махнул на свой велосипед, горничная вошла в писчебумажную
лавку, потянулись дамы следом за своими собаками, сошедшими с
ума от каких-то новых, выразительных дуновений,-- последним
двинулся господин в сером, и только бородатый
старик-иностранец, с судком в руке, один продолжал неподвижно
глядеть вверх.
белых молний, которые отскакивали от передних стекол
проезжавших автомобилей. Было что-то такое в воздухе, от чего
забавно кружилась голова, то теплые, то прохладные волны
пробегали по телу, под шелковой рубашкой,-- смешная легкость,
млеющий блеск, утрата собственной личности, имени, профессии.
сущности говоря, вернуться в контору,-- но в этот первый
весенний день контора тихонько испарилась.
дама в пегом пальто, и с нею рядом катил на трехколесном
велосипеде мальчик лет пяти в синей матроске.
остановился, раскинув руки.
мигая от солнца.
Еще мельче стали черты ее подвижного, умного, птичьего лица. Но
налет прошлой прелести исчез. Конечно, она постарела со дня их
разлуки. Семь лет с лишком,-- шутка ли сказать!..
таким знакомым, хрипловатым, скорым голоском.-- Раз ты проехал
в открытом автомобиле, а раз--в театре: ты был с высокой темной
дамой. Твоя жена, правда? Я сидела от вас...
взвешивая ее маленькую руку в тугой белой перчатке.-- Но вот уж
я не думал тебя встретить сегодня. Это что-- твой ребенок? Ты
замужем?
записать. Надобно было бы нотной бумаги, два музыкальных ключа.
Пока он говорил: "...вот уж я не думал...",--она уже говорила
свое: "...через, может быть, десять кресел. Я так и поняла, что
это твоя жена. Ты не -изменился, Курт. Только усы подстрижены.
Да, это мой мальчик. Нет, я не замужем. Плод недоразумения.
Проводи меня кусочек..."
на солнышке. Я, знаешь, только что видел -- нет, не совсем так
много...
тоже устроилась... ("не совсем так много,-- вставил Курт,--но
ты мне лучше скажи...") ...очень счастлива. У меня после тебя
было только четверо, но зато один богаче другого. А теперь
совсем хорошо. У него -- чахоточная жена за границей. Он как
раз на месяц уехал к ней. Немолодой, солидный. Обожает меня. А
скажи, Курт, ты-то счастлив?
остановился было, глядя на него круглым детским взглядом, а
потом, дудя губами, запедалил дальше.
смотри, он как модная дама подстрижен. Если бы мне тогда
сказали...
какие-то стихи, шоколадные конфеты с ликером в середине ("Нет,
эта опять с марципаном, я хочу с ликером..."), аллею памятников
в центральном парке,-- и то, как эти смешные пузатые короли
были чудесно хороши лунной ночью, среди цветущей, электрическим
светом убеленной сирени... Такие бледные, такие неподвижные-- и
такой сладкий запах, о Господи, и непонятные громады теней...
Те два коротких веселых года, когда Эрика была его подругой, он
вспомнил теперь, как прерывистый ряд мелких забавных
подробностей:--картину, составленную из почтовых марок, у нее в
передней, ее манеру прыгать на диван, или сидеть, подложив под
себя руки, или вдруг быстро похлопывать его по лицу; и оперу
"Богема", которую она обожала; поездку за город, где, на
террасе, под цветущими деревьями, они пили фруктовое вино;
эмалевую брошку, которую она там потеряла... Все это легкое и
немного щемящее взыграло в нем, пока она быстро и легко, в такт
его воспоминаниям, рассказывала о том, какая у нее теперь
квартира, рояль, гравюры...
"меня зовут Мими..."
тряся головой.--А вот ты все такой же, такой... (она не сразу
могла подобрать слово) ...пустяковый.
хотел его мимоходом погладить по светлокудрой голове, но тот
уже отъехал...
Скажи?
Жена тебя любит?
прищурился.-- ...Видишь ли, она очень холодна... -- Верна тебе?
Держу пари, что изменяет. Ведь ты... Он рассмеялся:
себе не представляю, как она кого-либо -- даже меня -- по своей
бы воле поцеловала.
слов.-- Я так и вижу, что ты делаешь со своей женой. Любишь и
не замечаешь. Целуешь и не замечаешь. Ты всегда был
легкомыслен, Курт, и в конце концов думал только о себе. О, я
хорошо тебя изучила. В любви ты не был ни силен, ни очень
искусен. И я, знаешь, никогда, никогда не забуду нашего
расставания. Так глупо шутить... Скажем, ты меня больше не
любил, скажем,-- ты был свободен, мог поступить, как хотел. Но
все-таки... Он опять рассмеялся:
И все такое. Впрочем, я тебя не забывал долго.
ты меня делал попросту несчастной. Я понимала вдруг, что ты
только... скользишь. Не могу объяснить это чувство. Ты сажаешь
человека на полочку и думаешь, что он будет так сидеть вечно, а
он сваливается,-- а ты и не замечаешь,--думаешь, что все
продолжает сидеть,--и в ус себе не дуешь...
наблюдателен. Вот, например,-- у тебя раньше челка была
светлая, а теперь какая-то рыжая...
Бог тебе судья, Курт. Я уже давно перестала на тебя сердиться.
Приходи ко мне кофе пить как-нибудь. Поболтаем, вспомним
старое...
этого не сделает.
оставил в пепельнице таксомотора) и на прощание долго трясла
ему руку, продолжая быстро-быстро говорить. Смешная Эрика...
Это маленькое лицо, нежные ресницы, птичий нос, хриплый
торопливый говорок.
опять. Обернувшись, Драйер несколько раз на ходу помахал
шляпой, извинился перед столбом фонаря, пропустил его и, надев
шляпу, пошел дальше. Напрасная все-таки встреча. Теперь уж
никогда не будешь помнить Эрику, как помнил ее раньше. Ее
всегда будет заслонять Эрика номер второй, нарядная, в
незнакомой шляпе и пятнистом пальто, с мальчиком на
велосипедике. И хорошо ли было ответить, что он "не совсем
счастлив". Чем он несчастен? Зачем было так говорить? Быть
может, вся прелесть Марты именно в том, что она так
холодна. Есть холодок в ощущении счастья. Она и есть этот
холодок. Воплощение самой сущности счастья. Сокровенная
прохлада. Эрика, постельная попрыгунья, конечно, не может
понять, что такой холод -- лучшая верность. Как можно было так
ответить... А кроме того, вот это все,-- что кипит кругом,
смеется, искрится каждый день, каждый миг,-- просит, чтобы
посмотрели, полюбили... Мир, как собака, стоит--служит, чтобы
только поиграли с ним. Эрика, небось, забыла всякие смешные
поговорки, песенки, и Мими в розовой шляпе, и фруктовое вино, и
движение солнечного пятна на ступени. Хорошо бы поехать в
Китай...
продиктовал секретарю совершенно невозможное письмо к одной
старой, заслуженной фирме. Под вечер, в странно-освещенной
мастерской, где медленно рождалось чудо, он хлопал изобретателя
по спине, так что тот вдвое сгибался и делал поневоле смешные