зать, окунулось в каком-то елее?
Ну, да все равно! Вот что значит, полковник, исполненный долг! Побеждай-
те же себя. Вы самолюбивы, необъятно самолюбивы!
узнал, так и это узнал.
от себя и забываете, что ласковый теленок две матки сосет.
любиво напрашиваетесь на внимание, что порядочный человек от вас за три-
девять земель убежать готов!
для других, тогда вспомнят и о вас. Живи и жить давай другим - вот мое
правило! Терпи, трудись, молись и надейся - вот истины, которые бы я же-
лал внушить разом всему человечеству! Подражайте же им, и тогда я первый
раскрою вам мое сердце, буду плакать на груди вашей... если понадобит-
ся... А то я да я, да милость моя! Да ведь надоест же наконец, ваша ми-
лость, с позволения сказать.
дя. - Но не всем же и я виноват, Фома: так уж меня воспитали; с солдата-
ми жил. А клянусь тебе, Фома, и я умел чувствовать. Прощался с полком,
так все гусары, весь мой дивизион, просто плакали, говорили, что такого,
как я, не нажить!.. Я и подумал тогда, что и я, может быть, еще не сов-
сем человек погибший.
литесь и мимоходом попрекнули меня слезами гусар. Что ж я не хвалюсь
ничьими слезами? А было бы чем; а было бы, может быть, чем.
шее время.
сердце нашем, Егор Ильич. Отчего же я всегда счастлив и, несмотря на
страдания, доволен, спокоен духом и никому не надоедаю, разве одним ду-
ракам, верхоплясам, ученым, которых не щажу и не хочу щадить. Не люблю
дураков! И что такое эти ученые? "Человек науки!" - да наука-то выходит
у него надувательная штука, а не наука. Ну что он давеча говорил? Давай-
те его сюда! давайте сюда всех ученых! Все могу опровергнуть; все поло-
жения их могу опровергнуть! Я уж не говорю о благородстве души...
знание сердца человеческого, знание современных литератур; я показал и
блестящим образом развернул, как из какого-нибудь комаринского может
вдруг составиться высокая тема для разговора у человека талантливого.
Что ж? Оценил ли кто-нибудь из них меня по достоинству? Нет, отвороти-
лись! Я ведь уверен, что он уже говорил вам, что я ничего не знаю. А
тут, может быть, сам Макиавель или какой-нибудь Меркаданте перед ними
сидел, и только тем виноват, что беден и находится в неизвестности...
Нет, это им не пройдет!.. Слышу еще про Коровкина. Это что за гусь?
уж будет хороший, Фома!
ный книгами. Души в них нет, полковник, сердца в них нет! А что и уче-
ность без добродетели?
ет само собою, Фома!
Фома, подымаясь с кресла. - Я не могу еще вас совершенно простить, пол-
ковник: обида была кровавая; но я помолюсь, и, может быть, бог ниспошлет
мир оскорбленному сердцу. Мы поговорим еще завтра об этом, а теперь поз-
вольте уж мне уйти. Я устал и ослаб...
что? не хочешь ли подкрепиться, закусить чего-нибудь? Я сейчас прикажу.
том. - Сперва напоят тебя ядом, а потом спрашивают, не хочешь ли заку-
сить? Сердечные раны хотят залечить какими-нибудь отварными грибками или
мочеными яблочками! Какой вы жалкий материалист, полковник!
шей родительнице: падите на колени, рыдайте, плачьте, но вымолите у нее
прощение, - это ваш долг, ваша обязанность!
говоря, об этом же думал. Я готов хоть до рассвета простоять перед ней
на коленях. Но подумай, Фома, чего от меня и требуют? Ведь это неспра-
ведливо, ведь это жестоко, Фома! Будь великодушен вполне, осчастливь ме-
ня совершенно, подумай, реши - и тогда... тогда... клянусь!..
что я во все это нимало не вмешиваюсь, то есть вы, положим, и убеждены,
что я всему причиною, но, уверяю вас, с самого начала этого дела я уст-
ранил себя совершенно. Тут одна только воля вашей родительницы, а она,
разумеется, вам желает добра... Ступайте же, спешите, летите и поправьте
обстоятельства своим послушанием. Да не зайдет солнце во гневе вашем! а
я ... а я буду всю ночь за вас молиться. Я давно уже не знаю, что такое
сон, Егор Ильич! Прощайте! Прощаю и тебя, старик, - прибавил он, обраща-
ясь к Гавриле. - Знаю, что ты не своим умом действовал. Прости же и ты
мне, если я обидел тебя... Прощайте, прощайте, прощайте все, и благосло-
ви вас господь!..
превосходительство"!..
подвига; но какой благородный, какой бескорыстный, какой великий чело-
век! Сергей - ты ведь слышал... И как мог я тут соваться с этими деньга-
ми, то есть просто не понимаю! Друг мой! я был увлечен; я был в ярости;
я не понимал его; я его подозревал, обвинял... но нет! он не мог быть
моим противником - это я теперь вижу... А помнишь, какое у него было
благородное выражение в лице, когда он отказался от денег?
больше! Последний раз говорю, скажите: чего вы от меня требуете? зачем
вызвали и чего ожидаете? И если все кончено и я бесполезен вам, то я
еду. Я не могу выносить таких зрелищ! Сегодня же еду!
только две минуты: я, брат, иду теперь к маменьке... там надо кончить
... важное, великое, громадное дело!.. А ты покамест уйди к себе. Вот
Гаврила тебя и отведет в летний флигель. Знаешь летний флигель? это в
самом саду. Я уж распорядился, и чемодан твой туда перенесли. А я буду
там, вымолю прощение, решусь на одно дело - я теперь уж знаю, как сде-
лать, - и тогда мигом к тебе, и тогда все, все, все до последней черты
расскажу, всю душу выложу пред тобою. И...и... и настанут же когда-ни-
будь и для нас счастливые дни! Две минуты, только две минутки, Сергей!
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Аникина Наталья
Херберт Фрэнк
Каргалов Вадим
Лукин Евгений