Чтение 29–й страницы книги ~Обретение Энкиду~

с Гильгамешем!

- Гильгамеш, хаа...аан! Р-кка! л'гхнма! Эк-эль-эль-эль! Энки, Энки,
Энки! А-а-а!..

Неожиданно оттуда - из жалкого земного бытия бедного ведущего
специалиста - донесся еще один голос. Это не был голос бедной маленькой
Циры. Это был голос мужчины. Голос Равного. Он пророкотал:

- Кхма-а! Эль-аанья! Энкиду, лгх-экнн! Ннамья!

Все мое существо радостно встрепенулось навстречу сородичу.

- Ннамья! - закричал я. - Эль-энки?

- Энкиду! - звал меня голос. - Ио-йо-кха, Энкиду!

- Кха-кхх! - ответил я.

- Ты возвращаешься в свое тело... медленно, медленно... - вклинилась
Цира в беседу двух мужчин, двух могучих воинов.

- Заткнись, жалкая баба! - проорал я на ее наречии и снова перешел на
свой родной язык.

Но Цира не унималась.

- Твое сознание опускается к твоему телу... к телу твоего нынешнего
воплощения... оно входит в твое тело... по счету "гимл"... алеф... бейс...
гимл!

Она хлопнула в ладоши, и я умер.

Я открыл глаза. Я плавал в собственном поту. Дернув ногой, я сбросил
с себя одеяло.

Цира была очень бледна. Она вся тряслась, глядя на меня. Мурзик
поднял одеяло и отложил его в сторону. Потом намочил полотенце и принялся
обтирать меня, задрав на мне рубаху.

- Эль-эль-эль... - затрепетало у меня в горле.

- Нньямья, господин, - отозвался Мурзик. - Экхха?

- Хранн... - сказал я и стянул рубаху через голову. - Э кваа-ль
кх-нн?

Мурзик кивнул.

- Нхнн-аа...

И вытащил из шкафа свежую рубашку.

Тут я вдруг понял, что происходит что-то не то. Впервые в жизни я
видел Циру растерянной. Она ничего не делала, ничего не говорила. Она
молча смотрела на нас с Мурзиком широко распахнутыми глазами.

- Ты что, Цирка? - спросил ее Мурзик почти весело.

- Мальчики... - пролепетала Цира. - Что это было?

- Да ты же сама отправила господина в прошлое. Ты же сулила ему, что
быть, мол, ему великим героем? Вот он и оказался великим героем! Да я ль в
том сомневался, подруга! Кем ему еще быть, господину-то моему, как не
героем! Вон какой ладный молодец!

Я помог Мурзику натянуть на меня свежую рубашку. Встал, расправил
плечи. Радость еще не вполне оставила меня.

Цира, побелев, как сметана, шагнула ко мне навстречу и вдруг
преклонила колени.

- Ты чего? - смутился я. Радость в моей груди вдруг разом потухла.

- Господин Энкиду, - молвила Цира. - Я обрела тебя.

Я поднял ее и поцеловал.

- Что, теперь не будешь с Мурзиком трахаться?

- Как ты велишь... - прошептала Цира. - О, я сразу увидела, сразу...
Но я не ожидала, что ты - Энкиду...

- Слышь, Цирка, - спросил Мурзик, бесцеремонно плюхаясь на мой диван,
- а кто такой Энкиду? Ты б хоть пояснила, а то неловко как-то... Все про
него речи, а я и не ведаю, об чем беседа...

Повернувшись к Мурзику, но не ускользая из моих объятий, Цира молвила
торжественно:

- Энкиду был велик и дик, он скитался по лесам и дружен был с
великими древними дикими животными. Но вот однажды он встретил женщину. То
была блудница, а блудницы не ведают страха - все мужчины пред ними равны.
И возлег он с нею и познал ее...

- Что? - переспросил Мурзик.

- Оттрахал, Мурзик, выеб он ее, - пояснил я моему рабу.

Цира покорно повторила:

- И выеб Энкиду блудницу и взял из ее рук молоко и хлеб. И стал
Энкиду как все люди. И боялись Энкиду, ибо был он велик и страшен. Но вот
повстречал он Гильгамеша, и оказались они равны друг другу. И побратались
они, сделались как братья... Много подвигов совершили вместе, но потом,
когда настал час умирать Гильгамешу, выступил перед богами Энкиду и принял
на себя смерть, что назначалась побратиму...

На глазах у Мурзика выступили слезы. Настоящие слезы.

- Вот, значит, каков он был - Энкиду, - прошептал Мурзик. И тоже
преклонил колени. - Энкидугга, кур-галль хкханн, эллилль-нна!

