хочу понять, нужно ли сообщать шерифу.
уставились на него с удивлением.- Оставьте ее в покое. Пусть отлежится.
Дайте ей прийти в себя.
ходил куда-нибудь? Твоих рук дело?
поправиться.
всю вашу семью. Ты ведь не дурак. Не понимаю, почему ты отмахиваешься от
очевидных фактов. Ты же не ребенок, чтобы все тебе объяснять. На эту девушку
напали. Мне кажется, кто-то хотел ее убить. Если я не скажу об этом шерифу,
я нарушу закон. Да, признаюсь, иногда я нарушаю законы, но не те, что
касаются убийства.
беспокоить.
оставить ее здесь?
захочет, дашь ей через трубочку воды и теплого супа. Доктор с достоинством
вышел из дома.
работать в поле.
посуду, подмел пол. Наведя в кухне порядок, он вошел в спальню и подвинул
стул к кровати. Морфий погрузил девушку в глубокий сон, она тяжело сопела.
Лицо ее уже разглаживалось, только веки оставались по-прежнему распухшими и
черными от кровоподтеков. Адам глядел на нее, замерев. Неподвижно
закрепленная лубком, левая рука покоилась на животе под одеялом, а правая
лежала сверху, и приоткрытая кисть напоминала гнездышко. Рука была по-детски
маленькая, совсем как у ребенка. Адам прикоснулся к ее запястью, и пальцы
девушки слабо дрогнули в ответ. Рука у нее была теплая. С опаской, словно
боясь, что кто-нибудь увидит, Адам разжал ее ладошку и погладил пухлые
кончики пальцев. Пальцы у нее были мягкие и розовые, а с тыльной стороны
руки кожа словно светилась изнутри, как жемчуг. Адам хмыкнул от восторга.
Дыхание ее прервалось, и он мгновенно насторожился, но вот в горле у нее
что-то булькнуло, и она снова мерно засопела. Адам заботливо уложил ее руку
под одеяло и на цыпочках вышел из комнаты.
сознание Кэти густым туманом. Тело ее было словно налито свинцом, и от боли
она лежала почти не шевелясь. Постепенно туман в голове и перед глазами
рассеялся. К ней заходили двое молодых мужчин: один появлялся лишь изредка,
а второй очень часто. Еще один мужчина, как она догадалась, был доктор, но
больше всех ее интересовал некто другой, худой и высокий, интерес к нему был
рожден страхом. Возможно, сквозь тяжелый опийный сон она уловила что-то
такое, что отложилось в ее мозгу.
недавние события. Кэти видела перед собой мистера Эдвардса, видела, как его
лицо теряет спокойное самодовольное выражение и превращается в лицо убийцы.
Так напугана она была впервые в жизни, зато отныне страх перестал быть для
нее загадкой. И в поисках спасения ее мысли сторожко замирали, как
принюхивающиеся крысы. Мистер Эдвардс знал про пожар. Может быть, знал не
только он? А как он узнал? Когда она об этом думала, ее охватывал слепой
тошнотворный ужас.
- шериф, и он хочет ее допросить, а молодой, которого зовут Адам, старается
уберечь ее от допроса. Может быть, шерифу известно про пожар?
как действовать. Шериф говорил:
голос Адама.
кто-то хотел ее убить, я, пока не поздно, должен поймать этого человека.
Дай-ка лучше карандаш, я пойду, поговорю с ней.
уверены, что она все помнит?
можно повторять?
карандаш.
Высокий подсел к кровати.
разговаривать, но, может быть, вы сумеете написать вот здесь несколько слов?
заморгала, показывая, что согласна.
блокнот поближе к ней на край кровати и вставил ей в руку карандаш.- Ну, все
готово. Итак, как вас зовут?
закрыла глаза, и карандаш пополз по бумаге. "Не знаю",- коряво вывела она
большими буквами.
блокнота.
борьбы, и лицо ее трагически застыло. "Нет. Все смешалось. Помогите мне".
станет лучше, попробуем еще раз. Нет, больше ничего писать не надо.
Только Карл по-прежнему был против нее. Когда в комнату заходили оба брата -
чтобы подложить судно, не причиняя ей боли, надо было поднимать ее вдвоем,
она внимательно изучала этого угрюмого молчаливого мужчину. В чертах его
лица было что-то знакомое, что-то ее смущавшее. Она заметила, что он часто
трогает шрам на лбу, трет его, водит по нему пальцами. Однажды он перехватил
ее взгляд. Тотчас отняв руку ото лба. Карл виновато посмотрел себе на
пальцы. Потом злобно сказал:
покормить ее супом, Карл сказал:
3
что он не знает ни ее имени, ни фамилии. Она сказала, чтобы он называл ее
Кэти, и ему этого было достаточно. Он стряпал для Кати, листая тетрадку с
рецептами, которыми пользовалась еще его мать, а потом мачеха.
сошла болезненная припухлость, и возвращавшееся здоровье придавало ее чертам
свежесть и очарование. Довольно скоро она уже могла с помощью Адама садиться
в постели. Рот она открывала и закрывала крайне осторожно и постепенно
начала есть мягкую пищу, которую не требовалось долго жевать. Лоб у нее все
еще был забинтован, других заметных следов на лице не осталось, разве что
слегка запала щека в том месте, где были выбиты зубы.
уже не вызывала у нее особых затруднений, говорила она мало.
Взгляд у него был мрачный.