Медведи просто-напросто выпустили на волю мистера Хайда, затаившегося в моей
благородной, как доктор Джекил, собаке <Персонажи "Странной истории доктора
Джекила и мистерл Хайда" английского писателя XIX века Роберта Льюиса
Стивенсона.>. Чем это объяснить? Может быть, это явление атавизма память о
тех временах, когда в нем сидел волк? Я хорошо знаю своего Чарли. Время от
времени с ним случается, что он пробует взять нас на пушку, но его
притворство обычно бывает шито белыми нитками. А тут, клянусь, тут
притворства не было. Я не сомневаюсь, что если бы Чарли выпустить, он
схватился бы с каждым медведем, которые попадались нам навстречу, и нашел бы
в этих схватках победу или смерть.
всегда такой спокойной Друг сошел с ума у вас на глазах. Никакие чудеса
природы - ни суровые скалы и низвергающиеся водопады, ни горячие источники
не могли завладеть моим вниманием, пока в Росинанте у меня творился ад
кромешный. После пятой встречи с медведями я сдал позиции, развернулся на
дороге и поехал вспять. Если бы мы заночевали в парке и медведей привлекли
бы запахи моего ужина, не знаю, чем бы все это кончилось.
мозга костей, а я этого и знать не знал. До сей поры инстинкты пробуждались
в нем только при виде недожаренного бифштекса, и то самую малость.
предупреждал. Охотничьи собаки - те правильно расценивают шансы, а я видел
однажды, как от шпица только легкий дымок остался. Медведь, знаете ли, если
он в форме, так подкинет собаку, точно свечку даст в теннисе.
меня преследовал страх, как бы не встретиться здесь с другими медведями -
вольными, не из государственной коллекции. Ту ночь мы провели в уютном
мотеле недалеко от Ливингстона. Пообедал я в ресторане, а потом сел в
удобное кресло, налил виски в стакан, только что вымытые босые ноги поставил
на ковер с красными розами и приступил к осмотру Чарли. Вид у него был
какой-то ошалелый, взгляд отсутствующий - чувствовалось, что он опустошен
полностью, за счет сильных переживаний, конечно. Его можно было сравнить с
пьяницей после длительного, тяжелого запоя - какой-то поникший, вялый,
измочаленный. Он не притронулся кеде, отказался от вечерней прогулки и,
когда мы вошли в номер, рухнул на пол и заснул. Ночью меня разбудило
поскуливанье, тявканье, я зажег свет и увидел, что он дрыгает ногами, как на
бегу, дергается всем телом - а глаза широко открыты. Наверно, ему что-то
примедведилось. Я растолкал его, дал напиться. На этот раз он заснул и
проспал до. утра, не шелохнувшись. Утром вид у него был все еще усталый. А
мы почему-то считаем, будто мысли и ощущения животных - это нечто совсем
простое.
потрясало величественное звучание этих слов, настолько точно оно
соответствовало моему представлению о гранитном становом хребте континента.
Мне рисовались бастионы, вздымающиеся под облака, нечто вроде Великой
Китайской стены, созданной самой природой. Скалистые горы - это нечто такое
большое, протяженное, значительное, что им нет нужды бить на эффект. В
Монтане, куда я вернулся, подъем идет постепенно, и если б не яркая табличка
у шоссе, мне бы нипочем не догадаться, что вот это и есть то самое место.
Перевал оказался совсем не так высок. Я уже проехал его, но, увидев
табличку, остановился, дал задний ход, вышел из машины и стал над этим
каменистым выступом, широко расставив ноги. И когда я стоял так, лицом к
югу, меня вдруг осенила странная мысль, что дождинки, падающие на мой правый
сапог, попадут в Тихий океан, а те, что на левый, преодолеют бессчетное
количество миль и в конце концов доберутся до Атлантики. Место это было не
столь уж внушительно, чтобы служить основой для такого потрясающего
умозаключения.
первых людей, которые переваливали через них - путешественников-французов,
членов экспедиции Льюиса и Кларка. В самолете мы покрываем это пространство
за пять часов, в машине, если ехать быстро, - за неделю, а с прохладцей, вот
как я, - за месяц-полтора. Но Льюис и Кларк вышли со своей партией из
Сент-Луиса в 1804 году, а вернулись туда в 1806. И тем из нас, кто склонен
гордиться своим мужеством, не мешает вспомнить, что за два с половиной года,
понадобившиеся этим людям, чтобы пройти по диким, неисследованным местам до
берегов Тихого океана и обратно, только один человек у них умер и один
сбежал. А мы расклеиваемся, если нам не доставят молоко вовремя, и чуть ли
не умираем от разрыва сердца, стоит лифтерам объявить забастовку. Какие
мысли рождались у этих людей, когда перед ними развертывался совершенно иной
мир? Или они проникали в него так медленно, что сила впечатления терялась?
Неужели масштабы открытия не поражали их самих? Трудно в это поверить! Во
всяком случае, отчет об экспедиции, представленный ими правительству, -
документ волнующий, и написан он людьми взволнованными. Они не растерялись.
Они сумели разобраться в том, что нашли.
отвесных скал, поросших соснами и засыпанных глубокими наносами снега.
Приемник мой замолчал - вышел из строя, как мне сначала показалось, но потом
я понял, что высокие горные кряжи преграждают путь радиоволнам. Пошел снег,
вернее, снежок, веселый, легкий, - счастье не оставляло меня. Воздух по эту
сторону Великого перевала был мягче, и мне припомнилось, будто я читал
где-то, что воздушные волны, нагретые Куросио, проникают далеко в глубь
континента. Подлесок здесь стоял густой и ярко-зеленый, и со всех сторон
слышался шум воды. Дороги были безлюдные, только изредка встречались
компании охотников в красных кепи и "желтых куртках, иной раз с лосем или
оленем, распластанным на крыше машины. Хоть и не часто, но попадались и
горные хижины, врезанные в крутые склоны.
испытывал все увеличивающиеся трудности при опорожнении мочевого пузыря,
излагая же этот печальный факт попросту, он не мог делать пили. Иногда это
сопровождалось болями, а уж о смущении и говорить нечего. Вы только
представьте себе эту собаку - ее elan <Здесь: аристократичность (франц.).>,
ее безукоризненные манеры, bon ton <Хороший тон (франц.).>, наконец,
свойственное ей благородство осанки. Он страдал не только физически, но и
морально. Я останавливал машину и пускал его погулять, а сам из сострадания
поворачивался к нему спиной. У него уходило на это очень много времени.
Случись такая вещь с человеческим существом мужского пола, я заподозрил бы
тут простатит. Чарли - пожилой господин французских кровей. Французы
признаются только в двух недугах - вот в этом и в заболевании печени.
ручейки, я обдумывал свое путешествие и старался создать из него нечто
целое, а не просто ряд отдельных дорожных эпизодов. Посмотрим, не было ли с
моей стороны каких-нибудь ошибок? Так ли все идет, как было задумано? Перед
отъездом многие мои друзья поучали, натаскивали, наставляли и нашпиговывали
меня, кто как мог. Один из них был известный, в высшей степени уважаемый
публицист. Ему пришлось сопровождать кандидатов в президенты в их разъездах
по Америке, и когда я с ним встретился вскоре после этого, настроение у него
было неважное, ибо он любит свою страну и, любя ее, чувствует, что в ней
что-то неладно. Добавлю еще: человек этот абсолютно честный.
засеките это место. Я съезжу туда познакомиться с ним. Мне что-то ничего,
кроме трусости и приспособленчества, не встречалось. Когда-то нашу страну
населяли гиганты. Куда они подевались? Нельзя же защищать нацию силами
директоров акционерных обществ. Тут нужны мужи доблести. Где они?
нужда. Клянусь вам, у меня создалось такое впечатление, будто в нашей стране
мужество есть только у негров. И заметьте, пожалуйста, - продолжал он, - я
не собираюсь отказывать им в праве на героизм, но нельзя же, черт побери,
чтобы они захватили монополию на него в свои руки! Отыщите мне десять
полноценных американцев-белых, которые не боятся иметь собственные
убеждения, идеи или взгляды, идущие вразрез с общепринятыми, и тогда я
успокоюсь: костяк постоянной армии у нас есть.
сильное впечатление, и в дороге я все присматривался к людям, вслушивался в
разговоры. И действительно, не часто при мне кто-нибудь отстаивал свои
убеждения. Я видел только две настоящие драки, когда кулаками совали
вдохновенно, но неумело, и обе они были из-за женщин.
время. Я бы с радостью помог ему, но он предпочел остаться один. И тогда я
стал вспоминать дальнейший разговор с моим другом.
дорожили. Называлось это Народ. Выясните, куда он подевался. Я не о тех,
рекламных - открытый взгляд, зубы, как жемчуг, шевелюра - восторг, не о тех,
кто лопни, а чтобы машина новейшей модели, и не о тех, кому успех достается
ценой инфаркта. Может быть, Народа с большой буквы и не существует, но если
он есть, то о нем и говорила Декларация независимости, о нем и говорил
Авраам. Линкольн. Впрочем, если порыться в памяти, так людей из Народа я
знавал - правда, не очень много. Но ведь было бы глупее глупого, когда бы в
конституции говорилось о молодом человеке, жизнь которого вертится вокруг
секса, спорта и спиртного.
поколение до нас?
подсаживать. Мы двинулись дальше в горы. Легкий, сухой снежок сеял на
дорогу, точно белая пыль; вечер, как мне показалось, наступал в этих местах