захотела вылезти. Но на дне гроба в одном месте еще не высох проклятый клей,
планки разошлись, волосы дамы попали в клей и прилипли. Она
подергала-подергала да как начнет кричать! Думала, мертвецы ее за волосы
держат. Кричит и кричит; ну, тут собрались люди, пришел хозяин, ее
вытащили, а меня с места погнали. А жаль, могла бы получиться интересная
связь; да, жизнь - нелегкая штука для нашего брата.
наслаждением начинает выскребать содержимое консервной банки, однако мне не
предлагает.
мучительная медленная смерть.
вами моим запасом, если вы мне раздобудете миленькую девушку без
предрассудков, ну вроде той, в свитере, которая теперь частенько заходит за
вами.
Герду, которую я как раз поджидаю.
водите своих дам в какое-нибудь другое место, а не обязательно в мастерскую.
хребтинки. - В том-то и загвоздка! Ну куда? В гостиницу? Слишком дорого. Да
и может нагрянуть полиция. В городской парк? Опять же полиция. Или сюда, во
двор? Все-таки уж лучше в мастерскую.
назад между нами было кое-что. По случаю крайней необходимости, вы
понимаете. И очень недолго. Но эта ведьма десять лет спустя все еще ревнует.
Поэтому остается только мастерская. Ну так как же насчет дружеской услуги?
Представьте меня даме в свитере!
ее в угол двора и идет к колонке, чтобы вымыть себе лапы.
банки со шпротами, не только эта.
стул и набросать для фрау Нибур проект мавзолея. Усаживаюсь возле обелиска -
отсюда мне слышны телефонные звонки и я вижу улицу и двор. Рисунок памятника
я украшу надписью: "Здесь покоится после долгих мучительных страданий майор
в отставке Волькенштейн, скончавшийся в мае 1923 года".
Это одна из двух близнецов, их с трудом отличишь друг от друга. Мать узнает
их по запаху, Кнопфу все равно, а из всех нас ни один не уверен, что не
ошибется. Я погружаюсь в размышление о том, как быть, если женишься на одной
из таких вот двойняшек, а другая будет жить в том же доме.
в сторону свой рисунок. Дочка Кнопфа исчезает. Вильке перестает умываться.
Незаметно для Герды он указывает на консервную банку, которую кошка катает
по двору, потом на себя и поднимает два пальца. При этом беззвучно шепчет:
"Две".
прехорошенькая и уже не похожа на попугая; у нее спортивный вид, и она в
отличном настроении. Я смотрю на нее и словно вижу впервые: женщина, которую
пожелал другой мужчина, пусть это всего-навсего распутный гробовщик, тут же
становится нам дороже. Уж так водится, что на человека гораздо больше влияют
относительные ценности, чем абсолютные.
продохнуть нельзя от холодного табачного дыма!
ворот рубашки, стряхивает опилки с усов и, в виде прибавки к предложенным им
дарам, поднимает три пальца. Значит, пять банок со шпротами! Заманчивое
предложение, но я пренебрегаю им. Ведь передо мной в образе Герды стоит
счастье целой недели, ясное, крепкое счастье, от которого не больно, -
простое счастье чувственности и умеренного воображения, короткое счастье
двухнедельного ангажемента в ночном клубе, счастье, наполовину уже
миновавшее, но оно освободило меня от Эрны и даже Изабеллу сделало для меня
тем, чем она и быть должна: фата-морганой, которая не мучит тебя, ибо не
пробуждает неосуществимых желаний.
благодарность. - Давай сегодня разрешим себе первоклассный обед. Ты есть
хочешь?
превосходно пообедаем и отпразднуем юбилей: середину нашей совместной жизни.
Неделю назад ты впервые была здесь у меня; через неделю ты на перроне,
прощаясь, помашешь мне рукой. Давай отпразднуем первое, а о втором
постараемся не думать.
много у меня работы. Цирк - ведь это совсем другое, чем эти дурацкие кабаре.
нашей краткой жизни!
успеваю заметить беспредельно разочарованную физиономию Вильке. Жестом,
полным отчаяния, гробовщик поднимает вверх обе руки: он предлагает десять
банок консервов - целое состояние.
ожидал озлобленного сопротивления. Ведь талоны действительны только на день,
но, взглянув на Герду, Кноблох не только выражает готовность признать их и
вечером, но даже продолжает стоять у стола.
согласился принять талоны, значит, и я должен согласиться на его просьбу.
скупердяй, - небрежно бросаю я. - Фрейлейн Герда Шнейдер.
вы этому легкомысленному болтуну! Но вы? Прекрасное лучистое подобие божье,
беззаботное, словно стрекоза, парящая над темными прудами меланхолии...
у него вылетели золотые монеты. Герда сегодня как будто обладает
магической привлекательностью.
темный пруд меланхолии? Лучше скажи, где же гуляш?
смотрит на Кноблоха с простодушным восхищением. - Как вы еще находите время
для стихов? Ведь у вас такой большой ресторан и столько кельнеров! Вы,
вероятно, очень счастливый человек! Такой богатый и к тому же талантливый!
Я вижу, что в нем вдруг просыпается недоверие. Без сомнения, В его памяти
проходит тень Рене де ла Тур, как облако, закрывающее луну. - Я хочу сказать
- серьезная артистка, - добавляет он.
ты вообразил. У нее львы прыгают через обруч, и она ездит верхом на тиграх.
А теперь забудь о полицейском, который в тебе сидит, как во всяком истинном
сыне нашего возлюбленного отечества, и дай нам поесть.
он к Герде. - Этот молодой человек так часто лжет.
интересного. - И теперь опять возвращаюсь в цирк.
нам нужно сначала представить всю свою автобиографию в четырех экземплярах?
к Герде. - Ради таких гостей! Волшебство манежа! Ах! Вы должны извинить
господина Бодмера за его причуды. Он вырос в годы войны, среди торфяников
и обязан своим образованием истеричному письмоносцу.
бережливые люди. Они умеют сохранять свои деньги.
посеребренные ножи и вилки. - Мне кажется, твой друг это умеет, хоть он и
поэт.