сторону притихших Верочки и Широкова. - Будь они порядочными людьми, сразу
бы тебе все рассказали. Но это же провокаторы, каких свет не видел! Можешь
мне поверить на слово. Вот эта парочка...
комплексов. А они внедрили в тебя какой-то нелепый комплекс вины и
искупления, вот эти двое кротких ангелов! Так давай однажды назовем вещи
своими именами! - Карлсон начал горячиться. - Давай скажем друг другу
правду, чтобы больше не устраивать идиотских дуэлей! Валентин! Ты помнишь,
как мы с Широковым просили тебя не приезжать больше в мастерскую?
Валька, и тут в памяти явственно всплыли слова Карлсона о том, что из-за
него, Вальки, в мастерской большая каша заварится.
Широков.
Изабо.
вид, будто не слышал этих слов. - Когда я просил тебя не приезжать в
мастерскую, я прекрасно знал, что может получиться из твоих невинных
визитов! Знаешь, что эта милая компания затеяла? Воскрешение покойников и
реанимацию трупов! Ты слушай, слушай. Знаешь, зачем ты им всем
понадобился? В качестве ходячего манекена с физиономией покойного Чесса!
увидеть Чесса еще раз. И еще несколько раз. Пойми, ты ни ей, ни Верочке,
ни Пятому сам по себе сто лет не нужен! - Карлсон опять начал заводиться и
опять взял себя в руки. - Это у них совесть нечиста - допустили, чтобы
пьяный поэт вывалился из окошка. Вот они нацепили на тебя его голубенький
свитерочек, сунули в карман твоих штанов сборник его стихов и стали с
нежностью тебя созерцать! Называется, нашли себе игрушку!
Широкову. Тот вздохнул, кивнул и повесил голову. Валька перевел взгляд на
Верочку. Верочка тоже вздохнула, покраснела и вдруг, сорвавшись с
подлокотника широковского кресла, кинулась к Вальке, обняла его и зарылась
лицом в тот самый свитер. Валька стал гладить ее по плечам, а на Изабо
посмотреть так и не решился.
куртки и сунул пистолет в плечевую кобуру. Валька посмотрел на его
усталое, резкой лепки лицо - Карлсон на совесть отыграл эту
разоблачительную сцену, навел порядок в рядах городских сумасшедших и
позволил себе немного расслабиться.
оскорбленный ролью манекена, скинет чужой свитер и уйдет, вслед за ним
уйдут Широков с Верочкой. Возможно, объединенные печалью вторичной утраты
Чесса, они поедут прямиком к Широкову, и его деликатная мама даже не
высунется, когда они на цыпочках прокрадутся к нему в комнату. Потом
Карлсон даст Изабо выпить грамм сто коньяка и увезет ее в свой особняк,
где уже готово все, кроме бани. Если ей и придется перебежать через дорогу
в мастерскую, то разве что за зубной щеткой. Потому что не Валька, а
именно Карлсон любит Изабо и пытается, как может, уберечь ее от
недоразумений и от ненормальных друзей.
свитере. Ему показалось диким выскакивать сейчас на шоссе, ловить
заблудшее такси, обещать шоферу тысячу, молчать полчаса до города и
пятнадцать минут в квартире, пока не разденется и не ляжет под бочок к...
к кому, черт бы ее побрал? Как ее звали, эту крашеную блондинку с короткой
стрижкой и роскошной грудью? Надо же, из головы совсем вылетело - ее звали
Татьяна.
обличительной речи Карлсона. Она была уже на излете.
жестом указывал на примолкшего Вальку, как бы призывая его в свидетели
мерзкого поведения реаниматоров. И присутствие пистолета ощущалось
явственно, хотя он уж минут десять как пребывал у Карлсона под мышкой.
Действительно, получалось так, что из живого человека, простого как
валенок, незаслуженно сделали куклу, игрушку, манекен, и валяли вокруг
него дурака. А живой человек не виноват, что родился с такой рожей, что
попался на глаза Изабо, затравленной двумя провокаторами, что натолкнул
всех троих на идиотский план разоблачения Второго!
