- Попробуем!
и удастся, но скольжения все равно не будет.
если полностью заправим баки из этой цистерны и бросим ее здесь, до
Пионерской доползем. На пределе, но доползем.
подсчетом застрянем в полсотне километров от Пионерской и откинем без
топлива копыта.
Ленька. -Заправимся до отказа, но бросим здесь, кроме цистерны, и
какой-нибудь тягач. Тогда па остальные машины солярки хватит. Ну, как?
может случиться. Нельзя бросать машину, пока она на ходу. Не спортивно!
окурок!
подытожил Гаврилов. - Бери, Игнат, лампы и разбивай людей на бригады.
Работать так: как масло разогреется , счищай, не теряя ни секунды, не то
снова окаменеет. Под очищенную поверхность сначала подставляй чурку и
лишь потом подкапывайся под следующий участок полоза, иначе сани с
цистерной осядут - не вытащим. За дело, сынки!
Восток-1. Пять часов длились проводы, и были это, наверное, самые
трудные часы за весь поход.
и втрое высушили, ни влажности, ни кислорода в нем не осталось: да долю
каждого пришлось слишком много резких движений, на куполе вообще
противопоказанных. Чтоб подобраться к полозьям снизу, рубили в снегу
глубокие траншеи - на это и уходили главные силы, а затем растапливали
комки авиационными паяльными лампами. Задыхались от копоти, обжигались
раскаленным маслом, сменялись каждые десять минут и шли в "Харьковчанку"
- отдыхать и лечить ожоги. Дымились пропитанные соляром каэшки, отврати-
тельно пахло паленым. Давид прожег подшлемник и опалил бороду до кожи, у
Маслова обгорели усы и веки. От дыма и копоти помороженные лица людей
совсем почернели, черной была слюна и даже слезы из глаз казались
черными.
Сомова, и их обоих Алексей до работы больше не допускал. Остальных тоже
шатало, но они пока еще держались.
стали рубить узкие - на Тошку - и на этом сэкономили по меньшей мере
час. Лампой теперь орудовал он один: раскалял масло и тут же счищал его
ветошью. Пока другие готовили новую траншею, он успевал и дело свое
сделать и отлежаться минут десять в "Харьковчанке", где за ним был
организован особый уход. Алексей смазывал лицо и руки Тошки защитной
мазью, давал микстуру, чтобы тот откашлялся, и поил горячим чаем. А
Тошка, который стал главной фигурой, с комичной важностью принимал
заботы, даже пошучивал, но под конец, когда почти вся работа была
сделана, до того дошел, что из-под полоза его за ноги вытаскивали.
сани нормально, и легли спать. В первый раз не разделись до белья и печь
не загасили, но в этом не было необходимости, потому что в
"Харьковчанке" у капельницы все семь часов продежурил батя, а в жилом
балке - Алексеи. Они же и подняли людей, не пошелохнувшихся от звонка
будильника, силой пришлось поднимать - жестокая нужда.
жилам. Сомову надоело отдыхать, и он отправился на свой тягач, а Тошка
подменил Валеру, которого Алексей уложил болеть. Часа за четыре разогре-
ли топливо и масло, запустили двигатели и, не оглянувшись, покинули
станцию Восток-1.
километром чуть-чуть, незаметно для глаза понижался и столь же незаметно
повышались атмосферное давление и температура воздуха, насыщенность его
кислородом.
улучшить самочувствие походников, поскольку организм человека чутко
реагирует на изменения окружающей его среды. Но в таком теоретически
безупречном выводе имелся бы логический просчет, ибо оказалось бы
неучтенным одно обстоятельство: люди не успевали восстанавливать свои
силы.
пожалуй, хватило бы по такой работе в самый раз. Не позволяла
арифметика. Приплюсуйте четыре-пять часов на подготовку тягачей да еще
несколько часов на неизбежные ремонты, на завтрак, обед и ужин - сколько
времени останется на перегон? Пшик останется! А метели, когда из машины
носа не высунешь? А непредвиденные аварии, другие беды, которых не
запланируешь? И получится, что если спать по десять-одиннадцать часов,
то поход от Востока до Мирного затянется на четыре месяца. Вернее, мог
бы затянуться - ни топлива, ни продуктов питания, ни баллонов с газом
для камбуза на эти месяцы не хватит.
сутки. И это многовато, но ничего не поделаешь, меньше никак нельзя. Но
и больше - ни на минуту, потому что через месяц поезд должен быть в
Мирном.
Мирный можно было бы прийти и через полтора-два месяца. А раз уж это
произошло, то крайний срок возвращения - месяц.
походников осталось на тридцать дней.
другие.
сердечная недостаточность и ему необходим полный покой. А как его, этот
покой, обеспечишь?
распространились слухи о неизбежной гибели поезда, и Макаров лично под
свою ответственность редактирует и переписывает отчаянные радиограммы
походникам от родных и близких. Гаврилов взял с Маслова клятву, что тот
будет держать язык на привязи.
новой угрозе, нависшей над поездом. Установленный на Валерином тягаче
кран-стрела, единственный механизм, способный поднять коробку передач
или другой тяжелый груз, в любой момент может выйти из строя: в шестерне
обнаружилась неожиданная трещина. Лопнула каленая сталь, не выдержала
адских холодов. А запасной шестерни не было!
пути, морозы ослабли до шестидесяти четырех градусов, и у людей
появилась надежда, что поход закончится благополучно. Не так страшна
трещина в металле, как трещина в этой самой надежде.
оно и убивает.
похрапывал, разметавшись на полке в одном белье. Чтобы не мешать бате,
Валера отодвинулся к самому краю и молча смотрел, как Алексей
пересчитывает ампулы в аптечке.
Голова раскалывалась от боли, грудь сжимало, горло саднило, будто по
нему прошлись рашпилем. За весь поход не было так плохо. Откашлялся,
наглотался таблеток и теперь лежал, обложенный горчичниками. Хронический
бронхит, определил Алексей, а может, затронуты и верхушки легких. Все,
отработался, из "Харьковчанки" больше не выйдешь до самого Мирного...
попробовать отлежаться в тепле. А насчет "больше не выйдешь" - это еще
посмотрим. Бате работать нельзя, Никитину работать нельзя, а Сомову
можно? Не сегодня завтра и Васю рядом уложишь. А что Тошка светится, как
восковой, и Давида без ветра шатает, не видишь? Видишь, дорогой друг.
Всякое может случиться; не будем загадывать, кому суждено довести поезд.
нос на лице остался. Эх, Леша, Леша, напрасно запаял ты свою душу в
консервную банку!..
Корнев Павел
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия