полагалось не зевать, ибо конкуренция была острейшая. На потолке
бледно-розовые гекконы с растопыренными пальцами и выпученными глазами
подкрадывались к жукам и мотылькам с изощренной осторожностью. По соседству
зеленые вампиры-ханжи-богомолы с безумными глазами и лишенным подбородка
ликом, - покачиваясь, выступали на тонких шиповатых ногах.
огромные пауки шоколадного цвета; притаившись в тени, они вдруг выскакивали
из засады, готовые выхватить экземпляр чуть ли не из моих рук. В роли их
пособников выступали облаченные в красивую кожу, точно пошитую из зеленых и
серебристо-серых лоскутков, жирные жабы, которые прыгали, тяжело дыша и
тараща глаза, посреди невиданного изобилия съестного, и маленькие,
вороватые, несколько зловещие на вид мухоловки. Толстое, как карандаш,
приплюснутое тело этих многоножек длиной около восьми сантиметров было одето
в бахрому из длинных тонких ног. Когда ноги мухоловки попарно приходили в
движение, по бахроме словно пробегали волны, и насекомое скользило, точно
камень по льду, бесшумно и... жутковато, ибо мухоловка была одним из
наиболее свирепых и искусных охотников.
свою коллекцию. Вечер только начался, и большинство хищников, кроме меня и
нескольких летучих мышей, еще не выходило на охоту. На веранде летучие мыши
в стремительном пике хватали мотыльков и другую лакомую мелюзгу в
каких-нибудь сантиметрах от лампы, так что пламя судорожно колыхалось от
ветра, поднятого их крыльями. Медленно тускнел бледно-бирюзовый отсвет
вечерней зари, начинали звучать протяжные мелодичные трели цикад, в сумраке
под сенью олив вспыхивало холодное мерцание светлячков, и весь наш огромный
дом, покряхтывая и постанывая от солнечных ожогов, успокаивался на ночь.
после неудачного покушения на самоубийство отдыхали там, приходя в себя
перед новой попыткой. Из узкой трещины в штукатурке в основании стены
выбрался на редкость крохотный, пухленький геккон. Судя по
всему-новорожденный, ибо он не достигал и четырех сантиметров в длину,
однако за короткий срок, прошедший от появления геккончика на свет, он явно
успел приналечь на еду, так что тельце его, включая хвост, было почти
круглым. Рот изогнут в широкой застенчивой улыбке, большие темные глаза
изумленно округлены, как у ребенка при виде стола, накрытого для банкета. Не
успел я остановить его, как он уже неспеша заковылял вверх по стене и
приступил к трапезе, ухватив златоглазку, чем и вызвал мое недовольство,
потому что эти насекомые с прозрачными, кружевными зелеными крылышками и
большими зеленовато-золотистыми глазами были в ряду моих любимцев.
цепляясь за стену и задумчиво помаргивая глазами. Я не мог понять, почему он
выбрал относительно крупную в его масштабах златоглазку, когда со всех
сторон его окружало множество более мелких мошек, которых было бы легче
поймать и съесть. Однако вскоре выяснилось, что передо мной обжора, о каких
говорят "брюхо сыто, да глаза голодны". Вылупленный из яйца, а потому не
получивший материнских наставлений, он пребывал во власти ошибочного
представления, что все насекомые съедобные и чем они крупнее, тем быстрее
утолят его голод. И ему явно было невдомек, что для столь малого создания,
как он, некоторые насекомые могут быть попросту опасны. Подобно миссионерам
прошлого, геккончик был столь высокого мнения о собственной персоне, что ему
не приходила в голову вероятность самому стать чьей-то трапезой.
съедобных мотыльков, геккончик стал подкрадываться к не уступавшему ему
величиной толстому ворсистому дубовому коконопряду, однако промешкал с
последним рывком и успел схватить бабочку только за кончик крыла. Бабочка
вспорхнула, и мощность ее коричневых крылышек была так велика, что она едва
не оторвала юного охотника от стены и не унесла его с собой. Ничуть не
обескураженный, он, передохнув, атаковал равного ему длиной длинноусого
жука. Геккончик явно не соображал, что все равно никогда в жизни не смог бы
проглотить такое жесткое колючее чудовище. Правда, ему вообще никак не
удавалось толком ухватиться за твердые и скользкие покровы длинноусого, и
кончилось все тем, что он лишь сшиб жука на пол.