все будут проспиртованы! И Второй в том числе! И ты ведь нарочно поставила
его у окна, - услышал вдруг Валька. - Интересно бы послушать, как ты его
туда заманивала! Ты ведь знала, что он ошалеет от паники и сделает шаг
назад, в стекло! А Валентину - отвечать, показания давать, по следователям
мотаться. А откуда ему знать, что он может и должен говорить следователю,
а чего - не может? Некрасиво получилось. Негуманно!
человек, а Второй именно и есть нормальный человек, не займется покаянием
или самобичеванием. Чиста у него совесть или нечиста, он первым делом
перепугается, тем более, что вечер у человека выдался веселый, со спиртным
и с женщинами. Выпивший человек легче возбуждается - это Изабо правильно
рассчитала, когда выбирала вечер для непринужденной встречи Вальки и
Второго. Но выпивший человек в хорошем настроении тем более не станет
падать на колени и каяться. Он ошалело скажет: "Во, блин, до глюков
допился!" Или просто попятится, напрочь забыв, что за спиной - окно.
как-то плохо воспринимал сенсации. Ну, его выставили против Второго...
разве в этом сейчас дело? Ну, выставили...
Вальке даже послышались слова "Божий суд". Изабо со всей язвительностью
пыталась оборвать Карлсона, отсылала его в баню, но Карлсон, видно, решил
сегодня покончить с этой историей раз и навсегда.
в наглядное пособие, а свидетельских показаний от него не требовал, Валька
и завис где-то между реальным гвалтом в комнате и той странной внутренней
перетасовкой лиц и понятий, которая происходила внутри. Он видел Верочку с
растрепавшейся косой, видел покрасневшую от ярости Изабо, и не
поспевающего за стремительным спором Широкова он тоже видел, но как бы на
заднем плане. Две женщины, стоя перед пистолетом, требовали Божьего
суда...
в художественном смысле этого слова, а вроде красивой схемы. Она была
похожа на популярное много лет назад изображение внутренности атома - и
Валька мысленной кистью выписал шарики с бликами на боках, чьи орбиты,
пересекаясь, окружили центральный шарик. Возникшая на фоне далекой реки,
схема эта обладала, как он понял, логикой сна - шарики одновременно были
людьми.
женщина в черном бархатном платье с белым большим воротником, с черной
косой за затылке и локонами вдоль висков. Шарик, обозначившийся вторым,
носил имя Анны. Русоволосая Анна с тяжелым узлом на затылке стояла у
далекого окна, а на подоконнике лежали скомканные перчатки и свернутая
трубочкой записка. Валька узнал их - он сам мгновение назад бросил сюда
перчатки, а записку передал накануне. Но тот, в середке, был одновременно
и Валькой, и совсем другим человеком, хотя грань отсутствовала.
задорное лицо с лихими усиками еще не имело имени но было необходимо. Это
лицо Валька видел недавно - почему-то у себя на коленях... Мужчина в
небольших круглых очках тоже должен был сказать что-то важное. Одни из
шариков оказался черной коробкой с дуэльными пистолетами. И переплетение
их орбит имело множество всяких смыслов, и на пересечениях возникали
слова, обрывки каких-то разговоров, сравнения диковинные, непереводимые
интонации французских фраз.
системы. И самыми близкими оказались шар с потешкой заячьей мордой и лицо
беловолосой кудрявой девочки. Стало быть, вот так смешиваются реальный мир
с нереальным, подумал Валька, смешиваются на мо-ле-ку-ляр-ном уровне...
минуточку, поймав в чужой фразе свое дыхание.
их, не возражал.
- и это сразу же вылилось в забавную фразу и пригодилось.
щедростью, отдав ему лучшие мысли, лучшие куски своей жизни.
которую любил он сам, - Анна. И сам он между этими женщинами - доступной и
недоступной, преданной ему навеки и не нуждающейся в его преданности...
Вот, вот с чего началось - с этого банального треугольника, только женщин,
которые стали Марией и Анной, изначально звали как-то иначе!
заячьей мордой, скомканными перчатками, обгрызанным гусиным пером, дюжиной
женских профилей на полях исчерканного стихотворения. Шары и шарики,
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Посняков Андрей