- Эллиль-нна мес-гахк, Мурзик! - милостиво молвил я и протянул ему
руку. Мурзик поцеловал мне руку. Он глядел на меня с искренним обожанием.

И тут я вспомнил магнитофонную запись. Я расхохотался. Теперь для
меня в этом не было загадки. Я поливал отборнейшей бранью всех и вся, вот
что я говорил. Я был Энкиду в том сне. Смертельная усталость позволила
снять все барьеры, что стояли между мной нынешним и великим героем Энкиду,
которым тоже был я, только сотни поколений назад.

И...

Но почему Мурзик понимает мою речь? Откуда он знает этот язык?

Я обратил пламенный взор на коленопреклоненного Мурзика.

- Кханн, Мурзик! Элль-эоа?

Он пожал плечами.

- Аратт-хаа, господин.

Я повернулся к Цире.

- Цира, - сказал я. - Слушай... ты не могла бы поработать с Мурзиком?

- Только не сегодня, - сказала она. - Ты не рассердишься, если я
попрошу у тебя отсрочки на несколько дней?

- Не рассержусь, - сказал я милостиво. И засмеялся. Мне нравилось
быть милостивым.

Мурзик, помедлив, встал.

- Я провожу ее, - сказал он. - Вон, вся дрожит... Устала, бедняжка.

Я не возражал, и Мурзик увел Циру к ней домой.

Я забросил работу над диссертацией. Дела фирмы вдруг стали казаться
неинтересными, а вся та возня, которую вечно поднимал Ицхак, - пресной и
бессмысленной. Только одно еще и держало меня на работе - часы упоения на
крыше обсерватории. Я стоял, овеваемый ветрами, жопа моя тонко вибрировала
под датчиками, а я рычал вполголоса:

- Арргх! Эль-эль-эль-эль!

Ицхак ворчал, что я стал работать без души. Я огрызался:

- Тебя никогда не беспокоила моя душа, Изя! Тебя только жопа моя
беспокоила!

Ицхак и сам выглядел не лучше. Плоскогрудая стерва все соки из него
высосала. В конце концов, я решил, что моего шефа и одноклассника пора
спасать. Решение пришло на третий день после того, как я обрел в себе
Энкиду, вечером, когда Ицхак в очередной раз плакался мне на судьбу. Я не
стал ничего говорить Ицхаку. Просто выслушал его, выпил с ним харранского
коньяка и на прощание сжал ему руки. Ицхак ушел.

Мурзик, которого никто не спрашивал, заявил, закрывая за Ицхаком
дверь:

- Не иначе, приворотила она его.

Вместо того, чтобы приструнить раба, я вступил с ним в диалог.

- Что ж, к Алкуине его посылать? Или впрямь в прошлую жизнь
отправить?

Мурзик пожал плечами.

- Это уж как лучше, господин...

- Я с этой девкой разберусь! - вдруг вскипел я.

Мурзик не удивился. Только сказал тихо:

- Постарайтесь на части ее не порвать, господин. Времена ныне иные.
По уголовной отвечать заставят... У нас на руднике был один. Знатного,
кстати, рода. Проигрался, говорит, в кости, полез к соседке - телевизор у
ней был новый, хороший. Вынести хотел и продать. А соседка возьми и войди
неурочно! Он перепугался, стукнул ее чем-то. А она возьми и помри! Его
почти сразу повязали, клеймо на лоб - и в рудник, до скончания жизни.
Быстро помер, нежный был...

- Фу, - поморщился я. - Тебя, Мурзик, послушаешь - и вообще жить не
хочется.

- Это я к тому, чтоб вы поосторожнее, господин, - невозмутимо
ответствовал Мурзик. И ушел на кухню кормить кошку.

Плоскогрудую девицу я подстерег у нашего офиса. Она деловито
шкандыбала куда-то, колотя в мостовую каблуками.

- Привет, - вывернул я из-за угла. И тут же взял ее под руку.

Она метнула на меня мрачный взгляд, но ничего не сказала. Продолжала
топать.

- Торопишься, красавица? - спросил я.

- А ну, пусти! - резко сказала она и вывернулась. Каратистка,
вспомнил я запоздало.

- Стой, ты! - рявкнул я. - Поговорить надо!

Она не отвечая, уходила прочь. Ее прямая спина была прямо-таки голый
вызов. Достань, мол, если смеешь.

- Арргхх! - проснулся во мне Энкиду. Я облил ее бранью на
божественном языке древнего героя. Она замедлила шаг. Обернулась.

- Что вы сказали?