сосчитать. Если мы одержим победу, все вы до единого станете богачами.
пудингах с душистыми приправами!
свидетель! Ждет вас только одна помеха - слишком трудно будет сделать
выбор - столько их попадет к нам в руки. И не чумазых крестьянок, а
знатных дам, привыкших нежиться на шелковых простынях. Как с непривычки
почувствуют себя ваши грубые шкуры в таких постелях!
их тщеславия.
ступеням истории! Ведь это не грабительский поход, но достославная
война. Представьте себе, что жители Тортуги будут указывать на каждого
из вас, говоря: "Этот человек брал Панаму! Этот человек герой, и он
богач!" Подумайте, как будут бегать за вами женщины Гоава, когда вы
вернетесь домой. Вот перед вами Золотая Чаша. Побежите ли вы? Многие
сложат сегодня головы на поле брани, но те, кто останется жив, унесут
золотую Панаму к себе домой в карманах и кошельках.
воздушные поцелуи, карибы что - то бормотали и закатывали глаза,
голландские обжоры тупо смотрели на белый город.
ничего не знаю об испанских офицерах. Они любят покрасоваться.
Стреляйте в их центр, все разом, а когда центр дрогнет, атакуйте и
прорвите его.
стрелков, остальные за ними.
пехотинцев в длинную линию, каждую роту в две ровные шеренги. Он
оглядел рваный строй противника с брезгливым презрением. И с почти
веселой улыбкой дал сигнал.
проделывая сложные эволюции. Всадники образовывали то клин, то квадрат.
На рысях они меняли построение, как во время смотра, - треугольники
сменялись подобиями буквы "Т". Внезапно все сабли разом вспыхивали в
солнечных лучах, легкий поворот кисти - и они словно исчезали, чтобы
вновь блеснуть через секунду. Дон Хуан застонал от восторга:
моего любимого капитана. Ах, Родригес! Неужели это я научил тебя
подобному? Неужели это тот самый Родригес, которого я еще так недавно
качал на руках? Тогда он был младенец, но сейчас он мужчина и герой.
Взгляните, как уверенно, как точно они держат строй! Полюбуйтесь
Родригесом и его всадниками, друзья мои! Как эти животные смогут
противостоять моей кавалерии ?
губернатора. Его плечи напряглись. Он приподнялся на стременах и дал
сигнал атаковать. Взволнованно запели трубы. Копыта глухо загремели по
траве. Эскадрон катился вперед, точно алая волна с серебряным гребнем.
Родригес повернулся в седле и гордо посмотрел на несущихся за ним
кавалеристов, выполнявших его приказы так, словно они были членами
единого огромного тела, которым управлял его мозг. Каждая сабля замерла
в одну линию с лошадиной шеей. Родригес еще раз обернулся, чтобы
взглянуть на свою любимую Панаму перед сечей. И тут весь эскадрон
карьером влетел в трясину. Да, они знали, что тут есть трясина, но в
радостном волнении, в упоении своим искусством они про нее забыли. И во
мгновение ока кавалерия Панамы превратилась в бесформенные груды людей
и лошадей. Они были словно мухи, бьющиеся на зеленой липкой бумаге.
искалеченных, извивающихся тел и разрыдался, как ребенок, вдруг
увидевший, что его красивая игрушка валяется разбитая в придорожной
канаве. Губернатор не знал, что ему делать. Красный туман горя
одурманил его мозг. Он повернулся и побрел к городским во - ротам.
"Надо пойти в собор послушать мессу", - поду - мал он.
стороны в сторону. Каждый офицер выкрикивал приказы во всю силу своего
голоса. Наконец, всех перекричал молоденький лейтенант, под чьей
командой были дикие быки.
вопль подхватили остальные. Индейцы, державшие быков, вырвали кольца из
ноздрей могучих животных и принялись тыкать их сзади острыми палками.
Стадо медленно двинулось вперед по равнине. Потом рыжий великан перешел
на рысь и увлек за собой остальных.
офицер. - Там, где они промчатся, мы найдем на окровавленной траве
пуговицы, обломки оружия - и ничего больше.
Внезапно двести стрелков упали на колено и выстрелили - выстрелили
быстро, как охотники по бегущему зверю. И на пути стада словно стала
ревущая брыкающаяся стена. Быки, не задетые пулями, остановились как
вкопанные, учуяли кровь, повернулись и в панике ринулись назад, туда,
где стояли испанцы. Офицер не ошибся. Там, где они промчались сквозь
ряды солдат, остались только пуговицы, обломки оружия да окровавленная
трава.
бреши, оставленные быками, и погнали отделенных друг от Друга
защитников города вправо и влево. Боевые кличи почти не гремели, но все
равно европейские солдаты просто не понимали законов такой рукопашной.
Страшные бродяги хохотали и поражали врагов обеими руками. Испанские
солдаты попытались дать отпор, но затем их сердца под алыми мундирами
утратили последнюю каплю мужества, и они кинулись прятаться в зарослях.
Кое - где флибустьеры устремлялись в погоню и закалывали замешкавшихся.
Вскоре от четырех тысяч испанцев на равнине не осталось никого. Одни
вскарабкались на деревья и спрятались в листве, другие заблудились в
горах и погибли там. Золотая Чаша лежала перед Генри Морганом, никем не
обороняемая.
улице. На каждом перекрестке часть сворачивала в боковые переулки,
словно река потекла по своим притокам. У каждого внушительного дома от
общего потока отделялось несколько человек: удары в дверь, общий
натиск, створка падала в прихожую, точно крышка переплета огромной
книги, нападающие протискивались в проем, а затем крики, два - три
отчаянных вопля... Из какого - то окна высунулась старуха, с
любопытством разглядывая страшного врага. Внезапно ее лицо вытянулось
от разочарования.
Эти разбойники точно две капли похожи на наших испанцев. Никакие они не
дьяволы, а мужчины как мужчины! - И она захлопнула окно, словно
негодуя, что они оказались всего лишь людьми.
Занялся квартал, улица - и запылала половина города.
дверях стоит дон Хуан Перес де Гусман с обнаженной шпагой в руке.
что я обороню их от этой беды. Меня постигла неудача, но, может быть, я
сумею убить тебя!
внушило ему робость.
рабов запалил его в отместку.
без лишних слов? Почему ты не выхватил свою шпагу? О, я трус! Я слишком
долго выжидал! Мне надо было молча проколоть тебе горло. Мгновение тому
назад я хотел умереть, искупить смертью мою вину, но прежде - убить
тебя, чтобы умиротворить свою совесть. Панама погибла, и я тоже должен
был погибнуть! Как может палец жить, если тело умерло? Но теперь я уже
не могу умереть. У меня не хватит духа. И убить тебя я тоже не могу. Я
обманывал сам себя! Ах, если бы я нанес удар сразу! Если бы я не
заговорил... - Он побрел к воротам, за которыми начиналась равнина.
Генри Моргая смотрел, как, пьяно шатаясь, он вышел из города.
багровый огненный цветник. Башня собора рухнула, и к звездам взвился
вихрь алых искр. Панама умирала на пылающем одре, а флибустьеры убивали
ее жителей, где настигали их.
дворца, а его люди носили и носили туда все новую добычу. Золотые
слитки они сваливали на полу, точно поленья, но такие тяжелые, что
каждый несли двое. Как небольшие стожки, сверкали кучи драгоценных
камней, а в углу громоздились церковные облачения и утварь, будто в
лавке райского старьевщика.
змей.