любимый. Почему стрела летит? Она летит, потому что разно направлены
напряжения концов лука. То есть лук для Гераклита был одновременно и
символом некой гармонии - сопряжения чего-то в одно, хотя действуют при
этом разнонаправленные силы. Но именно их противоречие и является условием
чего-то позитивного, какого-то реального события, явления. В данном случае
летит стрела. В другом - возникает состояние. В случае диалога возникает
состояние понимания. Ведь понять за другого нельзя. Точно так же, как и
быть за другого нельзя. А если от бытия, от "быть или не быть" зависит:
понимать-непонимать знать-не знать, построить каузальную цепь мира или не
построить? Простым усилием мысли, не двигаясь с места, нельзя проникнуть в
мир. Двигаться надо. приводить себя в движение. Лишь тогда возникнет,
вопервых, существование и, во-вторых, в этом существовании, из него что-то
увидится. Или не увидится. То есть, то. что в диалектической машине
возникает, может возникать, а может и не возникать.
моральных явлений. В качестве условия она не является, конечно, конкретным
явлением. Поэтому, чтобы грамотно понимать и мыслить моральные явления, что
необходимо держать в голове? Совесть как условие (понимая ее символических
характер), прямой характер утверждения и одновременно какоето другое
конкретное утверждение. А держать сложно, поскольку, как я сказал, в этом
смысле нет простых вещей. Все простое, отлившееся в какуюто прекрасную
форму, держится на сложности структуры напряжения.
современным вещам - к искусству и психоанализу. Представьте себе. что нам
нужно послать марсианам обобщающий образ или "портрет" XX века. Вы знаете,
что часто портрет преступника составляется из словесного описания разными
свидетелями: существует такая техника сопоставления. Так вот. наш портрет
XX века, имеющий отношение к проблеме identity, очевидно, тоже должен
включать в себя и элементы преступления-в широком смысле этого слова.
Поскольку многое из того, что говорится о психоанализе (а бессознательное -
это лишь часть факта identity XX века), просто болтовня, которая захватила
и так называемое модернистское искусство. И я хочу сказать о том. как мы к
этому относимся. Ведь то. что говорится в нашей стране о новом искусстве
или о психоанализе, как правило, чудовищно, потому что неграмотно. Ибо в
культуре отсутствует живое дело философии. Попробуйте без философии, то
есть не сказав ни слова об онтологии, о сугубо теоретических вещах в
контексте анализа того духовного мира. который связан в том числе и с
современным искусством, создать портрет XX века. Не получится. Проявится
лишь схема преступления.
утверждается буквально. И то же самое в психоанализе. Он не сводит все к
желудку или полу. Что есть якобы у человека какой-то "ящик", в котором
"лежит" бессознательное. Все это придумали дилетанты. Фрейд об этом не
говорил, являясь представителем философской культуры XX века, а его
пытаются понять глазами предшествующей натуралистической культуры,
позитивистской.
человека, если он вообще не знал родного отца? Как он может завидовать отцу
и хотеть занять его место? То есть приводится такое эмпирическое
опровержение. Кстати, попробуйте мысленно применить это опровержение по
отношению к тому, что я говорил о философии. Возможно ли это? - Что не
соответствует эмпирическим фактам. Разумеется, невозможно. потому что не об
этом идет речь. И Фрейд не ссылался на эмпирические события, которые якобы
происходят в этой связи в реальном семейном треугольнике. Что ребенок хочет
занять место отца, спать с матерью и т.д. Фрейд предупреждал (как я
предупреждаю в отношении философии) относительно Эдипова комплекса, что он
никогда о нем не говорил, а говорил о метафоре отца. То есть он ""%+
понятие, посредством которого обозначил психическую работу, проделываемую
ребенком, когда тот осваивает факт отличия себя от другого, в смысле пола.
Оказывается, факт становится фактом, только пройдя через эту работу. Или
после такой работы. А до нее - нет факта. Нет различия полов, пока не
установлено, каким способом это установлено. То есть перед нами снова
ситуация Уилера - ответ установится по ходу работы. Уилер, конечно, же не
думал о Фрейде, когда приводил свой собственный пример. Как и Фрейд
наверняка не знал об Уилере, потому что он и жил гораздо раньше и, вообще,
о физике XX века никакого представления не имел. Он занимался неврологией и
знал лишь классическую ньютоновскую физику.
дни - это, конечно, такого рода вещи. Не знания сами по себе, если в них
нет и грана философии, а напряжение понимания. Для философа самое
непонятное в России - это акт непонимания. Признаюсь, что одним из моих
самых сильных переживаний в свое время было переживание совершенно
непонятной, приводящей меня в растерянность слепоты людей перед тем, что
есть. Поразительный феномен, когда люди на что-то смотрят и не видят, не
извлекают опыт. И это при том, что от этого очень многое зависит; я думаю,
образ напряженного лука и является тем образом, что необходим россиянину.
