быть, давала время освоиться с мыслью о необычном и примириться с ней. Дарт,
однако, испытывал не потрясение, а любопытство. Ум его требовал
доказательств более веских, чем ?маленький опыт?, произведенный только что
над ним. В конце концов, сей опыт ничего не значил - дар соблазнять присущ
красивым женщинам, как запах соли - морскому бризу. Но бриз еще не ураган, и
различаются они не меньше, чем тайна женского кокетства и странствие в
загробный мир.
дождавшись, когда над степью загорелись первые звезды, произнес:
среди Ищущих? Здесь и сейчас? Может быть, они - фокаторы? Такие же, как ты?
священным книгам. Очень немногие имели сильный дар - двое-трое в поколении,
один на двести-триста миллионов? Теперь нас Тишком мало, чтоб породить
подобное чудо. Мы, фокаторы, лишь тень былого, хранители частицы лрежних
знаний. Обучение и тренировка, тренировка и обучение, плюс крохотный
природный дар - вот все, чем мы располагаем. Мы чувствуем намерения людей и
иногда, в благоприятных случаях, способны повлиять на них и подготовить к
определи ному деянию? Не так уж мало, верно? - Она вздохнула, подняв глаза к
сиявшим на экране звездам. - Но нам не услышать голоса иных миров - не тех4
что светятся над нами, а пребывающих за гранью. Мы, анхабы, пропустили свое
время? Казавшееся важным в эпоху Плодоношения теперь выглядит детской игрой?
Удивительно, правда? Мы раскрыли множество тайн, побывали на звездах,
породили искусственный разум, но доискаться главного желаем лишь сейчас - в
эру заката, когда мы малочисленны, бессильны и нет среди нас способных
слышать откровения?
взять на Анхаб не разведчиков, не кондотьеров, а пророков, внимающих гласу
божьему. Помнится, такие водились на Земле?
на него и, не дождавшись ответа, произнесла:
мой храбрый генерал, гораздо большая, чем кондотьеры - даже такие, кому
сопутствует удача.
бездельников, сшивающихся под присмотром баларов, всего лишь второсортный
товар. Ну, коль нет пергамента, то пишут на бумаге? Пишут сагу об Ушедших Во
Тьму, не так ли?
возможно, они были умнее нас, и потому им удалось найти ответы? возможно, мы
сумеем их понять? Все это - область возможного, а очевидно одно: если нельзя
самим решить проблему, воспользуйся опытом других.
прекрасна и полна удовольствий, как..
если б такое случилось на Земле, если бы твой народ стоял на пороге смерти,
что было бы важным для вас? Самым важным, способным разжечь огонь в
подернутых пеплом душах? Разве не знание о том, что ожидает вас за гранью?
пятно, длинное платье изменило форму и цвет - теперь это было вовсе не
женское одеяние, а красный камзол с тонкими кружевами вокруг запястий и шеи.
Во сне ли, наяву, но голос, звучавший в ушах Дарта, тоже изменился, сделался
ниже, повелительней и, несомненно, теперь принадлежал мужчине - человеку лет
сорока с худощавым лицом и остроконечной бородкой, над которой закручивались
усы. Он что-то говорил, но гаснущее сознание выхватило лишь
одну-единственную фразу, которая повторялась вновь и вновь, будто рефрен к
последним словам Констанции:
уверенней, если бы знание о предстоящей дороге открылось ему при жизни??
Глава 11
и он не слышал шелеста дождя - значит, вечер близился, но до его наступления
еще оставалось время. Он лежал на спине, и на лицо ему падал свет - не
яростный голубоватый, как на речных просторах, а мягкий и ласковый,
профильтрованный древесными кронами и оттого казавшийся почти фиолетовым.
Под ним пружинил пышный мох, покалывал стебельками кожу, и это ощущение было
приятным - сигнал возврата к жизни, такой же ясный, как способность видеть,
слышать и дышать. И чувствовать голод.
