полувскрик, то ли полувздох - и она, вцепившись в веревку двумя руками,
дернула. В первое мгновение веревка пошла легко - Крис даже успела
подумать, что Билли ее разыграл и никаких ведер па том конце нет - затем
она натянулась - рывок, и веревка вырвалась обратно, оставив па ладони
тонкий след ожога.
продолжал тянуть гимн, но спустя несколько секунд все замолчали.
Наступила тишина, потом кто-то пронзительно взвизгнул, и снова ни звука.
- уже не планы, не слова, теперь все уже сделано. Воздух в легких,
казалось, застыл, как стекло.
становилось все сильнее и сильнее. Сью стояла у газовой плиты, выжидая,
когда закипит молоко, чтобы высыпать туда растворимый кофе. Она уже
дважды собиралась пойти к себе наверх и переодеться в ночную рубашку и
дважды почему-то останавливалась и подходила к кухонному окну с видом на
холм Брик'ярд и изгиб шоссе номер шесть, что вело к центру города.
даже не повернулась сразу к окну, а сначала выключила огонь под
кастрюлькой, чтобы не убежало молоко.
двенадцать часов, но это все, если не считать сигналов сбора
добровольной пожарной дружины, когда в сухой сезон, в августе и
сентябре, загоралась вокруг города трава. Сигнал тревоги означал что-то
серьезное, и в пустом доме завывание сирены казалось особенно жутким и
угрожающим.
снова и снова. Где-то вдали запели, как на свадьбе, автомобильные гудки.
Из темного прямоугольника окна на нее взглянуло собственное отражение -
огромные глаза, губы полураскрыты, - но спустя несколько секунд стекло
запотело.
школе, они тренировались на случай воздушной тревоги. Учительница
хлопала в ладоши и говорила "Воет городская сирена", после чего
полагалось лезть под стол и ждать, закрыв голову руками, когда она даст
отбой или когда вражеские ракеты разнесут тебя на мелкие клочья. И
теперь слова учительницы прозвучали у нее в голове ясно и чисто, будто
все эти годы они как в гербарии
очерченная уличными лампами школьная автостоянка, светилась искорка,
словно Господь чиркнул там своим огнивом.
школу стало видно - школа горела.
вздрогнул от первого раскатистого взрыва, и в мамином буфете жалобно
звякнули чашки.
августе 1980 в журнале "Ридерс Дайджест" под рубрикой "Драма в реальной
жизни"):
понял, в чем дело. Мы все стояли, хлопали и пели школьный гимн. А затем
- я как раз стояла у преподавательского стола и смотрела на сцену - в
ярком свете софитов мелькнуло что-то блестящее, металлическое. Рядом со
мной была Тина Блейк и Сандра Джейкс, и я думаю, они тоже это видели.
поползли густые потеки. Я почему-то сразу поняла, что это кровь, еще до
того, как она пролилась на сцену. Стелла Хоран подумала сначала, что это
краска, но у меня как будто предчувствие возникло - как в тот раз, когда
моего брата сбил грузовик с сеном.
будто ее взяли и макнули в ведро с краской. Она продолжала сидеть
совершенно неподвижно. Группе, что стояла ближе к ним -
"Джози-энд-Мунглос", - тоже перепало: брызги летели во все стороны. У
лидер-гитариста была белая гитара, и она вся оказалась в красных каплях.
громко, на весь зал.
не могла сдвинуться, стояла словно прикованная. Взглянула вверх, а там -
два ведра, крутятся над тронами на веревке и колотятся друг об друга. С
них все еще капала кровь. И вдруг они упали вниз, а следом веревка. Одно
ударило Томми по голове, и звук получился громкий, пустой - словно гонг.
Кто-то засмеялся. Я не знаю, кто, но смеялись совсем не от того, что
вышло весело или забавно, нет. Грубый, истерический, жуткий смех.
Я тоже. Боже, это... это было просто дико.
дядюшки Римуса про чумазейку. На картинке чумазейка сидела посреди
дороги - один к одному негритенок: лицо черное-черное и огромные белые
глаза. Так вот Кэрри открыла глаза, получилось то же самое: только глаза
белые, а все остальное - густого красного цвета, да еще свет горел так
ярко, что они казались просто стеклянными - ну прямо как этот комик,
Эдди Кантор, когда он глаза вытаращит.
дашь себе волю и расхохочешься, либо просто свихнешься, а над Кэрри
привычно смеялись уже много лет. В тот вечер мы все чувствовали себя
частью чего-то особенного, словно она на наших глазах воссоединилась со
всем нормальным человечеством, за что лично я только благодарила Бога. И
вдруг это. Этот кошмар.
все эти годы хоть раз пожалел Кэрри?
громче. Люди чуть не падали на пол, держась за животы, и показывали на
Кэрри пальцами. Только Томми на нее не смотрел. Он сидел в кресле,
повалившись на бок, будто уснул. Однако сразу никто даже не понял, в чем
дело: он и так был весь в крови.
не знаю, как еще это описать. Она закрыла лицо руками и встала. Ее
качало, она споткнулась, и едва не упала - тут все засмеялись пуще
прежнего. Потом Кэрри... ну в общем, спрыгнула со сцены - как будто
большая красная лягушка нырнула в воду со своего листа лилии. Она снова
чуть не свалилась, но удержалась-таки на ногах.
смеялась. Но ни с того ни с сего ее вдруг повело в сторону и швырнуло об
стену у края сцены. Очень странно все это получилось. Она не
споткнулась, нет - выглядело это так, словно ее сильно толкнули, но там
никого не было.
подставил ей ножку. Я не знаю, кто это сделал, но она растянулась во
весь рост, оставив на полу длинный красный след, и странно так
вскрикнула "Ууф!" Я очень хорошо это помню, потому что рассмеялась еще
сильнее. Кэрри поползла к выходу, затем вскарабкалась на ноги и выбежала
из зала. Она пронеслась мимо меня, и я не могла не почувствовать запах
крови - мерзкий запах, какой-то гнилой.
за дверями.
икали и судорожно всхлипывали. Ленни Брок достал большой белый платок и
вытирал глаза. Салли Макманус вся побелела, и, казалось, ее вот-вот
стошнит, но не в силах сдержаться, она тоже продолжала хихикать. Билли
Боснан просто стоял со своей дирижерской палочкой в руке и качал
головой. Мистер Лалбин сидел на корточках рядом с мисс Дежардин и просил
у кого-нибудь салфетку: у мисс Дежардин был разбит нос.
еще ничего не понимал. Мы просто растерялись. Кто-то ходил по залу, тихо
переговариваясь, но большинство стояло, как стояли. Элен Шайрс вдруг
расплакалась, потом еще кто-то.
лицо у него было белее бумаги. Джози попытался взять Томми на руки, но
тут трон опрокинулся и Томми свалился на пол.
чувствовала так, словно вмерзла в лед. "Боже, - в голове крутилось
только одно это слово. - Боже, боже, боже..." Затем появились какие-то
еще мысли, но мне все казалось, что они не мои, чужие, откуда-то извне.
Я думала о Кэрри. И о Господе. У меня в голове все смешалось, и это было
ужасно.
хлопнули в ладоши. Кто-то в зале закричал, и началось паническое
бегство. Все рванулись к дверям разом. Перед тем как толпа навалилась на
дверь, я успела заметить снаружи Кэрри. Лицо у нее по-прежнему было в
крови - будто лицо индейца в боевой раскраске. И она улыбалась.