почвы, поросшей папоротником, возможно было уместиться только одному. По
очереди ложились мы на голый камень, уподобляясь тому святому великому-
ченику, которого пытали на пылающих угольях; и меня преследовала навяз-
чивая мысль: не странно ли, чтобы в одном и том же краю земли, на расс-
тоянии считанных дней пути мне привелось терзаться столь жестоко, сперва
от холода на моем островке, а теперь, на этой скале, - от зноя.
коньяк, а это хуже, чем ничего; и всетаки мы, как могли, охлаждали фля-
гу, зарывая ее в землю, потом смачивали себе грудь и виски, и это прино-
сило хоть какое-то облегчение.
ул, то дозорами по нескольку человек обходили скалы. А скал вокруг тор-
чало видимоневидимо, выследить в них человека было все равно, что отыс-
кать иголку в стоге сена; это был напрасный труд, и солдаты не проявляли
особого рвения. Но иногда у нас на глазах солдаты протыкали кусты верес-
ка штыками, отчего у меня мороз пробегал по коже, а не то им приходила
охота слоняться возле самой нашей скалы, так что мы еле отваживались ды-
шать.
какой-то служивый мимоходом похлопал по нашей скале с солнечной стороны
и мгновенно с проклятием отдернул руку. "Ну и горяча!" - молвил он, и
меня поразил непривычный выговор, сухой и однообразный, а еще больше,
что иные звуки англичанин вовсе проглатывал. Конечно, я еще раньше слы-
шал, как говорит Рансом; но юнга от кого только не перенимал ужимки, да
и вообще коверкал слова, так что странности его разговора я, по большей
части, приписывал ребячеству. А тут, что самое удивительное, на тот же
лад говорил взрослый человек; признаться, я так и не свыкся с английским
говором; с грамматикой - и то не вполне, что, впрочем, строгое око зна-
тока не преминет заметить хотя бы и по этим воспоминаниям.
больней; все сильнее накалялся камень, все яростней жалило солнце. Мно-
гое пришлось вытерпеть: голова кружилась, к горлу подступала тошнота,
все суставы ломило и резало, как от простуды. Я твердил мысленно, как не
раз твердил и после, две строки из нашего шотландского псалма:
це в тот день.
нам приходилось не только превозмогать боль, но и одолевать искушение.
Ибо солнце чуть передвинулось на запад, а к востоку, именно с той сторо-
ны, которая была скрыта от солдат, наша скала стала отбрасывать коро-
тенькую тень.
скользнул за край выемки и опустился на землю с теневой стороны.
нетверд на ногах был я от долгой пытки солнцем. Час, если не два проле-
жали мы здесь, точно избитые с головы до пят и вконец обессиленные, пря-
мо на виду у всякого солдата, какому вздумалось бы сюда прогуляться. Од-
нако ни единой души не было, все проходили по другую сторону скалы - она
даже теперь по-прежнему служила нам щитом.
ближе к реке, и Алан предложил - была не была - трогаться в путь. Меня
же в те минуты страшило лишь одно: как бы снова не пришлось лезть на
скалу; все прочее было мне нипочем; итак, мы тут же приготовились к по-
ходу и заскользили друг за дружкой от скалы к скале; в тени ползли,
распластавшись по земле; в других местах бежали, замирая от страха.
рвения у них поубавилось; они дремали, стоя на часах, а если и караули-
ли, то лишь берега; и мы все тем же способом, прижимаясь как могли к
подножию гор, потихоньку уходили все дальше от них вниз по ущелью. Прав-
да, такого изнурительного занятия я еще не знавал. Тут требовалась сотня
глаз и на руках, и на ногах, и на затылке, чтобы среди скал и. выбоин,
где нас ежеминутно могли услыхать разбросанные там и сям часовые, ни ра-
зу не очутиться на виду. На открытых площадках проворство еще не решало
дела, требовалась смекалка, чтобы вмиг оценить не только всякую складоч-
ку и бугорок окрест, но и надежность всякого камня, на который ставишь
ногу; ибо к вечеру воцарилось такое безветрие, что покатившаяся галька
гремела в неподвижном воздухе как пистолетный выстрел и будила в холмах
и утесах чуткое эхо.
