телей города, как сплачиваются они во время осады, разрушала традицион-
ные сообщества и вновь обрекала людей на одиночество. Все это вносило
замешательство.
шквальный ветер и в иных умах тоже раздули пламя пожара. Снова ночью на
городские ворота было совершено несколько налетов, но на сей раз не-
большие группки атакующих были вооружены. С обеих сторон поднялась пе-
рестрелка, были раненые, и несколько человек сумели вырваться на свобо-
ду. Но караульные посты были усилены, и все попытки к бегству вскоре
прекратились. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы по городу про-
несся мятежный вихрь, в результате чего то там, то здесь разыгрывались
бурные сцены. Люди бросались грабить горящие или закрытые по санитарным
соображениям дома. Откровенно говоря, трудно предположить, что делалось
это с заранее обдуманным намерением. По большей части люди, причем люди
до того вполне почтенные, силою непредвиденных обстоятельств совершали
неблаговидные поступки, тут же вызывавшие подражание. Так, находились
одержимые, которые врывались в охваченное пламенем здание на глазах оце-
пеневшего от горя владельца. Именно полное его безразличие побуждало зе-
вак следовать примеру зачинщиков, и тогда можно было видеть, как по тем-
ной улице, освещенной лишь отблесками пожарища, разбегаются во все сто-
роны какие-то тени, неузнаваемо искаженные последними вспышками пожара,
горбатые от взваленного на плечи кресла или тюка с одеждой. Именно из-за
этих инцидентов городские власти вынуждены были приравнять состояние чу-
мы к состоянию осады и прибегать к вытекающим отсюда мерам. Двух мароде-
ров расстреляли, но сомнительно, произвела ли эта расправа впечатление
на остальных, так как среди стольких смертей какие-то две казни прошли
незамеченными - вот уж воистину капля в море. И по правде говоря, подоб-
ные сцены стали повторяться вновь, а власти делали вид, что ничего не
замечают. Единственной мерой, которая, по-видимому, произвела впечатле-
ние на всех наших сограждан, было введение комендантского часа. После
одиннадцати наш город, погруженный в полный мрак, словно окаменевал.
мые улицы, нигде не перечеркнутые темной тенью дерева, и ни разу тишину
не нарушили шаги прохожего или лай собаки. Огромный безмолвствующий го-
род в такие ночи становился просто скоплением массивных и безжизненных
кубов, а среди них лишь одни немотствующие статуи давно забытых благоде-
телей рода человеческого или навек загнанные в бронзу бывшие великие ми-
ра сего пытались своими лицами-масками, выполненными в камне или метал-
ле, воссоздать искаженный образ того, что было в свое время человеком.
Эти кумиры средней руки красовались под густым августовским небом на
обезлюдевших перекрестках, эти бесчувственные чурбаны достаточно полно
олицетворяли собой то царство неподвижности, куда мы попали все скопом,
или в крайнем случае - последний его образ, образ некрополя, где чума,
камень и мрак, казалось, наконец-то надушили живой человеческий голос.
тикуемой церемонии похорон вряд ли вселяли особую бодрость в наших сог-
раждан. Ибо хочешь не хочешь, а надо рассказать о похоронах, и рассказ-
чик заранее просит за это прощение. Он безропотно готов принять вполне
законные упреки, но единственное его оправдание в том, что были же в те-
чение всего этого периода похороны и что в какой-то мере он вынужден
был, как и все наши сограждане, заниматься похоронами. Во всяком случае,
он вовсе не такой уж любитель подобных церемоний, напротив, он предпочи-
тает общество живых, к примеру, пляж, морские купания. Но морские купа-
ния были запрещены, и общество живых с утра до ночи пребывало в страхе,
как бы их не вытеснило общество мертвецов. Такова очевидность. Разумеет-
ся, можно было бы попытаться не видеть ее, закрыть глаза и начисто ее
отринуть, но очевидность обладает чудовищной силой и всегда в конце кон-
цов восторжествует. Ну скажите сами, как можно отринуть похороны в тот
день, когда те, которых вы любите, должны быть похоронены.
поначалу быстрота. Все формальности упростились, и траурная церемония
как таковая была отменена. Больные умирали не дома, не на глазах у близ-
ких, традиционные ночные бдения были запрещены, так что тот, кто, ска-
жем, умирал к вечеру, проводил ночь в полном одиночестве, а того, кто
умирал днем, старались поскорее зарыть. Семью, понятно, извещали, но"в
большинстве случаев родные не могли свободно передвигаться по городу,
так как сидели в карантине, если они находились в контакте с больным. В
тех же случаях, если покойный жил отдельно от родных, они являлись в
указанный час, то есть к моменту отъезда на кладбище, когда тело было
уже обмыто и положено в гроб.
лазарете, которым ведал доктор Риэ. Вход в школу находился позади глав-
ного здания. В большом подсобном помещении, выходившем в коридор, храни-
лись гробы. В коридоре же семья обнаруживала один уже заколоченный гроб.
