тронном зале. Я невольно улыбнулся, сравнивая наш визит с последним
посещением, и думал, что, если бы стены могли говорить, сколько странных
вещей могли бы рассказать они! Женщины -- удивительные актрисы! Высоко на
своем золотом троне в белоснежном царском одеянии, сидела прекрасная
Нилепта. Когда сэр Генри вошел в зал, несколько запоздав, одетый в форму
начальника королевской стражи, и смиренно поклонился ей, она ответила ему
небрежным кивком головы и отвернулась. Двор был в полном составе. Не только
церемония провозглашения законов привлекла такую массу сановных людей, но,
главное, слух, что Наста будет публично просить руки королевы. Зал был
переполнен. Тут были жрецы с Эгоном во главе, который смотрел на нас злыми
глазами, большое число знатных людей с бриллиантовыми украшениями на одежде,
и среди них Наста, задумчиво поглаживавший свою черную бороду.
знаку, поданному королевами, громко звучали трубы, и королевская стража
отдавала салют, звеня копьями по полу. Вся процедура тянулась долго,
наконец, окончилась. Последний закон гласил "некоторые знатные чужестранцы"
и т.д. и жаловал их чинами "сановников" страны, вместе с военными почестями
и огромными правами и преимуществами, дарованными нам королевами. Когда этот
закон был прочитан, снова загремели трубы, копья зазвенели о мраморный пол,
и я видел, что некоторые сановники отвернулись и начали шептаться, а Наста
стиснул зубы. Им, очевидно, не нравились милости, оказанные нам, которые,
собственно говоря, сыпались на нас неожиданно и были не совсем естественны.
вовсе не выражали смирения, просил руки королевы Нилепты. Нилепта
повернулась к нему, несколько побледнев, грациозно поклонилась и только что
хотела ответить ему, как великий жрец Эгон выступил вперед и красноречиво
указал на массу выгод, связанных с этим предполагаемым браком. Этот брак
укрепит королевство, -- говорил Эгон, -- потому что владения Насты, в
которых он был настоящим королем, по отношению к Цу-венди, представляли
собой то же, что Шотландия по отношению к Англии. Как приятно исполнить
желание горцев, быть популярной королевой среди солдат, так как Наста был
заслуженным генералом! Как прочно утвердится династия на троне и призовет на
себя благословение солнца в лице его смиренного служителя Эгона!
зрения политики многое говорило за этот брак. Но, к несчастью, трудно вести
политическую игру с молодыми и красивыми королевами, даже если они и были
только хорошенькими костяными шахматами в руках жрецов! Лицо Нилепты, пока
Эгон говорил свою речь, было достойно изучения. Она улыбалась, но под этой
улыбкой чувствовалась каменная холодность, и глаза ее горели зловещим
огоньком.
наклонилась к ней и достаточно громко сказала ей:
прочность нашего трона зависит от твоих слов!
-- мне не только предлагают замужество, но Эгон был так добр, что обещал
благословение солнца на мой брак! Может быть, в другое время я и согласилась
бы... Наста, благодарю тебя! Я буду помнить о твоих словах, но теперь я не
помышляю о замужестве, как о кубке с вином, вкус которого никто не знает,
пока не испробует. Еще раз благодарю тебя. Наста!
были окончательным отказом.
с трудом сдерживаясь. -- Мое сердце будет свято хранить их! Теперь я
обращаюсь с другой просьбой, -- позволь мне оставить королевство и
отправиться к себе, в мою бедную страну, на север, до тех пор, пока королева
не скажет мне -- да или нет! Может быть, -- прибавил он с насмешкой, --
королеве угодно будет навестить меня и привести с собой этих иностранцев! --
он кивнул на нас. -- Правда, наша страна бедна и груба, но наши горцы --
отважная раса! Тридцать тысяч людей, вооруженных мечами, явятся
привествовать королеву!
вспыхнула.
ответила она. -- И для каждого из твоих горцев, которые зовут тебя князем, я
-- законная королева! Тогда увидим, кто из нас сильнее! Пока прощай!
шел домой с тяжелым сердцем.
принимали все предосторожности, чтобы скрыть свою любовь. Но, несмотря на
это, молва уже началась и жужжала повсюду, как муха, попавшая к темную
комнату.
