несколько граммов крови от этих проклятых растений, а теперь последние
жалкие остатки будут высосаны из меня этой дрянью.
признал, что вершина этого холма не подходит для задуманных им кадров. Мы
собрали свое снаряжение и с полным грузом пиявок побрели вниз. Спустившись
на песчаный бережок, мы укрылись от посторонних глаз, разделись и с помощью
горящих сигарет помогли друг другу избавиться от пиявок.
нас теперь? Может, поплывем через реку, Джерри? Глядишь, если повезет,
встретим крокодила. Вот будет эпизод!
вы одолеете на лодке вон те пороги, могут получиться довольно впечатляющие
кадры.
потемневшие старые зубы, выстроились огромные коричневые камни.
Протискиваясь между ними, вода разбивалась на бурлящие извилистые струи, и
напор был ничуть не меньше, чем в пожарном рукаве.
приятно, когда ты пройдешь там, а он скажет, что эти кадры ему, пожалуй, ни
к чему.
моей великой досаде, он заявил, что с удовольствием проведет лодку через
пороги. Ничего не поделаешь... Джим и Крис заняли позиции с камерами, а мы с
Джеки сели в лодку и тронулись в путь. Эта лодка еще утром, в начале нашего
путешествия, показалась мне не очень-то надежной, когда же мы стали
приближаться к порогам, я и вовсе потерял веру в ее прочность и ходовые
качества. А лодочнику вся эта затея явно доставляла огромное удовольствие,
он лихо работал шестом, время от времени издавая буйные "гиббоньи" крики,
явно выражавшие упоение, которого мы с Джеки совершенно не разделяли. И так
как он стоял на корме, а мы сидели ближе к носу, то, когда долбленка
достигла порогов, все брызги достались нам. Большие шипящие волны ударили в
скулы лодки и приняли нас в свои объятия; через тридцать секунд мы промокли
столь же основательно, как если бы попытались одолеть пороги вплавь. К моему
удивлению.
участок.
чтобы мы могли снять вас крупным планом.
форсировали пороги.
завершена,- с меня хватит. Отвезите-ка меня обратно в рестхауз, чтобы я
могла переодеться.
поднимемся вверх и еще поснимаем. Джим выразительно посмотрел на меня.
отправились вверх против течения. Приблизительно через полчаса подвесной
мотор вдруг издал какие-то странные хлопки и заглох. В наступившей давящей
тишине Джим просвистел несколько тактов из песни о жертвах кораблекрушения.
на мотор и принялся потрошить его гаечным ключом. Наконец, радостно
улыбаясь, он извлек из внутренностей мотора какую-то часть, которая - даже я
это сразу понял - была безнадежно искалечена, и сообщил, что должен
вернуться в рестхауз, чтобы заменить эту необходимую деталь.
здесь.
попадался на такие удочки. Он заболтается с женой своего лучшего друга и
пропадет дня на три. Я предлагаю сделать так: мы с тобой останемся здесь со
снаряжением, а Джим пусть едет с ним.
углубились в обсуждение эпизодов. которые надеялись снять, когда (и если)
Джим вернется. Сидя на корточках спиной к реке, мы ничего не замечали
вокруг, и то, что произошло затем, немало потрясло нас обоих. Я повернул
голову, чтобы швырнуть в реку окурок. и вдруг увидел метрах в пяти от нас
приближающуюся с изрядной скоростью исключительно крупную и грозную на вид
королевскую кобру. Голова с шеей возвышалась сантиметров на пятнадцать над
водой, а сама змея была не менее трех метров в длину и, судя по ее большим
сверкающим глазам, обладала довольно скверным характером Продолжая плыть тем
же курсом, она неизбежно пристала бы к берегу как раз между Крисом и мной. И
хотя я страстный натуралист, столь тесное общение с королевской коброй мне
вовсе не улыбалось.
обратились в бегство.
