организационно-разъяснительной работы в массах; не самотёк в партийном
просвещении; не замедленные темпы строительства; нэ простои, нэ прогулы на
производстве, нэ выпуск нэдоброкачественной продукции, нэ плохое
планирование, нэ безразличие к внедрению новой техники, нэ бездеятельность
научно-исследовательских институтов, нэ плохая подготовка молодых
специалистов, нэ уклонение молодёжи от посылки в глушь, нэ саботаж
заключённых, нэ потери зерна на поле, нэ растраты бухгалтеров, нэ хищения на
базах, нэ жульничество завхозов и завмагов, нэ рвачество шоферов, нэ'
самоуспокоенность местных властей! нэ' либерализм и взятки в милиции! нэ'
злоупотребление жилищным фондом! нэ' нахальные спекулянты! нэ' жадные
домохозяйки! нэ' испорченные дети! нэ' трамвайные болтуны! нэ' критиканство
в литературе! нэ' вывихи в кинематографии! -- когда всем уже ясно, что
ка'мунизм на'-вернойдороге и-нэ'далёк а'т-завершения, -- высовывается этот
кретин Тито са'-своим талмудистом Карделем и заявляет, шьто'-камунизм надо
строить нэ' так!!!
ожесточённо бьётся, застлало глаза, во все члены вступило неприятное желание
подёргиваться.
поддаваться.
черно-красную книжечку дешёвого массового издания. И с удовольствием
потянулся за ней, подмостил подушек, на несколько минут полуприлёг опять.
языках многомиллионного издания "Тито -- главарь предателей" Рено
де-Жувенеля (удачно, что автор -- как бы посторонний в споре, объективный
француз, да ещё с дворянской частицей). Сталин уже прочёл эту книгу подробно
несколько дней назад (да и при написании её давал советы), но, как со всякой
приятной книгой, с ней не хотелось расстаться. Скольким миллионам людей она
откроет глаза на этого тщеславного, самолюбивого, жестокого, трусливого,
гадкого, лицемерного, подлого тирана! гнусного предателя! безнадёжного
тупицу! Ведь даже коммунисты на Западе растерялись, тычутся в два угла, не
знают, кому верить. Старого дурака Андре Марти -- и того за защиту Тито
придётся выгнать из компартии.
трусости он хотел сдаться немцам, но начальник штаба Арсо Иованович
[заставил] его остаться главнокомандующим! Благородный Арсо! Убит. А
Петричевич? "Убит только за то, что любил Сталина." Благородный Петричевич!
Лучших людей всегда кто-нибудь убивает, а худших достаётся приканчивать
Сталину.
кичился кальсонами с королевской короной, и как он физически безобразен,
похож на Геринга, и пальцы все в бриллиантовых перстнях, увешан орденами и
медалями (что за жалкое чванство в человеке, не одарённом полководческим
гением!).
неполноценности? Об этом тоже надо бы написать.
мог заняться руководством, что за него поручились Бела Кун и Трайчо Костов."
ударил сапогом -- в морду Трайчо, в окровавленную морду! -- и серые веки
Сталина вздрогнули от удовлетворённого чувства справедливости.
негодяев! Они все были троцкисты -- но как маскировались! Куна хоть
расшлёпали в тридцать седьмом, а Костов ещё десять дней назад поносил
социалистический суд. Сколько удачных процессов Сталин провёл, каких врагов
заставил топтать самих себя -- и такой срыв в процессе Костова! Позор на
весь мир! Какая подлая изворотливость! Обмануть опытное следствие, ползать в
ногах -- а на публичном заседании ото всего отказаться! При иностранных
корреспондентах! Где же порядочность? где же партийная совесть? где же
пролетарская солидарность? -- жаловаться империалистам? Ну хорошо, ты не
виноват, -- но умри так, чтобы была польза коммунизму!
не ту, в которую стучался Поскрёбышев. За нею, чуть шаркая мягкими сапогами,
пошёл низким узким кривым коридором, тоже без окон, миновал люк потайного
хода на подземную автодорогу, остановился у смотровых зеркал, откуда можно
было видеть приёмную. Посмотрел.