тучу, -- Зорайя любила сэра Генри! Я знал, что буря приближается, бедный сэр
Генри также понимал это. Любовь прекрасной и высокопоставленной женщины не
такая вещь, которую легко скрыть, а в положении сэра Генри она была тяжелым
бременем.
довольно ревнивый характер и была способна излить свое негодование на голову
своего возлюбленного. Наконец, вся эта таинственность отношений к Нилепте,
усиленные предосторожности надоели сэру Генри и побудили его положить конец
фальшивому положению дел и сказать Зорайе, конечно, частным образом, что он
будет супругом ее сестры. Счастье сэра Генри было отравлено сознанием, что
Гуд честно и глубоко привязался к прекрасной, но зловещей королеве. В самом
деле, наш Бугван исхудал и походил на тень прежнего толстого капитана, его
лицо так вытянулось, что стеклышко едва держалось к глазу. Зорайя небрежно
кокетничала с ним, ободряла его, держала при себе, несомненно, видя в нем
только жертву своей красоты. Я пытался предостеречь его, насколько возможно
деликатнее, но он убежал от меня и не хотел слушать. Бедный Гуд был просто
смешон в своей любви и проделывал всевозможные глупости, надеясь завоевать
благосклонность Зорайи. Однажды он написал, -- конечно, с помощью наших
почтенных наставников, -- длинные любовные стихи, припев которых: "Я хочу
целовать тебя, я хочу целовать тебя!" повторялся беспрестанно. Среди народа
Цу-венди существует обычай, в силу которого молодые люди поют ночью дамам
серенады! Серенады могут быть в шутливом тоне, но даже женщины высшего
сословия не обижаются на это и принимают так же, как английские девушки
любезный комплимент. Гуд решил спеть серенаду Зорайе, комнаты которой
находились как раз напротив наших, в отдаленном конце узкого двора,
разделявшего дворец на две половины. Вооружившись чем-то вроде лютни, на
которой он играл благодаря умению играть на гитаре, он дождался ночи --
самый подходящий час для кошачьих концертов и любовных серенад, -- и
отправился под окна Зорайи. Я только что начал засыпать, но скоро проснулся
-- у Гуда ужаснейший голос и ни малейшего понятия о пении, -- и побежал к
окну узнать, в чем дело. Озаренный лучами месяца, стоял Гуд с огромным
страусовым пером на шляпе, в развевающемся шелковом плаще, и пел свои
ужасные стихи с потрясающим аккомпаниментом. Из помещений прислужниц Зорайи
донеслось хихиканье, но в комнатах Зорайи, -- я искренне пожалел бы ее, если
бы ей пришлось выслушать эту серенаду, -- царила тишина. Ужасное пение
продолжалось без конца. Наконец, мы, -- я и сэр Генри, которого я позвал
любоваться зрелищем, -- не могли выносить более. Я высунул голову в окно и
крикнул:
весьма ценная принадлежность жизни и действует очень благотворно на человека
в тяжелые минуты его жизни!
нему Зорайя. По какой-то странной случайности, она не знала о настоящем
положении дел, и я со страхом ожидал момента ее пробуждения. Зорайя была
опасная женщина, с ней шутить было нельзя. Наконец этот ужасный момент
настал. В один прекрасный день Гуд уехал на охоту, а я и сэр Генри сидели и
беседовали, как вдруг появился слуга с запиской, которую мы с трудом
разобрали. Записка гласила, что королева Зорайя требует к себе лорда Инкубу,
которого податель записки проведет в ее аппартаменты.
вы пойти вместо меня, старый дружище?
навстречу раненому слону. Позаботьтесь сами о своих делах, мой милый! Любите
кататься, любите и саночки возить! Я не хотел бы быть на вашем месте за
целое королевство!
мальчики утешали меня! -- произнес сэр Генри мрачно. -- Желал бы я знать,
какое право имеет королева требовать меня к себе? Мне не хочется идти!
ей! Она отлично знает это. Потом, все это скоро объяснится!
зарежет меня. Я уверен, что она способна на все!
Она сидела одна, на шелковом ложе, играя на своей лютне. Я остановился перед
ней и стоял долго, пока она обратила на меня внимание, так как продолжала