис. - Ради памяти
Андрея хотя бы, как ты и сам говоришь!
власть над Нижним Новгородом и Городцом, ибо Алексий, не терпя препон от
ставленников своих, отторг вскоре от суздальской епископии эти два города,
подчинив их своей владычной власти).
сыном, не простивши Борису нанесенной ей обиды. Торочили коней. Выезжали
со двора бояре и слуги. Почетная стража стояла рядами от крыльца до ворот.
Столкнувшись в сенях, Борис с Дмитрием затрудненно едва кивнули друг
другу.
как всегда, когда гневала, дрожали руки), говорила, не глядя на младшего
своего:
большая, сердитая, еще более полная и плотная в дорожном вотоле своем.
ежели накричит, разбранит, значит - уже согласилась с чем, а там и
отойдет, а там и примет! Не скажет сама никоторого слова, а словно бы
позабудет. Вздохнул, подумал: <Усижу год-другой - и мать примет как
неизбежное!>
нижегородском столе.
дымом, там и тут возгорались пересохшие моховые болота, и небо гляделось
белесым и мглистым сквозь чад.
Василич Вельяминов. Поручение было важное, и он мог надеяться в случае
успеха получить чин окольничего, который ему, собственно, и был обещан
Алексием. С собою Тимофей Василич взял юного сына Семена и взрослых
племянников - Ивана с Микулою, детей тысяцкого.
где ему всегда нравилось бывать, слушать ученую молвь, погружаться в мир
высокой духовности, трогать дорогие греческие и латинские книги, прочесть
которые ему, по незнанию языков, не было дано.
легкий боровой дух из заречья и радостно слушая погребальные московские
звоны. Бывает такое в молодости, когда хорошо, весело ото всего, и даже
смерть не печалит и не страшит, столько в себе самом чуешь силы и радости
бытия. Микула к тому не был еще женат (в чем виною тоже был мор, унесший в
одночасье суженую ему невесту), и молодость бродила в нем, точно хмель.
снять сапоги и вымыли пахучим составом каблуки и подошвы. Вышел Кузьма,
дядин казначей (оставшись сиротою с прежнего мора, он так и возрастал в
дядином тереме), невысокий, островатый лицом и взором скорее аскет, чем
муж брани, поглядел строго своими большими, настойчивыми, в покрасневших
от частого чтения и свечного пламени веках глазами, сказал, чтобы и
холщовую летнюю ферязь Микулы приняли и унесли, пригласил затем так же
строго, без самомалейшей улыбки, в верхние горницы.
вопросил, шуткуя: