преследовать.
Говорю вам, все это не так страшно, как кажется.
он видит сейчас воочию все то, о чем только что говорил.
теряют сознание. Я понимаю почему. Потому что эти люди представляют
себе, что это они сейчас на виселице с веревкой на шее. Они буквально
чувствуют все то, что человек, с которым это происходит. Это и со мной
бывало. Я как - то вообразил себя на месте человека, которого завтра
должны повесить. Это страшно, это очень страшно. Это представить себе
невозможно. И вот я подумал... на кой ляд мне туда ехать, доводить себя
до таких кошмаров? Меня вырвет. Уверен, что вырвет. Я ведь просто
пройду чрез все, что увижу, как проходит этот бедолага висельник. Вчера
вечером только подумал об этом, тут же почувствовал у себя на шее
веревку. А потом лег спать, накрыл лицо простыней, и мне представилось,
что это тот самый - черный колпак.
такое, - сердито крикнул Реймонд. - Если вы будете об этом думать, вам
нельзя со мной ехать. Говорю я вам, это совсем не так страшно. Ничего
особенного. Вы сказали, что хотите со мной поехать, я и добыл для вас
разрешение. Чего ради вы все это завели? Ни к чему это. Не хотите
ехать, так прямо и скажите и заткнитесь после этого.
из его сознания кошмары, порожденные его воображением, и он с радостью
ухватился за это новое чувство.
не хочу ехать. Если бы у вас было воображение, вы бы сами это все
поняли и не ездили глазеть, как вешают какого-то беднягу.
бешеный промчался по дороге к своей ферме, но когда приехал и накрыл
грузовичок брезентом, вроде бы успокоился и пошел к дому медленным,
размеренным шагом. Его жена срезала розы.
воскликнула она с испугом.
поехать со мной на той неделе?
мало ел. Жена забеспокоилась.
что-нибудь принять.
четвергу не поправлюсь, и тогда я не смогу поехать в Сан-Квентин.
Дорога длинная. Надо будет ехать по мосту через залив, а там ветер
очень холодный.
у нас никогда не бывал, а ты к нему столько раз ездил.
Черкну-ка я ему письмецо, чтобы он приехал к нам в гости.
собирать толпу. Но пиво, например... ты просто не представляешь себе,
до чего он любит пиво. Я черкну ему сейчас письмецо.
за перо, лицо его опять помрачнело.
знал, что он вдруг так струсит.
людьми среднего возраста; а когда ему исполнилось двадцать лет, они
стали старыми, брюзгливыми и злобными. Вся его жизнь проходила среди
старческих недугов, болей и болезней, старческих жалоб и старческой
сосредоточенности на себе. К его мнению родители относились
пренебрежительно, потому что он был молодым. "Вот поживешь с наше, на
все будешь по-другому смотреть", - так говорили они Пэту, когда он был
еще мальчиком. Он вырос, и они возненавидели его молодость, ибо
молодость избавлена от старческих хворей. Старость представлялась им
неким высшим, почти божественным в своей непогрешимости состоянием.
Даже ревматизм заслуживал всяческой похвалы - он был платой за глубокую
старческую мудрость. Пэту вбили в голову, что ни в чем молодом нет
ничего хорошего. Молодость - это всего лишь пора неумелой, робкой
подготовки к блистательной старости. И молодость должна думать лишь о
своем долге перед старостью, о долге уважения и благоговения. Старость
же, напротив, уважения к молодости испытывать отнюдь не должна.
ферме. Отец удалился от дел, воссел на кресло - качалку, стоявшую в
гостиной у печки, и оттуда издавал свои эдикты - отдавал распоряжения,
указания и критические замечания.
комнат: постоянно запертая на замок большая гостиная, холодная и
жуткая, как смерть; маленькая гостиная, душная, жаркая, где стоял
невыносимый запах аптеки; две спальни и довольно просторная кухня.
Старики, подсунув под себя подушки, сидели в качалках и костерили Пэта
почем зря, если он забывал вовремя подбросить в печку дров. К концу
жизни они его просто ненавидели, ненавидели за то, что он был молод.
один месяц) отправились на тот свет. Они вечно жаловались, вечно были
недовольны своей жизнью и считали себя несчастными. Тем не менее они
крепко цеплялись за это жалкое существование и умерли только после
долгой борьбы.
матерью. Она лежала неподвижно и шумно, хрипло дышала. Он укладывал ее
поудобней, оправлял постель, а она следила за ним пристальным,
укоризненным взглядом. Даже мертвая, она, казалось, глядела на него с
осуждением.
рядами сидели у гроба и чинно слушали. Из спальни слышался раздраженный
плач отца.
недели. А потом в гостиной был поставлен новый гроб, и чинные соседи
снова явились на панихиду и расселись рядами у гроба. Когда родители
Пэта были живы, большую гостиную всегда запирали на ключ и открывали
только раз в месяц - прибраться. Жалюзи всегда были спущены, чтобы не
выгорели на солнце зеленые ковры, посреди гостиной стоял столик на
позолоченных ножках с мраморной столешницей, на нем тканная под гобелен
скатерка ("Вечерний звон" Милле), а на ней Библия в тисненом переплете.
По обе стороны от Библии помещались две приземистые вазы с букетами
бессмертника. У стен в строгом порядке стояли четыре стула - два для
гроба и два для посетителей. Кроме того, висели там еще три большие
картины в позолоченных рамах - две были, собственно, не картины, а
цветные увеличенные фотографии стариков Хамбертов с суровыми,
неподвижными лицами. Сняты они были так мастерски, что непрошеный
посетитель гостиной, где бы он ни остановился, все время чувствовал на
себе их тяжелый взгляд. Третья картина изображала челн, в котором
покоилось тело Элен <Женский персонаж из легенды "Король Артур и рыцари
Круглого стола">. Челн плыл по печальной мелководной реке, и край
покрывала свешивался в воду. В углу стоял еще один столик, а на нем под
высоким стеклянным колпаком сидели на вишневой ветке чучела трех иволг.
Могильным холодом веяло от этой комнаты, и посещали ее только покойники
и те, кто провожал их в последний путь. Это был своего рода домашний
морг. Пэт помнил, как отсюда унесли на кладбище трех его теток и
дядюшку.
могилой. Могила матери уже успела немного осесть, холмик прорезала
зигзагообразная трещина. Соседи уже утрамбовали вторую могилу и
похлопывали ладонями по холмику свежей земли. Они привыкли работать с
землей и любили хорошую работу; борозда ли, могила - им было все равно.
Приведя ее в полный порядок, они еще немного потоптались вокруг, что-то
подправляя напоследок. Женщины уже разошлись и ожидали мужей около
экипажей. Мужчины по очереди подходили к Пэту, чтобы пожать ему руку, и
бормотали нечто сочувственное и печально - торжественное. Затем
фургоны, коляски, тележки длинной процессией двинулись прочь и одна за
другой скрылись из глаз. А Пэт все стоял и неподвижно смотрел на