Чтение 29–й страницы книги ~На западном фронте без перемен~

Мы едем несколько дней. В небе появляются первые аэропланы. Мы обго-
няем эшелоны с грузами. Орудия, орудия... Дальше мы едем по фронтовой
узкоколейке. Я разыскиваю свой полк. Никто не знает, где он сейчас сто-
ит. Я где-то остаюсь на ночевку, где-то получаю утром паек и кой-какие
сбивчивые инструкции. Взвалив на спину ранец и взяв винтовку, я снова
пускаюсь в путь.

Прибыв к месту назначения, я не застаю в разрушенном местечке никого
из наших. Узнаю, что наш полк входит теперь в состав летучей дивизии,
которую всегда бросают туда, где что-нибудь неладно. Это, конечно, не
очень весело. Мне рассказывают, что у наших будто бы были большие поте-
ри. Расспрашиваю про Ката и Альберта. Никто о них ничего не знает.

Я продолжаю свои поиски и плутаю по окрестностям; на душе у меня ка-
кое-то странное чувство. Наступает ночь, и еще одна ночь, а я все еще
сплю под открытым небом, как индеец. Наконец мне удается получить точные
сведения, и после обеда я докладываю в нашей ротной канцелярии о своем
прибытии.

Фельдфебель оставляет меня в распоряжении части. Через два дня рота
вернется с передовых, так что посылать меня туда нет смысла.

- Ну как отпуск? - спрашивает он. - Хорошо, а?

- Да как сказать, - говорю я.

- Да, да, - вздыхает он, - если б только не надо было возвращаться.
Из-за этого вся вторая половина всегда испорчена.

Я слоняюсь без дела до того утра, когда наши прибывают с передовых, -
с серыми лицами, грязные, злые и мрачные. Взбираюсь на грузовик и рас-
талкиваю приехавших, ищу глазами лица друзей, - вон там Тьяден, вот
сморкается Мюллер, а вот и Кат с Кроппом. Мы набиваем наши тюфяки соло-
мой и укладываем их рядом друг с другом. Глядя на товарищей, я чувствую
себя виноватым перед ними, хотя у меня нет никаких причин для этого. Пе-
ред сном я достаю остатки картофельных лепешек и повидло, - надо же,
чтобы и товарищи хоть чем-нибудь воспользовались.

Две лепешки немного заплесневели, но их еще можно есть. Их я беру се-
бе, а те, что посвежее, отдаю Кату и Кроппу.

Кат жует лепешку и спрашивает:

- Небось мамашины? Я киваю.

- Вкусные, - говорит он, - домашние всегда сразу отличишь.

Еще немного, и я бы заплакал. Я сам себя не узнаю. Но ничего, здесь
мне скоро станет легче, - с Катом, с Альбертом и со всеми другими. Здесь
я на своем месте.

- Тебе повезло, - шепчет Кропп, когда мы засыпаем, - говорят, нас
отправят в Россию.

- В Россию? Ведь там война уже кончилась.

Вдалеке грохочет фронт. Стены барака дребезжат.

В полку усердно наводят чистоту и порядок. Начальство помешалось на
смотрах. Нас инспектируют по всем статьям. Рваные вещи заменяют исправ-
ными. Мне удается отхватить совершенно новенький мундир, а Кат - Кат,
конечно, раздобыл себе полный комплект обмундирования. Ходит слух, будто
бы скоро будет мир, но гораздо правдоподобнее другая версия - что нас
повезут в Россию. Однако зачем нам в Россию хорошее обмундирование? На-
конец просачивается весть о том, что к нам на смотр едет кайзер. Вот по-
чему нам так часто устраивают смотры и поверки.

Целую неделю нам кажется, что мы снова попали в казарму для новобран-
цев, - так нас замучили работой и строевыми учениями. Все ходят нервные
и злые, потому что мы не любим, когда нас чрезмерно донимают чисткой и
уборкой, а уж шагистика нам и подавно не по нутру. Все это озлобляет
солдата еще больше, чем окопная жизнь.

Наконец наступают торжественные минуты. Мы стоим навытяжку, и перед
строем появляется кайзер. Нас разбирает любопытство: какой он из себя?
Он обходит фронт, и я чувствую, что я в общем несколько разочарован: по
портретам я его представлял себе иначе, - выше ростом и величественнее,
а главное, он должен говорить другим, громовым голосом.

Он раздает "железные кресты" и время от времени обращается с вопросом
к кому-нибудь из солдат. Затем мы расходимся.

После смотра мы начинаем беседу. Тьяден говорит с удивлением:

- Так это, значит, самое что ни на есть высшее лицо? Выходит, перед
ним все должны стоять руки по швам, решительно все! - Он соображает. -
Значит, и Гинденбург тоже должен стоять перед ним руки по швам, а?

- А как же! - подтверждает Кат.

Но Тьядену этого мало. Подумав с минуту, он спрашивает:

- А король? Он что, тоже должен стоять перед кайзером руки по швам?