королевской кобре полагалось злобно зашипеть, броситься на нас и несколько
раз обвиться вокруг тела Криса, а в ту самую секунду, когда ее зубы должны
были вонзиться в трепещущую яремную вену Криса, мне надлежало размозжить ей
голову метким выстрелом из пистолета. Несомненно, все так бы и вышло, если
бы не три вещи: во-первых, у меня не было пистолета, во-вторых, кобра явно
не читала нужных книг, и, в-третьих, она испугалась нас не меньше, чем мы
ее. Она плыла тихо-мирно по своим делам, нацелившись на симпатичный песчаный
бережок, на котором торчали два гнилых пня, Внезапно - о ужас! - пни
превратились в людей! Если можно говорить о выражении лица змеи, то у этой
кобры оно было чрезвычайно удивленным. Она круто затормозила, остановилась и
несколько секунд смотрела на нас, высунувшись из воды почти на полметра. Я
утешал себя тем, что смерть от укуса кобры, если верить книгам по
герпетологии, не так уж мучительна. Однако змея отнюдь не собиралась тратить
на нас драгоценный яд. Она повернулась кругом и полным ходом поплыла вверх
по реке. В тридцати метрах от нас кобра выбралась на берег и ринулась в лес
с такой скоростью, словно за ней гнались по пятам.
эта королевская кобра. Бросается на людей без малейшего повода!
ничуть не меньше, чем мы ее.
нападают ни с того ни с сего.
разговору на целый день.
километров вверх по реке и высадились на берег, чтобы исследовать лес и
проверить, не подойдет ли он для задуманных нами съемок. Не успели мы
отшагать и двухсот метров, как на гребне холма, справа от нас, раздались
дикие вопли. Эта какофония напоминала пение гиббонов, но голоса были
басистее и громче, и каждый крик заканчивался странной, гулкой дробью,
словно кто-то стучал пальцами по барабану.
с громоздким грузом продвигаться бесшумно сквозь обильно уснащенные шипами и
колючками заросли было невозможно. Впрочем, сиаманги были слишком увлечены
своими вокальными упражнениями, чтобы обращать на нас внимание, ибо пение не
прерывалось. Мы подходили все ближе к деревьям, на которых, по нашему
расчету, сидели обезьяны, и уже приготовились увидеть певцов, когда голоса
вдруг смолкли. И сразу в лесу стало так тихо, что на фоне этой тишины шум от
нашего продвижения казался гулом идущих напролом танков. Внезапно лодочник
остановился и указал вверх своим тесаком.
дерева, метрах в двадцати пяти над нами, устроилась пятерка сиамангов с
поблескивающей на солнце угольно-черной шерстью: взрослые самец и самка, два
юнца и детеныш. Лениво свесив длинные руки с тонкими кистями, они небрежно
восседали на ветвях, и я обратил внимание, как любопытно они распределились:
самец сидел на толстом суку лицом к остальной четверке, которая примостилась
на другом суку, метрах в четырех от него и чуть пониже. Можно было подумать,
что он читает им небольшую лекцию о древней сиамангской музыке. А чтобы мы
не воображали, что незаметно подкрались к нему, он то и дело поглядывал на
нас и поднимал брови, точно его шокировал наш неряшливый вид. В конце концов
сиаманг смирился с мыслью, что аудитория пополнилась новыми слушателями, и
сосредоточил все внимание на своей семье. Глядя в бинокль, я увидел, как он
уселся поудобнее, разинул рот и запел.
горлом гиббона происходило что-то удивительное, оно все больше раздувалось
по мере того, как он накачивал воздух в розовый, словно светящийся горловой
мешок. Наконец мешок достиг нужных размеров, и началась настоящая песня.
Интересно, что после каждого, если так можно сказать, куплета горловой мешок
начинал опадать, а следующий куплет снова накачивал его воздухом. Насколько
я понимаю, именно эта "граммофонная труба" издавала странную барабанную
дробь в конце куплетов, когда из мешка вырывался воздух. После очередного
куплета наступала короткая пауза, во время которой семья, увлеченно
слушавшая певца, продолжала пожирать его глазами. А затем самка и один из
юнцов, иногда поддержанные самым маленьким, разражались пронзительными
отрывистыми криками - очевидно, своего рода аплодисментами; во всяком
случае, так их воспринимал самец, потому что он тут же опять принимался