АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Чего больше? Ох, монополек!
Пусть уж таким и останется в памяти мой родной город, мой Нижний. Пусть!
Не хочется мне видеть озорных друзей и звонких подруг моего отрочества. Я
ведь помню их в юбочках до колен и с бантиками в пышных косах. Зачем же им,
этим моим первым, вторым, третьим и четвертым любовям толстеть, седеть,
морщиниться и ковылять? А они теперь, разумеется, ковыляют. А некоторые,
пожалуй, и отковыляли.
Жизнь!
Итак, мы живем на Большой Покровке, неподалеку от каланчи, выкидывающей
красный шар, когда пожар в ее части.
Сын дворника, шестилетний Митя Лопушок, полный день гоняет по тротуару
железный обруч от развалившейся бочки.
Как только я появляюсь на парадном крыльце, мама или няня выводят меня за
ручку, - он кричит на всю улицу как зарезанный:
- Девчонка!.. Девчонка!..
И проносится мимо дребезжащим вихрем.
А у меня по носу текут слезы.
Никому на свете я так не завидовал, как Мите. Его залатанные брючки из
чертовой кожи, его громадные рыжие штиблеты, унаследованные от старшего
брата, его волосы, подстриженные в кружок, как у нашего полотера, - все это
было пределом моих мечтаний.
- Девчонка! Девчонка!.. - визжит Митя и чуть не перерезывает пополам
своим железным обручем нашего мопса Неронку, который, кряхтя, несет в зубах
мой деревянный пистолет с длинным черным дулом, заткнутым пробкой.
- Девчонка! Девчонка!..
- Экой башибузук, - незлобно ворчит няня вслед Мите.
Я креплюсь. Сжимаю губы. Смотрю в небо и делаю вид, что ужасное слово
"девчонка!" не имеет ко мне никакого отношения. О, если бы знала мама, как я
глубоко переживаю!
"Нет, Лопух, - говорю я себе, - ты врешь: я мальчик! мальчик! мальчик!"
И раз десять подряд повторяю это гордое слово.
Прекрасный пол обычно жалуется на свою природу. Сколько хороших женщин не
раз говорило мне: "Ах, как бы я хотела быть мужчиной!" Но, право, еще
никогда я не слышал от мучеников, бреющихся через день (тогда ведь еще не
существовала электрическая бритва), никогда не слышал: "Черт возьми, почему
я не женщина!"
А меня, видите ли, наряжали в розовые и голубые платьица. За что?
Няня у меня старуха - толстая, круглая, большая. Впрочем, в те годы
казались мне большими и наш двухэтажный дом с мезонином, и тощий сад в два
десятка деревьев.
Няня была словно сделана из шаров: маленького (в черной кружевной
наколке), внушительного (с гранатовой брошкой на груди) и очень
внушительного, стоящего на чем-то воткнутом в меховые полусапоги. Эти три
шара покачиваются один на другом, как это бывает в цирке у жонглеров.
Старуха пахнет ладаном и вся шуршит коричневым плисом. Она - это покой, уют,
тишина. Взяли ее в дом за несколько недель до моего появления на белый свет.
Несколько хуже обстояло дело с акушеркой Еленой Борисовной, которая меня
принимала. Ее прямо от нас увезли в сумасшедший дом. Об этом многие годы с
ужасом вспоминали мама, бабушка и все родственники.
Во время великого поста мы с няней причащались по нескольку раз в день.
Церквей в Нижнем Новгороде, как сказано, было вдосталь, и мы поспевали в
одну, другую, третью. В каждой съедали кусочек просфоры - это тело Христово
- и выпивали ложечку терпкого красного вина. Оно считается его кровью. Да
еще "теплоту". Опять же винцо.
Ах, как это вкусно!
И оба - старуха и ребенок - возвращались домой навеселе.
Родители, само собой, ничего об этом не знали. Это была наша сокровенная
тайна! Человек в четыре года очень скрытен и очень расчетлив. Только наивные
взрослые все выбалтывают во вред себе.
Я играю в мячик. Как сейчас, его вижу: половинка красная, половинка
синяя, и по ней тонкие желтые полоски.
Няня сидит на большом турецком диване и что-то вяжет, шевеля губами.
Очевидно, считает петли.
Мячик ударяется в стену, отскакивает и закатывается под диван. Я дергаю
няню за юбку:
- Мячик под диваном... Достань.
Она гладит меня по голове своей мягкой ладонью:
- Достань, Толечка, сам. У тебя спинка молоденькая, гибкая!
- Нет, ты достань!
Она еще и еще гладит меня по голове и опять что-то говорит про
молоденькую спинку.
Но я упрямо твержу свое:
- Нет, ты достань. Ты! Ты!
