Чтение 29–й страницы книги ~Прощай, оружие!~

- В ту англичанку?

- Да.

- Бедный бэби! Ну, а она вас тожэ любит? [150]

- Да.

- И доказала вам это на деле?

- Заткнитесь.

- Охотно. Вы увидите, что я человек исключительной деликатности. А что,
она...

- Ринин! - сказал я. - Пожалуйста, заткнитесь. Если вы хотите, чтоб мы
были друзьями, заткнитесь.

- Мне нечего хотеть, чтоб мы были друзьями, бэби. Мы и так друзья.

- Вот и заткнитесь.

- Слушаюсь.

Я подошел к кровати и сел рядом с Ринальди. Он держал стакан и смотрел в
пол.

- Теперь понимаете, Ринин?

- Да, да, конечно. Всю свою жизнь я натыкаюсь на священные чувства. За
вами я таких до сих пор не знал. Но, конечно, и у вас они должны быть. - Он
смотрел в пол.

- А разве у вас нет?

- Нет.

- Никаких?

- Никаких.

- Вы позволили бы мне говорить что угодно о вашей матери, о вашей сестре?

- И даже о {вашей} сестре, - живо сказал Ринальди.

Мы оба засмеялись.

- Каков сверхчеловек! - сказал я.

- Может быть, я ревную, - сказал Ринальди.

- Нет, не может быть.

- Не в этом смысле. Я хотел сказать другое. Есть у вас женатые друзья?

- Есть, - сказал я.

- А у меня нет, - сказал Ринальди. - Таких, которые были бы счастливы со
своими женами, нет.

- Почему?

- Они меня не любят.

- Почему?

- Я змей. Я змей познания.

- Вы все перепутали. Это древо было познания.

- Нет, змей. - Он немного развеселился.

- Вас портят глубокомысленные рассуждения, - сказал я. [151]

- Я люблю вас, бэби, - сказал он. - Вы меня одергиваете, когда я
становлюсь великим итальянским мыслителем. Но я знаю многое, чего не могу
объяснить. Я больше знаю, чем вы.

- Да. Это верно.

- Но вам будет легче прожить. Хоть и с угрызениями совести, а легче.

- Не думаю.

- Да, да. Это так. Мне уже и теперь только тогда хорошо, когда я работаю.
- Он снова стал смотреть в пол.

- Это у вас пройдет.

- Нет. Есть еще только две вещи, которые я люблю: одна вредит моей
работе, а другой хватает на полчаса или на пятнадцать минут. Иногда меньше.

- Иногда гораздо меньше.

- Может быть, я сделал успехи, бэби. Вы ведь не знаете. Но я знаю только
эти две вещи и свою работу.

- Узнаете и другое.

- Нет. Мы никогда ничего не узнаем. Мы родимся со всем тем, что у нас
есть, и больше ничему не научаемся. Мы никогда не узнаем ничего нового. Мы
начинаем путь уже законченными. Счастье ваше, что вы не латинянин.

- Никаких латинян не существует. Это вот рассуждения латинянина. Вы
гордитесь своими недостатками.

Ринальди поднял глаза и засмеялся.

- Ну, хватит, бэби. Я устал рассуждать. - У него был усталый вид, еще
когда он вошел в комнату. - Скоро обед. Я рад, что вы вернулись. Вы мой
лучший друг и мой брат по оружию.

- Когда братья по оружию обедают? - спросил я.

- Сейчас. Выпьем еще раз за вашу печенку.

- Это что, по апостолу Павлу?

- Вы не точны. Там было вино и желудок. Вкусите вина ради пользы желудка.

- Чего хотите, - сказал я. - Ради чего угодно.

- За вашу милую, - сказал Ринальди. Он поднял свой стакан.

- Принимаю. [152]

- Я больше не скажу о ней ни одной гадости.

- Не невольте себя.

Он выпил весь коньяк.

- У меня чистая душа, - сказал он. - Я такой же, как вы, бэби. Я себе
тоже заведу английскую девушку. Собственно говоря, я первый познакомился с
вашей девушкой, но она для меня слишком высокая. И высокую девушку в сестры,
- продекламировал он.

- Вы сама чистота, - сказал я.

- Не правда ли? Потому-то меня и называют Чистейший Ринальди.

- Свинейший Ринальди.

- Ну, ладно, бэби, идем обедать, пока я еще не утратил своей чистоты.

Я умылся, пригладил волосы, и мы снова сошли вниз. Ринальди был слегка
пьян. В столовой еще не все было готово к обеду.