когда позовут.
непросторную, без окон, с нагнетаемым воздухом. Под сплошной дубовой
обкладкой стен спальни шли бронированные плиты и только потом камень.
металлической крышке графина, налил стакан своей любимой бодрящей настойки,
выпил, а графин снова запер.
выдерживали западные премьер-министры. Вид был суровый, простой, солдатский.
Сашкой, а только Александром Николаевичем. "Звонил Поскрёбышев" значило:
звонил Сам. "Распорядился Поскрёбышев" значило: распорядился Сам.
Поскрёбышев держался начальником личного секретариата Сталина уже больше
пятнадцати лет. Это было очень долго, и кто не знал его ближе, мог
удивляться, как ещё цела его голова. А секрет был прост: он был по душе
денщик, и именно тем укреплялся в должности. Даже когда его делали
генерал-лейтенантом, членом ЦК и начальником спецотдела по слежке за членами
ЦК, -- он перед Хозяином ничуть не считал себя выше ничтожества. Тщеславно
хихикая, он чокался с ним в тосте за свою родную деревню Сопляки. Никогда не
обманывающими ноздрями Сталин не ощущал в Поскрёбышеве ни сомнения, ни
противоборства. Его фамилия оправдывалась: выпекая его, ему как бы не
наскребли в достатке всех качеств ума и характера.
приобретал огромную значительность. Нижестоящим он еле-еле выдавал голоса по
телефону -- надо было в трубку головой влезть, чтобы расслышать. Пошутить с
ним о пустяках иногда может быть и можно было, но спросить его, [как там]
сегодня -- не пошевеливался язык.
и ушёл.
сегодняшнем настроении Хозяина. С тяжело колотящимся сердцем он остался в
приёмной один.
страха ничуть не меньше, чем в разгар арестов граждане по ночам, слушая шаги
на лестнице. От страха уши его сперва леденели, а потом отпускали,
наливались огнём -- и всякий раз Абакумов ещё того боялся, что постоянно
горящие уши вызовут подозрение Хозяина. Сталин был подозрителен на каждую
мелочь. Он не любил, например, чтобы при нём лазили во внутренние карманы.
Поэтому Абакумов перекладывал обе авторучки, приготовленные для записи, из
внутреннего кармана в наружный грудной.
Абакумов получал большую часть указаний. Но раз в месяц Единодержец сам
хотел как живую личность ощутить того, кому доверял охрану передового в мире
порядка.
могущество Абакумова. Он жил и наслаждался только от приёма до приёма.
Наступал срок -- всё замирало в нём, уши леденели, он сдавал портфель, не
зная, получит ли его обратно, наклонял перед кабинетом свою бычью голову, не
зная, разогнёт ли шею через час.
ошибка со взрывателем, которую исправить нельзя. Сталин страшен был тем, что
не выслушивал оправданий, он даже не обвинял -- только вздрагивал кончик
одного уса, и там, внутри, выносился приговор, а осуждённый его не знал: он
уходил мирно, его брали ночью и расстреливали к утру.
Сталин запускал в тебя что-нибудь тяжёлое или острое, наступал сапогом на
ногу, плевал в тебя или сдувал горячий пепел трубки тебе в лицо -- этот гнев
был не окончательный, этот гнев проходил! Если же Сталин грубил и ругался,
пусть самыми последними словами, Абакумов радовался: это значило, что Хозяин
ещё надеется исправить своего министра и работать с ним дальше.
высоко: пониже было бы безопаснее, с [дальними] Сталин разговаривал
добродушно, приятно. Но вырваться из [ближних] назад -- пути не было.
Абакумов всегда боялся раскрытия чего-нибудь.
его обогащения в Германии.
подчинялись контрразведки всех действующих фронтов и армий. Это было особое
короткое время бесконтрольного обогащения. Чтобы верней нанести последний
удар Германии, Сталин перенял у Гитлера фронтовые посылки в тыл: за честь
Панов Вадим
Верещагин Олег
Быков Василий
Сапковский Анджей
Акунин Борис
Бажанов Олег