навстречу, сообщил, что приезда его следует ожидать нынче.
уже начиная раздражаться. - И не желаю идти против нашего дяди Карла, по
крайней мере сейчас, когда он прочит свою племянницу мне в супруги и сумеет
добиться избрания папы.
удовлетворения неприязненных чувств нашего дяди неподкупным министром и
удалить от власти единственного человека, который в данный момент способен
управлять делами государства. Поостерегитесь, брат мой: вам не удастся и
далее отыгрываться на полумерах. Вы сами видели, что, пока мы копались в
бумагах де Мариньи как человека, заподозренного в злоупотреблениях, вся
Франция продолжала повиноваться ему, как и раньше. Вам придется или
полностью восстановить его в правах, или же окончательно низвергнуть,
объявив виновным в вымышленных преступлениях, следовательно, подвергнуть
каре преданного слугу - а это обернется против вас самого. Пусть Мариньи
подыщет вам папу только через год; зато его выбор будет сделан в
соответствии с интересами государства, например, падет на бывшего епископа
Пуатье, которого я хорошо знаю, так как он из моих владений. А наш дядя Карл
будет твердить, что папу изберут не позже чем завтра, но и он добьется
успеха не раньше, чем Мариньи, да подсунет вам какого-нибудь Гаэтани, а тот
переберется в Рим, будет оттуда назначать ваших епископов и всем
распоряжаться.
делу Мариньи Филиппом Пуатье.
потребовал и добился, чтобы в документ не были включены титулы генерального
правителя), не имею к нему, равно как и к его наследникам, никаких исков в
отношении сборов, проводившихся управлением казны Тампля, Лувра и
Королевской палаты".
я споспешествовал вам в делах и давал советы. В качестве пэра даю вам совет
одобрить сей документ. Тем самым вы совершите акт, продиктованный
справедливостью.
приступе внезапной ярости, охватывавшей его в те минуты, когда он чувствовал
себя неправым.
Филиппом Длинным, - король зависит от справедливости, он обязан быть ее
выразителем, и благодаря ему она торжествует.
***
на скованную холодом столицу опустились зимние сумерки.
приветствовал от имени короля бывшего первого камергера, своего
предшественника, и известил Бувилля, что его ожидают во дворце.
Надо вам сказать, друг мой, я чувствую себя совсем разбитым с дороги, весь
покрыт грязью и просто чудом еще держусь на ногах. Я устарел для подобных
эскапад.
рисовал себе их последний с Гуччо ужин в отдельной комнате, где-нибудь в
харчевне, во время которого можно будет собраться с мыслями, обсудить
результаты их миссии, сказать друг другу то, что не собрались они сказать за
сорокадневное совместное путешествие, то самое заветное, что необходимо
высказать перед разлукой, как будто больше они уже никогда не свидятся.
обоих смущало присутствие Матье де Три. У Бувилля было тяжело на душе:
окончилась какая-то полоса жизни, и это наполняло сердце тоской; провожая
Гуччо взглядом, он одновременно провожал прекрасные дни Неаполя и чудесное
возвращение юности, ворвавшейся на минуту в осеннюю пору его жизни. И вдруг
это пышное цветение молодости подкошено жестокой рукой, и никогда не суждено
ему возвратиться вновь.
удовольствие, которое доставляло мне его общество", - думал Бувилль.
где находились остатки золота, полученного у Барди, изрядно подтаявшего
после дорожных расходов и умасливания кардинала; так или иначе банк Толомеи
сумел получить полагающиеся ему проценты.
разлуке с толстяком Бувиллем, ибо у прирожденных дельцов корысть отнюдь не
мешает проявлению чувствительности.
за время его отсутствия перемены и сердито хмурился. Слуги, с которыми он
сталкивался, казалось, успели забыть былую выправку и исполнительность,
каких неукоснительно требовал от них в свое время Бувилль, первый камергер
покойного государя, - их жесты утратили почтительность и церемонность,
свидетельствующие о том, что уже одна принадлежность ко двору для них
великая честь. На каждом шагу давала себя знать нерадивость.
критический дух разом покинул его: он стоял перед своим владыкой и думал
лишь о том, как бы поклониться пониже.
окончательно довершило его смятение, - как вы нашли ее величество?
лет удивительно умна.
племянником, вдруг громко расхохотался.
Марией, а принцессой Клеменцией.
Клеменция? Сейчас я вам ее покажу.
Раскрыли обе створки, защищавшие картину, зажгли свечи.
что он взорвется. Но вдруг лицо его осветилось улыбкой, и он со счастливым
видом оглянулся на дядю.
произнес Бувилль, разглядывая пейзаж Неаполя, столь знакомый ему пейзаж,
написанный на внутренней стороне обеих створок.
Приглядитесь к цвету ее лица, а волосы, волосы - чистый мед, а благородство
осанки! А шея, племянник, шея, какой женственный поворот головы!
ярмарке назначенный к продаже скот.
авантажнее в натуре, чем на портрете, - сказал Бувилль.
камергера: вытянув шею, ссутуля плечи, он стоял, как будто был наедине с
портретом. Во взоре Клеменции он обнаружил что-то общее с Эделиной: ту же
покорную мечтательность и умиротворяющую доброту; даже улыбка.., даже краски
лица были почти те же... Эделина, I но рожденная от королей для того, чтобы
стать королевой. На минуту Людовик попытался сопоставить изображенное на
портрете лицо с лицом Маргариты, и перед ним возникли черные кудряшки, в
беспорядке вьющиеся над выпуклым лбом, смуглый румянец, глаза, так легко
загоравшиеся враждебным блеском... Но образ этот тут же исчез, уступив место
облику Клеменции, торжествующему в своей спокойной красоте, и Людовик
почувствовал, что возле этой белокурой принцессы он преодолеет немощь своей
плоти.
наконец. - Бесконечно благодарен вам, дорогой дядя. А вам, Бувилль, жалую
пенсион в двести ливров, которые будут выплачиваться из казны в виде
вознаграждения за успешную миссию.
меры вознагражден честью служить вам.
- расторгнуть брак. Обручены... И он взволнованно зашагал по комнате.
будете свободны для вступления в новый брак еще до лета.
для принцессы Клеменции, и, хотя ваше предложение считается наиболее
почетным, наиболее желательным, ждать она не расположена.
пенсион в двести ливров, увы, улыбнется. Но король, не обращая внимания на
камергера, с вопросительным видом обернулся к Валуа, который поспешил
изобразить на своем лице удивление.
Неаполем, посылал туда гонцов и уверил своего племянника, что соглашение
вот-вот будет заключено окончательно и без всяких отсрочек.
спросил он Бувилля.