read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



приписана .лишь воспроизводству некоторой производящей основы всех этих
законов.
Третье, что я хотел пока кратко пометить. Исходная интуиция Канта связана
с необходимостью обращения внимания на объяснение мира, на то, как мы
объясняем мир и какие ограничения этого объяснения на нас накладываются.
Например, когда мы объясняем мир, мы уже своей душой занимаем место в этом
мире и это - ограничение, накладываемое на нас. Понимая это ограничение, мы
понимаем, что миры множественны и мы не должны разделять, расчленять в
понятиях саму возможность возможностей, поскольку сама возможность опыта
впервые дала нам термины, посредством которых мы и определились в мире, и
эти термины нельзя второй раз использовать, чтобы сам этот мир откуда-нибудь
вывести. Над этой фундаментальной интуицией (выражаемой также нелепым
словосочетанием "критический Кант") Кант будет биться с первых своих шагов и
биться всю жизнь, постепенно наращивая аппарат и находя наконец для нее
языковую форму, то есть такое словосочетание, которое стояло бы на ногах,
отвечало требованиям логики, логической последовательности, когерентности.
Свой аппарат он находит именно для этих вещей, которые я пытаюсь вынуть и
которые задавлены массой кантонского учения, изложенного в книгах.
И вот еще один оттенок этой основной интуиции, кантонский пафос, мания,
если хотите. Это hic et nunc. Кант сразу понял - может быть, потому, что он
был протестант, то есть человек делания чего-то на месте, без ожидания
последних оснований или того, что свершится весь мир и наконец все станет
ясным. Потому что ведь любое наше действие является элементом бесчисленных
связей и их переплетений, и если бы мы для того, чтобы действовать по
истине, ожидали бы распутывания этого бесчисленного нагромождения связей, то
никогда бы не действовали. А мы действуем сейчас. Hic et nunc.
Интересно, что Кант иногда писал стихи, но писал он их только по одному
случаю. Будучи человеком очень любезным и привязчивым к конкретным людям,
хотя и не любя человеческий род (в отличие от российского обыкновения, когда
любят все человечество и терпеть не могут конкретных людей. Кант терпеть не
мог человечество, а конкретных людей любил, привязывался к ним), он писал
стихи на смерть какого-нибудь друга, знакомого, коллеги. В этих стихах, не
очень ловких - он просто показывал, что умеет писать стихи, - он все время
пытался выразить одну и ту же мысль, касающуюся нравственного положения
человека в мире. Умер друг, и этим тебе напоминается, что существует
нравственное положение человека в мире - смерть напоминает тебе о нем. На
волне эмоций Кант пишет стихотворение, где пробивается всегда одна нота: не
думай истинно, чтобы поступать истинно, а поступай, чтобы мыслить истинно.
Не знаю, как выразить это словами. Оборот интуитивно кажется ясным, а
выразить понимание этого трудно. Трудно, видимо, было и Канту. Поэтому он и
писал так много, пытаясь сказать: не надо устанавливаться сначала в
мышлении, чтобы потом поступить. Ведь что такое установиться в мышлении? Это
значит подложить под свои действия откуда-то выведенные основания, узнать
что-то, в том числе представить себе последствия своего действия. Не надо,
говорит Кант, делай, чтобы помыслить по правде. Иначе говоря, ты
установишься в мысли, если ты начал ходить. Хождение и делание установят
мысль, и не надо ожидать сначала установления мысли, чтобы ходить.
У Канта здесь выражена все та же идея предела или ограничения, и как раз
этот предел и ограничение я замыкаю сейчас на практическую стихию, или
стихию практического, о которой я говорил. Для Канта существует своего рода
естественный предел всякой социальной и этической теории. Этот предел
устанавливается вопросом - как нам жить и поступать? Размерность развития
теории не совпадает с размерностью вопроса - как нам жить и поступать?
Повторяю, поступать нужно сейчас, и каждый акт жизни, совершенный сейчас,
содержит в себе все целое жизни. Мы в нем целиком присутствуем, независимо
от того, что узнаем через год, как мы разовьемся через пять лет, каким
светом теория, идущая постепенно, осветит нам наше действительное положение
в мире и последствия наших поступков. Это предел, налагаемый на любые
теоретические рассуждения. И это именно предел в мышлении для всякой теории
вообще. Он звучит простым вопросом, уловить его предельность сложно, потому
что вопрос кажется очень простым. Поэтому и трудно настроиться, чтобы
увидеть вещь в другом срезе. Кант рассуждает об этом так: что я должен
думать, имея в виду, что то, что я должен подумать по этому поводу, я не
могу отложить на завтра, когда еще что-то выяснится...
Действительно, обстоятельство А - таково, обстоятельство В - таково, и
так далее. Но что я должен думать по этому поводу? Внутри этого вопроса
содержится жало того, что я называл практическим, не связывая себя
различения-ми теоретического и практического разума, которые являются
догматическими терминами уже готовой системы мысли. Что мне по этому поводу
думать сейчас, вот в это мгновение? Ибо в каждое мгновение я думаю что-то
окончательное. Это одновременно и срез решения, выбора, волевой срез, или,
если угодно, экзистенциальный.
