Чтение 29–й страницы книги ~Сорок лет Чанчжоэ~

Учитель в это время находился в кухне и жарил на чугунной сковородке
коровье вымя, которое до того противно воняло паленым волосом, что першило в
горле.

Джером раскрыл брошюру и пролистал ее. Книжица была издана плохо, и, в
отличие от атласов судебной медицины, в ней не было фотографий, а лишь одни
рисунки.

Зато рисунки были прелюбопытные. На одном был изображен лежащий мужчина с
закрытыми глазами. Вокруг его обнаженного тела сидят несколько человек.
Один, по-видимому самый главный, орудует над мертвецом скальпелем, выуживая
из живота печень. На другом рисунке он откусывает от этой печени кусок, и по
лицу его разливается наслаждение... Под рисунком была подпись: - Обретение
вечной жизни".

- Кто разрешил тебе рыться в книгах? - услышал Джером голос учителя.

Гаврила Васильевич стоял в дверях, держа на вытянутой руке скворчащую
сковородку с воняющим выменем.

- Мне никто этого не запрещал делать, - ответил мальчик. - А что это за
книга?

И что обозначают эти рисунки?

Теплый прошел в комнату, поставил сковородку на стол, отер о брюки руки и
приблизился к мальчику.

- Никогда ничего не бери без спроса! Понял? - Лицо Гаврилы Васильевича
скривилось от злобы, а правая щека задергалась.

- А чего вы так занервничали? - удивился Джером. - Могу вообще не ходить
к вам! Подумаешь!..

- Сядь! - приказал Теплый.

- Ну, сел. - Джером оседлал табуретку. - Чего дальше?

Гаврила Васильевич попытался взять себя в руки, закусывая дергающуюся
щеку.

- Эту книгу тебе рано смотреть! - процедил он. - Еще будешь рыться без
спроса

- сломаю тебе руку.

Джером ухмыльнулся. Он потянулся всем телом, вытянул ноги и зевнул, всем
своим видом показывая, что ему наплевать на угрозы учителя.

- И чего вы все время такой грязный ходите? - спросил он сквозь зевок. -
От вас так воняет какой-то дрянью!.. У вас есть женщина?

После этих слов Теплый и накинулся на Джерома с кулаками, лупя его
вслепую, задыхаясь от ненависти и разбрызгивая слюну.

- Я вырву твою печень! - кричал он в аффекте. - Я выколю тебе глаза!

Джером старался уворачиваться от ударов, прячась под стол.

- Чего вы на меня накинулись! - причитал он. - Сами в гости зовете, а
теперь бьете!

Порыв Гаврилы Васильевича вскоре прошел, и, дыша словно собака, он
пытался помириться с мальчиком.

- Теперь ты видишь, что в жизни могут произойти всякие случайности! Я мог
в гневе убить тебя, и ты умер бы молодым, прожив жизнь много короче, чем
я...

Те- перь ты понял это?

- Ага, - ответил Джером, сглатывая кровавую слюну. - Я бы умер внезапно,
а вы бы долго мучились, ожидая казни за убийство.

- Будешь есть вымя? - спросил Теплый.

- Буду.

Они поели, после чего мальчик долго не мог выковырять из зубов застрявшие
волоски.

Гаврила Васильевич отпустил Джерома, дав ему два медных пятака, чтобы он
прикладывал их к синякам.

- Приходи завтра, - пригласил учитель.

Вот эти самые синяки, оставленные на лице мальчика кулаками Теплого, и
увидел полковник Шаллер.

Сидя над рукописью Елены Белецкой, тщетно пытаясь сосредоточиться,
Гаврила Васильевич отчетливо произнес вслух фразу: - Я убью его!" Славист
составил таблицу наиболее часто встречающихся созвучий, наложил сверху лист
папиросной бумаги, срисовывая на нее буквы в различной последовательности.
Он комбинировал слоги, используя старинную методику Граббе, построенную на
мистической теории проникновения в тайну слова.

Непременным усло- вием теории была медитация - абсолютное представление
слова как единственного жизненного понятия. Буквенный символ должен был
отчетливо запечатлеться в мозгу, врезаться в него, вытеснив ощущение
собственного - Я".

Само подсознание, соединившись с космосом, должно было выдать ответ.

Гаврила Васильевич, полагаясь на интуицию, выделил из всей рукописи
наиболее главное слово, вычертил его на листе ватмана черной тушью, долго на
него смотрел, а потом закрыл глаза. Слово отпечаталось красным контуром на
внутренней стороне век. Слово было - ШШШШШ. Славист контролировал свое
дыхание, пока оно не стало покойным. Выделение слюны замедлилось, язык
сделался сухим, а биение пульса сократилось до сорока ударов в минуту.

