Чтение 29–й страницы книги ~Король холопов~

сумеет, а для настоящей работы найдется мало охотников. Я, не хвалясь
этим, собираю вокруг себя своих великополян; советую и вам так поступить.
Из болтовни ничего не выйдет, разве только распря.

Поправив шапку на голове, он с высокомерным видом, слегка
поклонившись Неорже, не глядя на остальных, удалился.

Когда гости постепенно начали расходиться и, выходя на улицу,
соблюдали величайшую осторожность, остерегаясь, чтобы все шли одновременно
и по одному направлению, из комнаты, в которой происходило собрание,
выскользнул человек, прикрытый плащом, который направился пешком около
заборов по направлению к городу и рынку. Он весь вечер молчал, не принимая
никакого участия в разговорах, только прислушиваясь и стараясь не мозолить
другим глаза, и никто не знал, каким образом он пробрался в дом.

Когда этот таинственный человек закрыл за собою двери, хозяин дома,
взволнованный разговорами, не обративший раньше на него внимания, увидел
выходящего незнакомого человека и хотел его догнать, но не успел. Рядом с
ним стоял Якса, сватавшийся к дочери Неоржи и часто посещавший его дом;
несмотря на то, что известно было о том, что он состоит на службе у короля
и его сторонник, Якса не опасались, потому что он уж никак не выдал бы
своего будущего тестя.

Неоржа порывисто спросил его, указав пальцем на ушедшего:

- Кто это?

- Я его не знаю, - ответил Якса.

- Кто же его привел? С кем он приехал? - озабоченно подхватил Неоржа.
- Не вы?

- Нет, не я, - последовал ответ.

- Черт возьми, - заворчал Неоржа, - он угрюмо стоял все время и
прислушивался. Неизвестно, кто он, а, может быть, он отправился в замок с
доносом?

Неоржа схватил себя за голову, стараясь припомнить, кто из гостей
ввел к нему незнакомца, перед которым без боязни открыто высказывались,
считая его своим человеком.

Якса успокоил его тем, что нельзя допустить, чтобы этот гость был
послан кем-нибудь с целью подслушивания, а так как он сам не осмелился бы
войти в комнату, значит, за него кто-нибудь поручился.

- Вы тоже не принадлежите к нам, а к королю и к его свите, -
обратился хозяин к Яксе, - я знаю об этом, но вы ведь не пойдете
жаловаться на нас.

Румянец выступил на лице Яксы.

- Я сюда пришел из уважения к вам, а не для того, чтобы собрать
сведения для короля, - произнес он оживленно. - Мне было неприятно слушать
все, что говорили против короля, так как я его люблю, но не мое дело
рассказывать о том, о чем высказывались откровенно, доверяя моему
благородству. Впрочем, - добавил он, - знайте, что в замке известно о том,
что каждый землевладелец думает и говорит о короле. Об этом хорошо знает
Кохан, королевский фаворит, и то, о чем он знает сегодня, на следующий
день становится известным королю.

Неоржа сделал недовольное лицо и, не желая задерживать прощавшегося с
ним Яксу, не продолжил разговора.

Усталый, зевающий, озабоченный, он лег в постель. Ему не везло, и
дела устраивались не так, как он хотел.

Незнакомец, которому удалось пробраться в собрание королевских
недоброжелателей, прямо оттуда медленным шагом направил свои стопы к
замку. Это был некий Пжедбор Задора, состоявший вместе со своим братом
Пакославом, на службе короля или, вернее, Кохана, потому что они
последнему больше служили, чем королю, которого они редко видели.

Оба брата преданно служили фавориту, который в вознаграждение
рекомендовал их Казимиру как самых верных слуг. Пжедбор и Пакослав,
происходя из бедной многочисленной семьи, вынуждены были искать счастья
при дворе и добились его, исполняя все, что им приказывали.

Кохан имел в их лице послов, помощников, посредников и, где не мог
сам действовать, прибегал к помощи одного из них.

Пжедбор и Пакослав, оба были как бы сотворены для придворной жизни.
Молчаливые, кроткие, послушные, расторопные, неутомимые, охотно
исполнявшие все, что им приказывали, в случае надобности отважно
прибегавшие к шпаге, они по своей собственной инициативе ничего не
предпринимали, боясь ответственности, но полученные ими поручения
старательно и ловко исполняли. Кохан без них не делал ни шагу, и, несмотря
на то, что он при дворе не занимал высокого положения, с ним считались
все, даже высшие должностные лица.

Часто, когда нужно было приготовить короля к чему-нибудь, склонить,
убедить в чем-нибудь, архиепископ Богория и другие втихомолку обращались
за его посредничеством.

Его нельзя было подкупить ни подарками, ни лестью. Самовольный,
гордый, он чувствовал свою силу. Иногда, если его просили о чем-нибудь,
что ему не по душе было, он, не стесняясь, отвечал, что этого не исполнит,
и напрасны были все просьбы и старания уговорить его.