И тут же переходили к основной части обряда, другими словами, давали
главе семьи подписать нужные бумаги. Затем гроб ставили в закрытый авто-
мобиль, иной раз это был самый обыкновенный фургон, иной раз специально
оборудованная машина "скорой помощи". Родные рассаживались в такси, тог-
да еще не упраздненные, и весь кортеж галопом несся к кладбищу по окра-
инным улицам. У городских ворот жандармы останавливали кортеж, шлепали
печать на официальный пропуск, без чего отныне не стало доступа к "пос-
леднему месту упокоения", как выражались наши сограждане, пропускали ма-
шины, и они останавливались у четырехугольной площадки, изрытой много-
численными рвами, ожидавшими загрузки. Священник выходил встречать по-
койника, так как отпевание в церкви было отменено. Под чтение молитв из
машины вытаскивали гроб, обвязывали его веревками, волокли волоком, и
он, скользнув в ров, стукался о дно; священник размахивал кадилом, и вот
уже первые комья земли начинали барабанить по крышке. Фургон уезжал сра-
зу же, так как ему полагалось пройти дезинфекцию; комья глины, падавшие
с лопаты, звучали все глуше, а родственники тем временем уже рассажива-
лись в такси. И через четверть часа они были дома.
минимальным риском. И разумеется, по крайней мере в начале эпидемии,
родные бывали оскорблены в своих самых естественных чувствах. Но во вре-
мя чумы такие соображения в расчет не принимаются: жертвуют всем ради
пользы дела. Впрочем, если поначалу дух нашего населения пострадал от
подобной практики, поскольку желание быть похороненным прилично расп-
ространено гораздо шире, чем принято считать, то вскоре, к счастью, на-
чались затруднения с продуктами питания, и жителей отвлекли более насущ-
ные заботы... Нас настолько поглощало многочасовое стояние в очередях,
различные хлопоты и различные формальности, которые приходилось выпол-
нять, ежели ты хочешь кушать, что у людей просто не оставалось времени
размышлять о том, как умирают вокруг них и как сам ты умрешь, когда нас-
тупит твой час. Таким образом, материальные трудности, которые, вооб-
ще-то, сами по себе зло, обернулись, как это ни, странно, благом. И все
было бы к лучшему, если бы, как мы уже видели, эпидемия не распространи-
лась столь широко.
кладбище не хватало мест. Приходилось что-то предпринимать. Самое прос-
тое - все по тем же соображениям пользы - было объединять несколько по-
хоронных церемоний в одну и, раз уж возникла такая необходимость, учас-
тить рейсы между лазаретом и погостом. Так, в распоряжении лазарета, ру-
ководимого доктором Риэ, в наличии имелось к этому времени всего пять
гробов. Когда все они бывали заполнены, их грузили в машину. На кладбище
гробы опорожняли, трупы цвета ржавого железа клали на носилки и ставили
в специально оборудованный сарай. Затем гробы обливали дезинфицирующим
раствором, отвозили обратно в лазарет, и вся операция повторялась
столько раз, сколько требовалось. Так что дело было поставлено образцо-
во, и префект неоднократно выказывал свое удовлетворение. Он даже сказал
Риэ, что видел в старинных летописях, посвященных чуме, рисунки, изобра-
жающие негров, которые отвозят на погост груды трупов в простых тележ-
ках, и что наша организация похорон куда совершеннее.
приходится заполнять карточки. Так что прогресс налицо.
пришлось запретить родственникам присутствовать при погребении, так как
со временем похоронный обряд превратился в довольно-таки неприглядную
формальность. Родным разрешалось доходить только до кладбищенских ворот,
да и то неофициально. И произошло это потому, что перемена коснулась в
основном заключительной части погребения. В дальнем конце кладбища, на
пустом еще пространстве, поросшем мастиковым деревом, вырыли два огром-
ных рва. Один ров предназначался для мужчин, второй для женщин. Адми-
нистрация в данном вопросе старалась еще придерживаться правил приличия
и только уже значительно позже, силою обстоятельств, отказалась от пос-
ледней попытки соблюдать благопристойность, и мертвецов стали хоронить
кучно, вповалку, не разбирая мужчин и женщин, отбросив все заботы о це-
ломудрии. К счастью, этот апокалипсический хаос был характерен только
для последних этапов бедствия. В тот период, о котором идет речь, еще
существовали раздельные могильные рвы, и префектура очень гордилась этим
обстоятельством. На дне каждого из рвов булькала и шипела негашеная из-
весть, налитая толстым слоем. На краю рвов лежали кучки такой же извес-
ти, и вздувавшиеся на них пузырьки лопались под воздействием свежего
воздуха. Когда рейсы заканчивались, из сарая выносили носилки, выстраи-
вали их бок о бок, потом сбрасывали в ров почти вплотную друг к другу
голые, чуть скрюченные тела и тут же заливали их новым слоем извести;
потом довольно скупо засыпали ров землей, чтобы оставить место для буду-
щих гостей. На следующий день вызывали родственников и предлагали им
расписаться в книге регистрации, что подчеркивало разницу, существующую
между людьми, которых всегда можно было контролировать, и, скажем, соба-
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Флинт Эрик
Белогорский Евгений
Витковский Евгений