Озарение стало неизбежным...

Авто Франсуаз Коти, скрипнув новой резиной, остановилось рядом с главной
городской площадью. Дальше проехать было невозможно из-за скопления народа.

Лица людей были возбужденными и источали какое-то внутреннее сияние.
Народ жаждал счастья, стараясь быть поближе к его строящемуся символу.

Девушка взяла Генриха Ивановича за руку и потянула за собой, углубляясь в
толпу. Они прошли по узкой улочке, ведущей к главной площади, рассматривая
лица прохожих, гордо воздевших над собой транспаранты с надписями типа: - Мы
достойны счастья! Мы сделаем шаг к нему навстречу!" Повсюду продавали
воздушные шары, всякие сладости и лимонад. Народ гулял...

Наконец Франсуаз и Шаллер вышли на площадь. В центре ее из мощного
бетонного основания уходила к небу башня. Генрих Иванович задрал голову и с
удивлением сказал:

- Господи, я не предполагал, что они за такое короткое время столь много
построят!.. Это невероятно!

От основания башни к ее нутру тянулась цепочка рабочих, как русских, так
и корейских. Из рук в руки рабочие передавали красные кирпичи, раствор и
всякий необходимый строительный материал. Делали они это так быстро, как
будто хотели закончить строительство уже сегодня до захода солнца.

- Пожалуй, в башне уже футов четыреста! - предположил полковник.

- Пятьсот, я думаю, - высказала свое предположение девушка. - Велик
русский народ в своем стремлении к иллюзиям!

На вершине башни, на строительной площадке, были установлены усиливающие
голос устройства, чтобы народ мог не только следить за происходящим, но и
слышать, что творится между рабочими, какие следуют команды.

- Мы кладем трехсоттысячный кирпич! - прокатился над площадью голос.

- Ягудин, - определила Франсуаз. - Какой мощный голосовой аппарат.

- Вы знакомы с ним лично? - поинтересовался Шаллер.

- Видела пару раз.

- И что он за тип?

- Любопытный. Он может быть и романтиком, и изувером. Чем-то на вас
походит.

- Что же, я похож на изувера?

Девушка не ответила, так как ей помешал голос Ягудина, вещающий с высоты.

- Сограждане! - возвестил голос. - Хочу обратиться к вам с речью!
Позволите ли мне сделать это?..

- Позволяем! - донеслись голоса из толпы. - Говори, Ягудин! Мы рады
услышать тебя.

Ягудин прокашлялся.

- Я хочу сказать, что вы, собравшиеся на главной площади, есть народ! Не
побоюсь сказать, что вы - прогрессивное человечество! Ваши лица устремлены
вверх, вы собрались в кучу, чтобы стать непосредственными соучастниками
величайшего события, творящегося на ваших глазах! Ваши уши, ваши глаза
направлены на уникальное строительство Истории - Башню Счастья!.. Я слышу
ликующие возгласы людей, исходящие из самых потаенных глубин сердец! Ваши ли
это голоса, или ангельские призывы?..

Народ внизу заволновался и закричал:

- Наши голоса, наши! Мы с тобой, Ягудин!.. Продолжай!.. Ура-а!..

- По-моему, он издевается, - зашептала в ухо Шаллера Коти.

- Но делает это тонко, - добавил полковник.

- Крики - ура" непрерывно сотрясают площадь и мои уши! - продолжал вещать
Ягудин. - Ваш порыв напоминает мне огнедышащий вулкан, и его можно сравнить
с радостью миллионов одновременно разродившихся женщин! Никогда еще
человечество не сталкивалось с таким массовым проявлением мира, дружбы и
солидарности между русским и корейским народами! Нам будет что оставить в
наследство нашим детям, внукам и правнукам! Мы оставим им Башню Счастья!

- Хотим тебя видеть! - закричала толпа. - Появись перед нами! Видеть тебя
хотим!

- Вы ощущаете приближение счастья?

- Ощущаем! - ответила толпа в слаженном порыве.

- Громче!

- Ощуща-а-ем!

- Смотрите, вон он, - показала наверх Коти. - Лезет на стену.

И действительно, на самую вершину, на только что выложенные кирпичи,
взобрался бородатый человек, воздевая к небесам руки.

- Вы хотите счастья? - спросил человек.

- Хотим! - дружно отозвалась толпа.

- Вы верите, что по Башне можно перейти в райские кущи?

- Верим!

- Верите?