неподвижные, словно манекены, спрятав руки в широкие рукава и склонив
головы, покрытые капюшонами, за исключением одного, стоящего с непокрытой
головой за высоким креслом, в котором расположилась весьма примечательная
фигура. Это был высокий красивый мужчина лет сорока, с ног до головы
облаченный в пурпур. Алая шапочка, очевидно, покрывала тонзуру[5],
выстриженную в его гладких каштановых волосах; на фоне красной сутаны
сверкал белоснежный тончайший воротник; на груди поблескивал золотой крест.
На руках были красные перчатки, а на указательном пальце правой руки
красовался епископский сапфир. Спокойное и суровое выражение лица придавало
ему величавость и достоинство. Красивые глаза незнакомца устремились на
незванных гостей, столь резко и бесцеремонно вторгшихся в его обитель, но
они не утратили светившегося в них высокомерного спокойствия. Казалось, ему
были недоступны все человеческие страсти в отличие от стоящего за ним
монаха. Это был коренастый краснолицый субъект, явно неравнодушный к выпивке
и освобожденный самой природой от необходимости выбривать тонзуру --
взлохмаченные седые волосы обрамля
окинул вошедших, этому благочестивому брату ничто человеческое было не
чуждо. Капитан Блад подтолкнул остолбеневшего алькальда в каюту и последовал
за ним со шляпой в руке.
апоплексического удара, пожелал узнать, что все это означает.
предупреждал вас, что мои рабы не совсем обычные.
кто вы такой, что осмеливаетесь на подобные гнусные, нечестивые шутки?
-- К вашим услугам.
капитан Блад? Тот самый проклятый пират, продавший душу дьяволу?
это, сеньор. -- Последующие слова капитана подтвердили худшие подозрения
дона Иеронимо. -- Позвольте мне представить вам его преосвященство
кардинала-архиепископа дона Игиасио де ла Фуэнте, примаса Новой Испании. Я
уже говорил, что вам, возможно, придется встретиться с ним скорее, чем вы
думаете.
низко поклонился кардиналу.
тем не менее является в этих краях в какой-то мере важной персоной, --
алькальда гаванского порта.
Волверстона, который рявкнул ему в ухо:
на объятого ужасом офицера, упавшего перед ним на колени.
алькальд.
время как рука, увенчанная кардинальским перстнем, торжественно протянулась
для поцелуя.
губам с такой быстротой, как будто собирался ее откусить.
Очевидно, нас намереваются продать -- и меня, и бедных братьев святого
Доминика, разделивших со мной бедствия плена у этих еретиков. Мы должны
молиться о ниспослании нам твердости духа, памятуя о великих апостолах,
святых Петре и Павле, которые были заключены в тюрьму во время исполнения их
священной миссии.
тучности, сколько от переполнявших его чувств.
простонал он.
бедного ослепленного еретика.
Блад. -- Но это неизбежно при столь поспешных суждениях. Я не бедный, не
ослепленный и не еретик. Я сын нашей матери церкви. Если я был вынужден
совершить насилие над вашим высокопреосвященством, то только для того, чтобы
сделать вас заложником устранения чудовищной несправедливости, совершенной
именем его католического величества и святейшей инквизиции. Однако ваша
мудрость и благочестие позволяют вам самому свершить правосудие.
вперед и прорычал сквозь зубы, словно терьер:
обратился к Бладу. -- Я говорил, сеньор, о духовной, а не о телесной
бедности и слепоте. Ибо в этом смысле вы и нищи и слепы. -- Вздохнув, он
добавил более сурово: -- А если вы в самом деле сын истинной церкви, то ваше
поведение еще безобразнее, чем я думал.
узнаете всех мотивов моего поведения, -- сказал Блад и, подойдя к открытой
двери, громко позвал: -- Капитан Уокер! В каюту вошел человек, буквально
трясущийся от бешенства. Небрежно кивнув кардиналу, он, подбоченясь,
повернулся к алькальду.
меня снова, паршивый негодяй? Ты, очевидно, не знал, что английский моряк
живуч, как кошка. Я вернулся за своими кожами, ворюга, и за кораблем,
который потопили твои мошенники.
неожиданное появление капитана Уокера. Пожелтевший, дро
слова для ответа. Но капитан Блад решил дать ему немного времени для того,
чтобы собраться с мыслями.
он. -- Мы явились сюда, чтобы вернуть украденное, а его преосвященство
послужит заложником. Я не стану настаивать на выдаче крокодиловых кож,
которые вы задолжали этому бедному моряку. Но вам придется выплатить их
стоимость золотом, причем по той цене, которую за них дают в Англии, то есть
двадцать тысяч. Кроме того, вы дадите капитану корабль, по крайней мере не
меньшего тоннажа, чем тот, который потопили ваши люди по приказу
генерал-губернатора. На этом корабле должно быть не менее двадцати пушек, а
также вода, провизия и все необходимое для длительного путешествия. Когда
все будет оценено, мы обсудим вопрос о высадке его преосвященства на берег.
струйка крови. Трясясь от бессильной злобы, он все же не был настолько
ослеплен, чтобы не понимать: все орудия мощных фортов Гаваны и адмиральской
эскадры, в пределах досягаемости которых столь дерзко бросил якорь пиратский
корабль, беспомощны до тех пор, пока на борту находится священная особа
примаса Новой Испании. Попытка взять корабль приступом также чревата
смертельной опасностью для кардинала, находящегося в руках этих отчаянных
головорезов. Его преосвященство должен быть освобожден, чего бы это ни
стоило, и притом как можно скорее. Хорошо еще, что требования пиратов
оказались сравнительно скромными.
живот и заговорил с Бладом таким тоном, как будто он обращался к своему
лакею.
информирую его превосходительство генерал-губернатора. -- И с видом крайнего
смирения он обернулся к кардиналу. -- Позвольте мне удалиться, ваше
преосвященство, и примите мои уверения в том, что вы не задержитесь здесь ни
на одну лишнюю минуту. -- Он нилко поклонился, намереваясь выйти из каюты,
но кардинал задержлл его. Очевидно, он не пропустил ни одной реплики в
разыгравшейся перед ним сцене.
брови. -- Этот человек говорил о краже, о возмещении убытков. Были ли у него
основания употреблять такие слова?
Блад. -- В таком случае вы, может быть, отпустите мне грех, который я
совершил, наложив руки на вашу священную особу. -- И он в нескольких
лаконичных фразах изложил историю ограбления капитана Уокера, содеянного под
предлогом охраны закона.
кипевшему от злости алькальду. В его мягком голосе послышались гневные