- Пойду принесу коньяк, - сказал Ринальди. Он поднялся наверх. Я сел за
стол, и он вернулся с бутылкой и налил себе и мне по полстакана коньяку.

- Слишком много, - сказал я, и поднял стакан, и посмотрел в него на свет
лампы, стоявшей посреди стола.

- На пустой желудок не много. Замечательная вещь. Совершенно выжигает
внутренности. Хуже для вас не придумаешь.

- Ну что ж.

- Систематическое саморазрушение, - сказал Ринальди. - Портит желудок и
вызывает дрожь в руках. Самая подходящая вещь для хирурга.

- Вы мне советуете?

- От всей души. Другого сам не употребляю. Проглотите это, бэби, и
готовьтесь захворать.

Я выпил половину. В коридоре послышался голос вестового, выкликавший:
"Суп! Суп готов!"

Вошел майор, кивнул нам и сел. За столом он казался очень маленьким.

- Больше никого? - спросил он. Вестовой поставил перед ним суповую миску,
и он сразу налил полную тарелку.

- Никого, - сказал Ринальди. - Разве только священник придет. Знай он,
что Федерико здесь, он бы пришел. [153]

- Где он? - спросил я.

- В триста седьмом, - сказал майор. Он был занят своим супом. Он вытер
рот, тщательно вытирая подкрученные кверху седые усы. - Придет, вероятно. Я
был там и оставил записку, что вы приехали.

- Прежде шумнее было в столовой, - сказал я.

- Да, у нас теперь тихо, - сказал майор.

- Сейчас я буду шуметь, - сказал Ринальди.

- Выпейте вина, Энрико, - сказал майор. Он наполнил мой стакан. Принесли
спагетти, и мы все занялись едой. Мы доедали спагетти, когда вошел
священник. Он был все такой же, маленький и смуглый и весь подобранный. Я
встал, и мы пожали друг другу руки. Он положил мне руку на плечо.

- Я пришел, как только узнал, - сказал он.

- Садитесь, - сказал майор. - Вы опоздали.

- Добрый вечер, священник, - сказал Ринальди.

- Добрый вечер, Ринальди, - сказал священник. Вестовой принес ему супу,
но он сказал, что начнет со спагетти.

- Как ваше здоровье? - спросил он меня.

- Прекрасно, - сказал я. - Что у вас тут слышно?

- Выпейте вина, священник, - сказал Ринальди. - Вкусите вина ради пользы
желудка. Это же из апостола Павла, вы знаете?

- Да, я знаю, - сказал священник вежливо. Ринальди наполнил его стакан.

- Уж этот апостол Павел! - сказал Ринальди. - Он-то и причина всему.

Священник взглянул на меня и улыбнулся. Я видел, что зубоскальство теперь
не трогает его.

- Уж этот апостол Павел, - сказал Ринальди. - Сам был кобель и бабник, а
как не стало силы, так объявил, что это грешно. Сам уже не мог ничего, так
взялся поучать тех, кто еще в силе. Разве не так, Федерико?

Майор улыбнулся. Мы в это время ели жаркое.

- Я никогда не критикую святых после захода солнца, - сказал я. Священник
поднял глаза от тарелки и улыбнулся мне.

- Ну вот, теперь и он за священника, - сказал Ринальди. - Где все добрые
старые зубоскалы? Где [154] Кавальканти? Где Брунди? Где Чезаре? Что ж, так
мне и дразнить этого несчастного священника одному, без всякой поддержки?

- Он хороший священник, - сказал майор.

- Он хороший священник, - сказал Ринальди. - Но все-таки священник. Я
стараюсь, чтоб в столовой все было, как в прежние времена. Я хочу доставить
удовольствие Федерико. Ну вас к черту, священник!

Я заметил, что майор смотрит на него и видит, что он пьян. Его худое лицо
было совсем белое. Волосы казались очень черными над белым лбом.

- Ничего, Ринальди, - сказал священник. - Ничего.

- Ну вас к черту! - сказал Ринальди. - Вообще все к черту! - Он откинулся
на спинку стула.

- Он много работал и переутомился, - сказал майор, обращаясь ко мне. Доев
мясо, он корочкой подобрал с тарелки соус.

- Плевать я хотел на вас, - сказал Ринальди, обращаясь к столу. - И
вообще все и всех к черту! - Он вызывающе огляделся вокруг, глаза его были
тусклы, лицо бледно.