того, что ты глуп, лжив, злобен, завистлив, - этого бы никто и не заме-
тил, если бы не торчал контрастом на всю округу очкастый еврей, без сче-
та рассыпающий знания и шутки, труды и улыбки! Ведь если бы не было доб-
рых, красивых, честных и умных, людям ничего не оставалось бы, как лю-
бить злобных и безобразных. Так я понимаю умильное, во Христе, пристрас-
тие фагоцитов к гунявым, косоруким, брехливым и завистливым: именно они
наследуют Единство - умные и красивые рано или поздно разбредутся по
собственным делам.
как! - обладали главным (единственным) признаком этноса - Единством.
завуч Цай, зубодер Цой, учительница Пак - про них вспоминали только, что
корейцы собак едят, и больше ничего. Русские были просто люди: надо было
отмочить что-то вовсе несусветное, чтобы тебя одернули: "Ты русский или
кто?".
(не с небожителем же Гольдиным, а до превращения меня в еврея фагоцитам
предстояло трудиться еще лет двадцать-тридцать). Да и о том, что он ев-
рей, помнили как следует только люди, уж очень обойденные вниманием. Ему
напоминали о его еврействе всего раза два-три. От силы четыре. Но уж ни-
как не больше пяти. Хорошо - десять, и ни разом больше. Ладно, двадцать,
двадцать - и закончим на этом.
ла, принимавшего на себя все тухлые яйца и гнилые кочаны, как заслужен-
ные, так и неза... Что, что? Кто это берется решать, что заслуженно, а
что незаслуженно? Нет судьи превыше мнения народного! Но живым евреям у
нас жилось бы, как у распятого ими Христа за пазухой, если бы жажда
единства не была такой чувствительной к слову, как свежеснятая мозоль к
песчинке.
ной мерзлые кочки, но стараешься не охнуть, чтоб не портить игру и не
позорить свой полет с Графских развалин - с двухсаженного зубца недост-
роенной стройки, "замороженной", да так и не оттаявшей за много раска-
ленных лет и бурных весен, но через двадцать лет - Колизей превратился в
стадион "Трудовые резервы" - вдруг заделавшейся нормальной столовкой с
ядреным томатным соусом и борщевыми парами. По сизым шлакоблочным зубцам
можно было гонять вдоль и поперек, перескакивая через будущие окна, -
кроме одного, венециански просторного: кто сдуру доскакивал до него, по-
падался в лапы преследователю. Кто угодно - только не я: игра - это
Единство, а значит нечего крохоборничать - вперед и вниз, с двух саженей
! Встать не можешь, все равно попался, - ну и что - зато игра поднялась
еще градусом азартнее. Водильщик хлопнулся на тебя, на него еще кто-то -
ты мнешь, тебя тискают, кто-то заехал каблуком прямо в нос - ерунда, мо-
жет, и ты кому-то заехал. Гадские слезы катятся сами собой, скорей уте-
реть о чью-то штанину, ничего, что шинельный наждак - главное, не пор-
тить игру, ведь мы все здесь друзья... и вдруг Брательников одними губа-
ми быстро проговаривает: "Не ври". Про что "не ври"? И почему он так
побледнел, впился исподлобья, из-за "не ври" так не бледнеют, есть
только одна вещь на свете, из-за которой... "Не ври" - это "ев..."
смешит, оттого, что не касается (лучше не заострять, не фиксировать по-
зорной правды), куда-то бежишь, куда-то карабкаешься, пока вдруг не об-
наруживаешь себя на крыше лягашского дома с шахматными углами в клетку,
из которого через год вынесут пронзенную медалистку в спущенных трусах.
Ты неотвратимо, как глетчер, сползаешь вниз, ноги - слепые копыта -
впустую обшаривают стену, но шахматной клетке все нет и нет конца, а ух-
ватиться решительно не за что - при товарище Сталине крыши начальству
полировали без сучка, без задоринки, еще и желобки по краям каждой доски
простругивали полукруглым лезвием. Доску можно ухватить только поперек,
еле доставши кончиками пальцев - но они же не слесарные тиски... А на
приоткрывшейся гостеприимной Земле уже можно краем глаза разглядеть под-
жидающий тебя хороший осиновый кол... И тут - благословенны бракоделы! -
указательный палец входит в дырку от сучка (так в отчаянные минуты мне
приносили спасение отзывчивые женщины - порождения Верховного Бракоде-
ла), а копыто через мгновение упирается в край клетки, предназначенной
для шахматного коня, - благословенны архитектурные излишества!
зу оживаешь: зеркальце бы, зеркальце... Подобное исцеляется подобным,
бледность - бледностью, ужас отвергнутости - осиновым колом.
рейской пословице: хоть горшком назови - только в печку на ставь... В
сущности, еврея на моих глазах травили всего один-единственный разочек,
да и то исключительно потому, что он вздумал отступить от вышеупомянутой
еврейской народной мудрости.