Мы уже знаем о том, какие были отношения между королем и Коханом. Они
вместе выросли; Казимир знал, что можно ему доверить и о чем надо
умолчать; он был уверен в том, что в случае надобности никто лучше Кохана
не исполнит его поручения. При чужих Кохан был покорным слугой, наедине с
королем он держал себя по-товарищески и часто позволял себе делать
выговоры королю.

Казимиру трудно было обойтись без Кохана Равы, хотя временами он
должен был его сдерживать. Рава лучше всех был осведомлен о том, что
происходило в стране, в городе, в замке и обо всем, касавшемся короля,
донося ему только о том, что, по его мнению, Казимиру необходимо было
узнать.

Он и Вержинек, бывший с ним в дружеских отношениях, были тайными
советниками Казимира в делах, касавшихся его лично, услаждая и облегчая
его жизнь и во многих даже случаях предохраняя его от неприятных
происшествий.

От них ничего нельзя было скрыть; их зоркие глаза все видели, их
чуткое ухо все слышало, и хотя король осыпал их своими щедротами, они его
любили не из-за жадности или из благодарности, а только как человека. Они
одни знали его таким, каким он был в действительности.

Подобно тому, как запах цветов не всегда соответствует пользе
приносимой ими - иногда целебные травы пахнут отвратительно, как будто яд
- так и слава человеческая возвышает людей не по заслугам, забывая о том,
что достойно быть упомянутым.

В то время в Казимире каждый видел то, что ему хотелось видеть; даже
самые близкие не знали его, как следует: ни Богория, ни Сухвильк, ни
владетель Мельштина, ни Трепка, ни Вержинек, ни даже Кохан.

Каждый из них замечал только видимые ему черты этого человека как
короля, барина или друга, считая, что знают его всецело. Великого и
несчастного короля, обремененного думами и заботами, можно будет
охарактеризовать только в будущем, судя по его поступкам. Одни его
называли жадным, другие расточительным, одни - самовольным, другие -
необузданным...

В данном ему насмешливом прозвище "король хлопов" видна была нелюбовь
рыцарства к нему, несмотря на то, что король не урезал ни их свободы, ни
их привилегии; на него были обижены за то, что он заботился о них наравне
с мещанином, крестьянином, даже с евреем и не был рыцарем, а тщательно
занимался администрацией. Подобно Неорже, не простившему ему изгнание
лошадей из Велички, другие не прощали ему то, что он вступался за обиду
мужика, требовал одинаковой справедливости для всех и радовался обогащению
мещан.

Это возвышавшееся среднее сословие, рост которого вскоре должен был
быть приостановлен, казалось грозным для рыцарства. Со временем король мог
опереться на него и воспользоваться им в борьбе с рыцарями и дворянами.
Казимир знал, как о нем судили, но он относился к людскому мнению так же
хладнокровно, как отец его к встрече с неприятелем.

Он не интересовался злыми языками; не боясь ничьей мести, он никогда
не изменял своего решения, встречая сопротивление и ропот толпы.
Жаловались на вислицкие законы, но король их провел, настояв на своем. О
своих делах он не любил говорить и иногда только что-нибудь рассказывал
избранным. Если у него являлась какая-нибудь идея, он не задумывался о
том, как ее примут, а исполнял то, что задумал.

Вследствие его упорного молчания, часто окружающие не могли
догадаться о его решениях и о его намерениях... и опасались его.

После перенесенных бедствий от чумы, принятой и объявленной большей
частью духовенства как наказание за грехи короля, после покровительства,
оказанного преследуемым евреям, по получении прозвища "короля хлопов"
Казимир, зная, как много у него недоброжелателей, вовсе не старался
примирить их с собою. Когда Кохан высчитывал ему всех его врагов, он,
покачивая головой, улыбался.

- За слова я мстить не буду, - говорил он, - если кто-нибудь совершит
проступок, я не прощу и примера ради накажу... Слово - это ветер;
обыкновенно те, которые много говорят, мало делают.

Поэтому он не преследовал ни Неоржу, не допуская его к себе, ни
других, а ограничивался тем, что относился к ним с презрением.

На следующий день после того, как нерасположенные к королю
землевладельцы, собравшись у Неоржи и откровенно высказавшись о том, что у
них было на душе, по неосторожности своей были подслушаны Пжедбором,
донесшим о них Кохану, последний направился в спальню короля, чтобы ему
заблаговременно сообщить о вчерашнем собрании.

Король в это утро поднялся с постели измученный и, как у него часто
случалось, изнемогающий под бременем жизни. После трагедии в Венгрии,
расстроившейся свадьбы в Праге, после женитьбы на Аделаиде на него часто