Этого никто в точности не знает, но нам кажется, что вряд ли это так,
- и тот и другой стоят уже настолько высоко, что брать руки по швам меж-
ду ними, конечно, не принято.

- И что за чушь тебе в голову лезет? - говорит Кат. - Важно то, что
сам-то ты вечно стоишь руки по швам.

Но Тьяден совершенно загипнотизирован. Его обычно бедная фантазия за-
работала на полный ход.

- Послушай, - заявляет он, - я просто понять не могу, неужели же кай-
зер тоже ходит в уборную, точьв-точь как я?

- Да, уж в этом можешь не сомневаться, - хохочет Кропп.

- Смотри, Тьяден, - добавляет Кат, - я вижу, у тебя уже дважды два
получается свиной хрящик, а под черепом у тебя вошки завелись, сходи-ка
ты сам в уборную, да побыстрей, чтоб в голове у тебя прояснилось и чтоб
ты не рассуждал как грудной младенец.

Тьяден исчезает.

- Но что я все-таки хотел бы узнать, - говорит Альберт, - так это вот
что: началась бы война или не началась, если бы кайзер сказал "нет"?

- Я уверен, что войны не было бы, - вставляю я, - ведь он, говорят,
сначала вовсе не хотел ее.

- Ну пусть не он один, пусть двадцать - тридцать человек во всем мире
сказали бы "нет", - может быть, тогда ее все же не было бы?

- Пожалуй что так, - соглашаюсь я, - но ведь они-то как раз хотели,
чтоб она была.

- Странно все-таки, как подумаешь, - продолжает Кропп, - ведь зачем
мы здесь? Чтобы защищать свое отечество. Но ведь французы тоже находятся
здесь для того, чтобы защищать свое отечество. Так кто же прав?

- Может быть, и мы и они, - говорю я, хотя в глубине души и сам этому
не верю.

- Ну, допустим, что так, - замечает Альберт, и я вижу, что он хочет
прижать меня к стенке, - однако наши профессора, и пасторы, и газеты ут-
верждают, что правы только мы (будем надеяться, что так оно и есть), а в
то же время их профессора, и пасторы, и газеты утверждают, что правы
только они. Так вот, в чем же тут дело?

- Это я не знаю, - говорю я, - ясно только то, что война идет и с
каждым днем в нее вступают все новые страны.

Тут снова появляется Тьяден. Он все так же взбудоражен и сразу же
вновь включается в разговор: теперь его интересует, отчего вообще возни-
кают войны.

- Чаще всего от того, что одна страна наносит другой тяжкое оскорбле-
ние, - отвечает Альберт довольно самоуверенным тоном.

Но Тьяден прикидывается простачком:

- Страна? Ничего не понимаю. Ведь не может же гора в Германии оскор-
бить гору во Франции. Или, скажем, река, или лес, или пшеничное поле.

- Ты в самом деле такой олух или только притворяешься? - ворчит
Кропп. - Я же не то хотел сказать. Один народ наносит оскорбление друго-
му...

- Тогда мне здесь делать нечего, - отвечает Тьяден, - меня никто не
оскорблял.

- Поди объясни что-нибудь такому дурню, как ты, - раздраженно говорит
Альберт, - тут ведь дело не в тебе и не в твоей деревне.

- А раз так, значит мне сам бог велел вертаться до дому, - настаивает
Тьяден, и все смеются.

- Эх ты, Тьяден, народ тут надо понимать как нечто целое, то есть го-
сударство! - восклицает Мюллер.

- Государство, государство! - Хитро сощурившись, Тьяден прищелкивает
пальцами. - Полевая жандармерия, полиция, налоги - вот что такое ваше
государство. Если ты про это толкуешь, благодарю покорно!

- Вот это верно, Тьяден, - говорит Кат, - наконецто ты говоришь
дельные вещи. Государство и родина - это и в самом деле далеко не одно и
то же.

- Но все-таки одно с другим связано, - размышляет Кропп: - родины без
государства не бывает.

- Правильно, но ты не забывай о том, что почти все мы простые люди.
Да ведь и во Франции большинство составляют рабочие, ремесленники, мел-
кие служащие. Теперь возьми какого-нибудь французского слесаря или са-
пожника. С чего бы ему нападать на нас? Нет, это все правительства выду-
мывают. Я вот сроду ни одного француза не видал, пока не попал сюда, и с
большинством французов дело обстоит точно так же, как с нами. Как здесь
нашего брата не спрашивают, так и у них.

- Так отчего же все-таки бывают войны? - спрашивает Тьяден.

Кат пожимает плечами:

- Значит, есть люди, которым война идет на пользу.

- Ну уж только не мне, - ухмыляется Тьяден.

- Конечно, не тебе и не одному из нас.

- Так кому же тогда? - допытывается Тьяден. - Ведь кайзеру от нее то-
же пользы мало. У него ж и так есть все, что ему надо.

- Не говори, - возражает Кат, - войны он до сих пор еще не вел. А
всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не