тинку усиками вполне сошел бы за армяна, если бы фагоциты не разнесли,
что он еврейчик, создав вокруг него очаг воспаления, в котором его синяя
кепка, мохнатая, как кот, провалившийся в таз с синькой, и прогулки по
улице Ленина с девушками из "малого трестовского народа" не могли кон-
читься добром - тем более, прогулки в синих же узковатых брючатах, когда
"большой народ" откладывал трудовые гроши на черные клеши из флотского
сукна и черную кепку из его же обрезков.
соответствии с эдемским каноном, враг народа вновь совершил злодейство
безо всяких причин (понимание чужих мотивов неизбежно подтачивает внут-
реннее единство): Толька Бедняков засмеялся, а еврейчик как вдруг пры-
ган[cedilla]т... Думал ли Гришка, что ему самому предстоит обращение в
еврея?
и сквозь многослойную стекольную мозаику я увидел, как взъерошенный си-
ний кот, волнуемый кривыми осколками, витражно нарезанный завитками про-
мазки, перепрыгивает через волнистую от природы серую жердь. Двумя ягод-
ками паслена блеснули его горестные, как бы не верящие чему-то глазки
над чернявой шпагатинкой усиков, - и тут же накатила волна рева, свиста,
улюлюканья ("Сцена под Кромами", М.П.Мусоргский). Народным мстителям не
требовалось фантазии - оскорбительнее слова "еврей" все равно ничего не
выдумаешь. "А чего он Тольку Беднякова?.." - попытался вдохнуть в нас (и
в себя) справедливость Гришка, но лица у взрослых были такие серьезные,
что он смолк на полдороге.
шеи (лично я ему бритву не доверил бы) не то в Акмолинск, не то в Кокче-
тав, а то и в Темиртау, - и Якову Абрамовичу снова стало не с кем зап-
лести паутину сионистского Единства где-нибудь в темном уголке нашего
светлого Эдема.
чены за своих стоят" - ингушей у нас называли то ингушами, то чеченами.
ологического папы Якова Абрамовича) - сквозь эти священные бельма едва
удавалось распознавать: ага, ингуш, - и все. Этот силуэт, обобщенный,
как на мишени, заслонял индивидуальную дребедень - сейчас, в телепроб-
лесках из Чечни и то успеваю разглядеть больше: вроде бы и у наших были
такие изгибистые профили, а у стариков на головах - усеченные конусы
вверх ногами. Правда, наши старики любили класть на плечи лопату, све-
сивши с нее руки, словно бы вися на самих себе, - а то подпирали этой
реей поясницу, пропустивши ее за спиной под локтями же. Почему лопату? -
из-за наших снежных заносов? Хотя у них в горах... В каких горах - я же
понятия не имею, с гор они были или, там, из долин. Или из лощин.
весь мой доисторический рай от жуков до голубей, что мне в этом Космосе
подвластно все от последней коровьей лепехи до первого пионерского галс-
тука, - и вдруг целый край, населенный ингушами, оказался погруженным в
курящуюся бреднями тьму. Россказни вытравили все живое из моей памяти -
осталась одна Вера Отцова (чудное имя-фамилия для звеньевой), остался
только образ Ингуша с большой буквы, мощно и без затей возведенный мне-
нием, да, мнением народным: там ингуши кого-то порезали, там зарезали, а
там и вовсе убили - как водится, без всякого повода. А у одного ихнего
обидчика разобрали крышу в сарае и полностью съели корову - только тре-
буха с копытами остались! И притом собака не лаяла! И я до сих пор в это
верю - в глубине, разумеется, души. В самой неподдельной ее глубине, где
курится все, что ты познаешь от колыбели, через слово, а не через глаза,
- на этой невидимой магме и плывет до поры до времени тонкая корочка ци-
ничного (чужацкого) здравомыслия.
национальностями: клички не попадали в книги. "Фрицы" не попадали, а
немцы попадали, "калбиты" не попадали, а казахи попадались. Чечены тоже:
злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал. А вот "ингушами" только
пугали детей. И вдруг в "Тихом Доне" (уже понимая, что к чему: выискивая
матершинные сцены) я наткнулся на "мягко сказал игнуш". Как, как?.. Да
это же... Я бросился к дружку Сашке Каблукову: "В книжке написано: ин-
гуш!" Он тоже не поверил и тоже правильно прочитал лишь с третьего раза
- а то все был игнуш, да игнуш - а ведь и он был отпрыск культурного,
трестовского семейства (так в бестселлере великого русского писате-
ля-патриота Эдуарда Лимонова-Савенко не вдруг узнаешь наипривычнейшие
слова).
отбрасывал кровавый отсвет на земные лица самых рядовых ингушей и мешал
разглядеть... Нет, земные ингуши, конечно же, не были овечками - иначе
бы их презирали, а не боялись. Где-то, конечно, хранился и возобновлялся
тот золотой запас душегубств, без которого черты Ингуша скоро выветри-
лись бы до неразборчивости египетского Сфинкса, но сам я (да и никто из
Никитин Юрий
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Муркок Майкл
Белов Вольф
Лондон Джек