расстояние, хотя тот часовой все равно еще торчал у нас на виду. Но
вдруг нам встретилось нечто такое, что все наши страхи мигом позабылись;
то был глубокий быстрый ручей, который мчался вниз, чтобы слить свои во-
ды с речкой ущелья. При виде его мы бросились наземь и погрузили в воду
голову и плечи. Уж не скажу, что было сладостней: целительная прохлада
потока, пронизавшая нас, или блаженство напиться вволю.
плескали воду себе на грудь, отдавали руки во власть быстротечных струй,
покуда запястья не заломило от холода; и наконец, точно рожденные зано-
во, вытащили кулек с мукой и примялись мешать в железной плошке драммак.
Это хоть и просто-напросто размазня из овсяной муки, смешанной с холод-
ной водой, а все ж вполне сносная еда на голодный желудок; когда не из
чего развести костер или же (как случилось с нами) есть веские причины
его не разводить, драммак - сущее спасение для тех, кто скрывается в ле-
сах и скалах.
же осторожно, но вскоре осмелели, выпрямились во весь рост и прибавили
шагу. Мы шли запутанными тропами, петляли по горным кручам, пробирались
вдоль края обрывов; к закату набежали облака, ночь спускалась темная,
свежая; я не слишком устал, только непрерывно томился страхом, как бы не
сорваться и не полететь с такой высоты; а куда мы шли, и гадать перес-
тал.
четверти и долго не выходила из-за туч, но потом выкатилась и засияла
над многоглавым скопищем темных гор и отразилась далеко внизу в узкой
излуке морского залива.
кую высь, где ступаешь (так мне почудилось) прямо по облакам; Алан же -
чтобы проверить дорогу.
его расчетам, услышать нас неприятель уже не может, потому что весь ос-
таток нашего ночного перехода он забавы ради насвистывал на разные лады:
то воинственные мелодии, то развеселые, то заунывные; плясовые, от кото-
рых ноги сами шли веселей; напевы моей родимой южной стороны, которые
так и манили домой, к мирной жизни без приключений; так заливался свис-
том Алан среди могучих, темных, безлюдных гор, которые одни окружали нас
в дороге.
до цели: расселины в макушке величавой горы, с торопливым ручьем посре-
дине и неглубокой пещеркой сбоку в скале. Сквозная березовая рощица сме-
нялась немного дальше сосновым бором. Ручей изобиловал форелью; роща -
голубями-вяхирями; на дальнем косогоре без умолку пересвистывались
кроншнепы, и кукушек тут водилось несметное множество. С устья расселины
виднелся узкий речной залив, где кончается эггинская земля, а за ним уже
начинался Мамор. С такой высоты это была захватывающая картина, и я не
уставал сидеть и любоваться ею.
столь близко от моря ее часто застилали тучи, это был, в общем, славный
уголок, и те пять дней, что мы здесь прятались, пролетели легко и неза-
метно.
чая; укрывались Алановым плащом. В изгибе расселины была небольшая впа-
дина, и мы до того расхрабрились, что жгли в ней костер, и, когда набе-
гали тучи, можно было согреться, сварить овсянку, нажарить мелкой форе-
ли, которую мы голыми руками ловили в ручье под камнями и нависшим бере-
гом. Рыбная ловля, кстати сказать, была у нас тут и первейшей забавой и
самым важным делом - не только потому, что муку не мешало приберечь про
черный день, но и потому, что нас занимало соревнование, - и, по пояс
голые, мы чуть ли не целые дни проводили на берегу, нашаривая в воде ры-
бешку. Самая крупная форель, какую мы изловили, весила что-нибудь около
четверти фунта; и все же, нежная и ароматная, испеченная "на угольях -
да если б еще присолить немного, - она была прелакомым блюдом!
примириться с тем, что я не держу в руках шпаги; но я-то еще подозреваю,
что занятие, в котором он был столь неоспоримо искусней меня, его осо-
бенно прельщало потому, что в рыбной ловле он не однажды мне уступал.
Придирался он ко мне на уроках сверх меры, бушевал, распекал меня на чем
свет стоит и так рьяно наседал на меня, что я только и ждал, как бы он
не пропорол меня насквозь. Сколько раз меня подмывало дать стрекача, но
я все равно держался стойко и извлек кой-какую пользу из наших уроков;
пусть это было всего лишь умение с уверенным видом стать в оборони-
тельную позицию; частенько большего и не требуется. А потому, не сумев
заслужить и тени похвалы у моего наставника, сам я был не так уж недово-
Каменистый Артем
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман
Русанов Владислав
Афанасьев Роман
Никитин Юрий