боя; в это время, шелестя крылышками на веранду прилетел здоровенный богомол
и сел на стене сантиметрах в пятнадцати от юного охотника. Сложил крылья со
звуком, напоминающим шуршание папиросной бумаги, и, подняв в мнимо
молитвенном жесте передние ноги, оснащенные грозными зубьями, стал озираться
своими глазами безумца, поворачивая голову так и этак, чтобы лучше видеть
выстроенные в его честь шеренги насекомых.
они опасные; его глазам богомол представлялся обильной зеленой трапезой, о
какой он мог только мечтать без всякой надежды когда-либо получить. Не тратя
попусту время и не считаясь с тем, что богомол был раз в пять больше него
самого, геккончик начал подкрадываться. Тем временем богомол остановил свой
выбор на серебристой пяденице и направился к ней, переступая своими тощими
ногами старой девы. Время от времени он останавливался, покачиваясь из
стороны в сторону, а следом за этим живым воплощением зла, также делая
остановки, решительно шагал геккончик-голова опущена, потешный толстый
хвостик дергается, как у возбужденного щенка.
покачался, потом вдруг сделал выпад передними ногами и схватил жертву.
Пяденица была достаточно крупная, и когда она отчаянно забилась, богомолу
стоило великого труда удерживать ее грозными шипами. Пока он возился с ней,
смахивая на неумелого жонглера, геккончик, доведя себя до полной ярости
ударами собственного хвоста, пошел в атаку. Рванувшись вперед, он бульдожьей
хваткой вцепился в одно из надкрыльев. Занятый жонглированием богомол был
застигнут врасплох внезапным нападением с тыла. Потеряв равновесие, он упал
на землю, увлекая за собой и пяденицу, и геккончика, который не разжимал
своей мертвой хватки. Зато богомол выпустил чуть живую пяденицу, освобождая
острые, как клинок, голени для поединка с геккончиком.
богомолом и гекконом, как на сцену вышло еще одно действующее лицо. Из
темного сплетения виноградной лозы возникла мухоловка. Подвижный ковер из
тонких ножек целеустремленно заскользил к все еще корчившейся бабочке.
Достиг ее, накрыл, и челюсти мухоловки впились в мягкий торакс жертвы.
острыми когтями геккона, но тот, возбужденно вытаращив глаза, не отпускал
хватки, как ни трепал его огромный противник. Тем временем мухоловка,
убедившись, что ей не под силу унести добычу, обволокла ее живым
ламбрекеном, высасывая жизненные соки.
имя носила одна из двух здоровенных жаб, которых я выследил, довольно быстро
приручил и поселил в маленьком огороженном саду ниже веранды. Здесь обе жабы
вели беспорочный образ жизни в окружении мандариновых деревьев и герани,
совершая вылазки к веранде, когда там загорался свет, чтобы не упустить
причитающуюся им долю крылатой трапезы.
квартета в пятнадцати сантиметрах от моего носа, что совсем забыл про
существование Дьедр и даже не подозревал, что она тоже наблюдала из-за стула
за битвой. Теперь она тяжело прошлепала вперед, на секунду замерла, и не
успел я опомниться, как Дьедр, совершив по-жабьи целенаправленный прыжок,
разинула широченную пасть и стремительным движением языка отправила туда
мухоловку вместе с пяденицей. Остановилась, глотнула, на миг зажмурив
выпученные глаза, затем ловко повернулась влево и тем же способом послала в
рот богомола с геккончиком. Какое-то мгновение между толстыми губами Дьедр
извивался червем торчащий наружу хвостик геккона, но она решительно
затолкала его внутрь большими пальцами, как это заведено у жаб.
приспособленных, однако я решил, что это уже чересчур, и был весьма
недоволен Дьедр хотя бы потому, что она испортила такой увлекательный
спектакль. И чтобы оградить себя от повторного вмешательства, я отнес ее
обратно в сад, где она вместе с супругом, Теренсом Оливером Альбертом Диком,
квартировала под каменным лотком с ноготками. Тем более что сегодняшнего
ужина, на мой взгляд, ей было вполне достаточно.
всякой живностью, - в один прекрасный день явился Адриан Фотискью Смайс.
Школьный товарищ Лесли, он однажды провел вместе с нами каникулы в Англии и
успел страстно и безоглядно влюбиться в Марго, чем та была весьма
недовольна.
расположившись на веранде, знакомились с поступавшей раз в две недели
почтой.
она к тебе относилась.
спрашивает, нельзя ли ему погостить у нас на Корфу.
типа надо поискать. При одном его виде на меня нападает зевота. Нельзя ли
написать им, что у нас все занято?