Ибо для напряжения понимания нужны инструменты. Ведь лук напрягается не
просто руками; это изобретенный инструмент, содержащий в себе целый мир.
Так что надо заниматься философией.
на наше движение в нем. Когда мы вдруг начинаем познавать, и то, что мы
познаем, устанавливается по мере нашего познавания. Но опять же - познаем в
мире, а не в себе. Все это старая история. В свое время Декарт участвовал в
образовании онтологической связки укорененности человека в мире в ее
классическом варианте, который в наиболее чистом виде представлен Спинозой.
Спиноза ученик Декарта (в смысле интеллектуального ученичества, а не
географического); он - один из немногих философов декартовского времени,
кто понял Декарта. Декарт же всю жизнь настаивал на том, что не существует
предсуществующих истин. Он обсуждал это в странной форме (напоминаю, чтобы
замкнуть круг). Он говорил так: разве Бог создает вещи, сообразуясь с
законами? Нет, этого не может быть, потому что тогда Бог был бы ограничен в
своей мощи. Значит, есть что-то другое, некая полнота, которая не
противоречит Богу. Именно полнота проявления волн и есть нечто истинное,
потому что так установилось. Истина - потом, после того. как что-то
предпринято. Это - корень его позиции в мире. Декарт жил в Голландии, в
стране якобы относительной религиозной свободы по сравнению с католической
Францией. Почему? Потому что он хотел жить там (об этом можно прочитать в
его письмах), где человеческое общество было равнозначно для него
географическому пейзажу. Когда не нужно понимать язык, поскольку люди
вокруг него напоминали ему щебечущих птичек. Он не желал понимать птиц; он
хотел, чтобы они оставались для него элементами географического пейзажа, с
которыми не вступишь в человеческое, связывающее тебя общение.
И затем стало истиной, которую мы воспринимаем уже как закон. Хотя
напрячься можно вокруг любой мысли. И потом - как сложится будет истина или
не будет. Истина не обязательно должна быть хорошей. Она может показаться
ужасной, но мы сами так хотели.
известные нам реальные проблемы. Я говорил вам, что самая большая сложность
в обращении с философией - трудность узнавания. Вот что-то есть, а мы не
знаем - что именно. Просто потому, что не умеем соотнести язык этого
"что-то" с тем, что мы знаем независимо от языка.
проблемами, которые мы знаем и испытываем независимо от философии. Но, с
другой стороны, когда мы читаем философский текст. Нам часто не хватает
узнавания в нем используемого способа говорения о том, о чем мы вообще
знаем, поскольку мы люди. И, конечно, задача всякого рассказа о философии
должна быть поэтому задачей постоянного соотнесения философии (и его
объяснения по ходу дела) с тем, что мы знаем, когдато испытывали или
пытались понять, не обращаясь к ее языку. Такое узнавание порой может
доставлять истинную радость, особенно, когда имеешь дело с текстами Канта,
Декарта и т.д.
существования у нас сознания. Например, есть сознание мира. здесь возникает
проблема философской тайны, которая, как я говорил, не решается раз и
навсегда, и наша деятельность мышления повторяется каждый раз заново в его
терминах и понятиях. Какой бы ни была сложной и разветвленной философия.
она все равно сохраняет жизненную мудрость. Но мудрым быть очень трудно -
не в психологическом смысле слова (философия не занимается психологическим"
способностями человека), а в том смысле, что мудрость, ум и даже глупость в
философии не означают того, что мы обычно понимаем под мудростью, умом и
т.д. Хотя философия говорит на том же языке, на котором мы вообще говорим -
язык у нас один. другого нет. Поэтому мы склонны в том числе к мудрость
понимать согласно психологическому миру языка (язык есть одновременно мир
психологии) и думаем, что это слово означает просто качество, свойственное
или не свойственное тому или иному человеку. Однако для философа слова,
похожие внешне на обозначение человеческих или психологических качеств, не
означают эти качества. Под мудростью в философии имеется в виду некое
искусство, необходимое для того, чтобы делались и существовали вполне
определенные вещи. Не наличие определенных качеств или свойств, а
искусство, имеющее свои аппарат. Не свойство, которое может быть, а может
не быть у человека, но его умение. Это хорошо погашали уже греки, и,
собственно, с этого они и начали, открыв нечто, что лежит в основе всей
философии. А именно, оказывается, человеческих намерений (например, желания
добра, хотения быть честным) - недостаточно. Другими словами, эмпирические.
обычные состояния человека несамодостаточны.
создаются добрыми намерениями. Что значит написать, скажем, хорошую книгу,
Корнев Павел
Соломатина Татьяна
Круз Андрей
Ильин Андрей
Лондон Джек