Няня справедливо считает, что меня надо перевоспитать.
Я уже не слышу и не понимаю ее слов, а только с ненавистью гляжу на
блестящие спицы, мелькающие в мягких руках:
- Достань!.. Достань!.. Достань!..
Я начинаю реветь. Дико реветь. Делаюсь красным, как бочка пожарных.
Валюсь на ковер, дрыгаю ногами и заламываю руки, обливаясь злыми слезами.
Из соседней комнаты выбегает испуганная мама:
- Толенька... Толюнок... Голубчик... Что с тобой? Что с тобой, миленький?
- Убери!.. Убери от меня эту старуху!.. Ленивую, противную старуху!.. -
воплю я и захлебываюсь своим истошным криком.
Мама берет меня на руки, прижимает к груди:
- Ну, успокойся, мой маленький, успокойся.
- Выгони!.. Выгони ее вон!.. Выгони!
- Толечка, неужели у тебя такое неблагодарное сердце?
- Все теперь знаю. Ты любишь эту старую ведьму больше своего сына.
А простаки считают четырехлетних детей ангелочками!
- Толечка, родной, миленький...
Мама уговаривает меня, убеждает, пытается подкупить шоколадной конфетой,
грушей дюшес и еще чем-то "самым любимым на свете". Но все это я отшвыриваю,
выбиваю из ее рук и упрямо продолжаю поддерживать свое отвратительное
"выгони!" самыми горючими слезами. Они льются из глаз, как кипяток из
открытого самоварного крана.
Слезы... О, это мощное оружие! Оружие детей и женщин. Оно испытано
поколеньями в бесчисленных домашних боях, больших и малых.
- Выгони!.. Выгони!..
И что же?.. Мою старую няню - этот уют и покой дома - рассчитывают,
увольняют за то, что она не полезла под диван, чтобы достать мячик для
противного избалованного мальчишки.
Шутка ли: единственный сынок!
Прощаясь с ней, папа говорит:
- Спасибо вам, няня, за все. Простите нас.
И, поцеловав ее, дает "наградные". Три золотые десятирублевки.
Вероятно, многие считают, что угрызения совести - это не больше чем
литературное выражение, достаточно устаревшее в наши трезвые дни.
Нет, я с этим не могу согласиться!
Вот уже более полувека меня угрызает совесть за ту гнусную историю с
мячиком, закатившимся под турецкий диван.
Мама провожает старушку до извозчика. Вытирая кружевным платочком
покрасневшие глаза и кончик нежного носа, тоже покрасневший, она говорит с
грустью:
- Ах, моя голубушка, тут уж ничего не поделаешь, ведь Толечку принимала
сумасшедшая акушерка.
Утро.
Мама расчесывает белым гребешком мои длинные волосы.
В этом случае все матери на земном шаре говорят одно и то же:
- Как шелк... как шелк. Чистый шелк.
Потом мама берет мою левую руку и кладет ее на золотистый валик турецкого
дивана рядом со своей тонкой рукой с длинными пальцами и ногтями, как
розовые миндалинки:
- Смотри, Толя, как твои пальчики похожи на мои. И ноготки такие же.
Только у тебя малюсенькие.
И целует каждый ноготок в отдельности.
- Ты, наверно, будешь знаменитым пианистом.
А у меня ни слуха ни духа. Руки, глаза, носы, подбородки, губы тонкие,
как ниточка, и толстые, как сардельки, - все это врет, обманывает, право, не
меньше, чем наш каверзный язык. Сколько я видел совершеннейших растяп с
орлиными носами, безвольных мужчин с выдвинутыми подбородками и очень злых
людей с добродушными носами картошечкой.
- Нет, - бурчу я, - нет, я буду знаменитым шарманщиком. С попугаем. Я
шарманки люблю.
Маму это огорчает.
Потом она говорит:
- Все остальное у тебя папино. И такой же высокий будешь.
- А папиной бороды у меня нет.
Мама смеется. Почему? Разве я сказал что-нибудь глупое?
Обиженно морщу лоб и гордо заявляю:
- Я знаю, из чего папы делаются!
Она испуганно на меня смотрит.
- Знаю! Папы делаются из мальчиков.
Мама облегченно вздыхает.
Этот наш разговор получил нижегородскую славу. Ровно через десять лет
меня спрашивал вице-губернатор Бирюков, с сыном которого я сидел на одной
парте в Нижегородском Дворянском институте:
- Скажи-ка мне. Толя, из чего папы делаются?
Нашу повариху звали Катей. Говоря своими сегодняшними словами, она была
пышнощекая, дородная, чернобровая, черноглазая. В ушах болтались цыганские
серьги - серебряными колесиками величиной с блюдце для варенья.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 [ 29 ] 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
|
|