Следовательно, мы пометили три опоры нашего движения. Теперь попробуем
прийти в движение. Вернемся к первому шагу. Я уже говорил, что мышление
Канта приходит в движение в ситуации, когда предшествующая метафизика своими
понятиями и сцеплениями загнала мыслящего человека в угол, где он должен был
сделать один вывод: все, что является человеческим опытом, человеческими
представлениями, знаниями, - есть продукты воображения, галлюцинации,
призраки, неминуемо наличные у конечного существа. Скажем, если сопоставить
Канта с Беркли, с этим самым остроумным, изобретательным и "вообразительным"
философом, являющим собой к тому же редкий случай философа без комплексов, -
то сразу видишь революционный характер кантонского хода. Это tour de force,
чудесный трюк кудесника. Кант оказался способным из тех же данных, что и
Беркли, из одного и того же, казалось, рассуждения и необходимых его
сцеплений каким-то поворотом зрения и мышления сделать совершенно иной,
неожиданный и решающий проблему вывод. Подобно тому как Колумб решал
проблему яйца... Вы знаете, что у Беркли чувственные вещи суть божественные
идеи в том виде, как они предстают или представлены конечным человеческим
духом. В собственно божественном восприятии, то есть в некоем бесконечно
мощном мышлении, они прообразы и архетипы, в конечных же духах, то есть в
том виде, как они представлены конечному сознанию, - это идеи (идеи в смысле
Локка, Юма, этих своего рода безумцев, которые забыли картезианские уроки).
Так вот, если, например, для Платона вещи еще выступали как комбинации
архетипов божественного сознания, то теперь вещи предстают конечному духу.
Конечно, у Платона эта представления конечного духа тоже отличаются от того,
как они есть в божественном сознании, - они комбинируются у Платона с
пространством и временем, природу которых, как признается Платон, он не
понимает. Однако он четко понимает, что физические смыслы есть только на
уровне комбинации одного с другим, и в этом смысле для Платона пространство
и время накладывают совершенно четкие ограничения, или связки, на разгул
воображения, посредством которого в нашем конечном сознании отражаются и
живут какой-то иллюзорной жизнью архетипы божественного ума. Беркли же, как
и Лейбниц, отрицает последнее - пространственную и временную связку, или
ограничение. Для Лейбница пространство и время суть воображаемые явления,
которые не принадлежат миру, или внутреннему в метафизическом смысле слова.
Внутреннее, или метафизически постигаемое, лишь увязает, как ноги увязают в
трясине, в пространстве и времени - последние являются простыми иллюзиями
человеческого ума. Лейбниц называл их "хорошо обоснованной видимостью". Что
такое пространство и время? Это хорошо обоснованная, но видимость. В этом
компоте Беркли и проделал свой эксперимент, рассуждая о том, что Бог не
имеет сенсорного аппарата и не может воспринимать чувственный мир. Он
добавляет ехидно, что Бог вообще тогда и не мог бы познавать, ибо не отличал
бы предметы от проявлений самого себя, от своих состояний. Итак, Бог не
имеет сенсорного аппарата, кроме того, он бесконечен, независим, активен и
совершенен. Он не воспринимает последовательности идей и вещей. Прошлое,
будущее, настоящее - все актуально существует для божественного духа. Внутри
него мы не можем - это было бы нелепо, нарушением любой логики - располагать
что-нибудь в последовательности. Отсюда Беркли делает очень простой ход.
Поскольку мы показали, что воспринимаемое Богом качественно отличается от
того, что воспринимается конечным духом, поскольку пространство и время
сведены к видимости, обязанной положению человеческого наблюдателя, то
отсюда получаем вывод об иллюзорности, или галлюцинаторности, всякого
опытного, чувственного познания.
И вот из этого хода рассуждения каким-то смещением взгляда Кант приходит
к прямо противоположному выводу. Он делает вывод о единственной возможности
конечного познания, о счастливом обстоятельстве, о позитивной силе конечного
ограничения, накладываемого наглядностью. Кант говорит так: только конечное
и делает познание возможным. А его успех вероятен. Иди: конечное делает
познание возможным, а его успех вероятным. Именно пространственно-временной
характер нашего конечного восприятия и делает это возможным. Это слабость,
делающая познание возможным. Тем самым божественное, бесконечное получает
статус неопределенного, не являющегося идеальным объектом особой способности
человека. Как конечные существа мы имеем иллюзорный, или галлюцинаторный,
опыт, но у нас, слава богу, есть способность трансцендирования - актом
трансцендирования мы можем ухватывать некоторые особые сущности, специальные
предметы, только этому акту и доступные. Кант отказывается признавать в мире
какие-либо предметы, для которых специально нужна была бы особая
способность, отличная от способности нашего опыта. И тогда тот, другой
предмет, который я называю формой, или другая способность, которая
называется формой в отличие от других элементов опыта, есть не
трансцендентный предмет; термин "форма" прилагается не к чему-то, что
трансцендентно по отношению к опыту, а прилагается к стихии, или медиуму,
или среде самого опыта, и тем самым составляет внутреннюю ткань опыта, узлы
ткани опыта, а не какие-то особые предметы, которые лежали бы вне этого
опыта. Как делает это Кант? И здесь, ухватившись за термин конечность, мы
возвращаемся к нашей теме. Мы будем заниматься сейчас этой странной
конечностью, из которой Кант делает совершенно другие выводы, нежели Беркли
и Лейбниц.
Уже в самом начале сегодняшней беседы я обронил фразу, что предположение
Всего, или Одного, как наличного, - а Все, или Одно, суть бесконечность, -



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 [ 29 ] 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.