горели огнем и не сочились кровью - даже та, смертельная, под ребрами;
казалось, их вообще нет, и он не чувствовал ни мук, ни томительного
приближения небытия - лишь легкую приятную расслабленность и безмятежный
покой. Голод был единственным, что нарушало эту гармонию.
изувеченной дротиком, ни шрама, ни повязки - ровная чистая кожа, будто его
лечили на Анхабе, в чудесных камерах реаниматоров. На плече, ноге и в других
местах тоже ни следа ранений, ни капли крови, ни единой царапины? Он согнул
руку, напряг бицепс - мышцы послушно вздулись крепким шаром, у запястья
выступили жилы. Тело повиновалось ему.
жадно впился в него зубами; кожура была тонкой, оранжевой, а вкус -
сладковато-мучнистым, словно у свежего, хорошо пропеченного хлеба. Мякоть
таяла во рту, он жевал и глотал, чувствуя, как с каждым куском утихает голод
и прибавляется сил. Ничего вкуснее ему не доводилось пробовать. Ни разу в
жизни! Ни в той, ни в этой.
Но ничего, Цветок исцелит и это. Все, что тысъешь, станет плотью и кровью,
пока его соки бродят в тебе.
пробормотал:
корточки, глядя, как он насыщается. - Ты умирал, как в посланном Элейхо сне,
и я не могла исцелить твои раны. Бывает, что копья лысых жаб сильней
искусства ши-ры? - ее лицо на миг омрачилось. - Но нам повезло: мы плыли
вдоль берега до желтого времени, а затем я послала Броката, и он разыскал
Цветок. Большая редкость! Не иначе как о тебе заботится Предвечный!
деревьев; стволы их были прямыми, толстыми и мохнатыми, как звериная шкура,
большие сизые листья свернуты в трубочки, и меж ними свешивались до земли
гроздья оранжевых дынь. Неподалеку валялось что-то странное: паук не паук,
но какая-то тварь, похожая на огромного паука с плоской спиной и
суставчатыми изломанными ногами; тело ее, покрытое глянцевитой кожей, было
неподвижно, а ноги слегка подергивались, то ли от усталости, то ли в
предсмертных конвульсиях. Рядом лежали веши - мешок с колдовскими снадобьями
Нерис, шлем, скафандр, оружие, ремни и его одежда, разбросанная среди мхов,
будто ее срывали с большой поспешностью. На мешке темнел меховой клубочек -
Брокат, с полураспущенными крылышками. По своему обыкновению, он спал.
паука? Но даже на ней взгляд Дарта не задержался; с трепетом и восхищением
он взирал на гигантский цветок, пламеневший в голубом мху. Жаркий костер
посреди озера?
розовым; багровые зигзаги жил пересекали их поверхность, и от багрового к
нежному цвету зари сменялся десяток оттенков - багрянец, пурпур и кармин,
переходивший в красное и алое. Казалось, что в лепестках пульсирует кровь,
темная в середине и светлая к краю; они подрагивали под ее напором и
испускали нежный сильный аромат. Запах был приятен и смутно напоминал о
чем-то близком и знакомом в прошлой жизни - о церковных сводах, тихом пении
и струящейся в воздухе беловатой дымке ладана.
- точно светильники, мох - сизый узорчатый камень, а в нем - багрово-алая
купель, в каких крестят потомков великанов. Внезапно Дарт сообразил, что
этот цветок и в самом деле является купелью и что еще недавно он находился
там; это знание пронзило его, как всплеск молнии - память о чем-то огромном,
нежном, целительном, обволакивающем израненное тело, призывающем к
спокойствию и сну. Он отбросил недоеденный плод и привстал на коленях, почти
не сомневаясь в том, что увидит: в самом деле. Цветок изнутри казался
огромной коралловой чашей, до краев наполненной розоватой жидкостью.
Волшебным бальзамом, исцелившим его?
он заметил, как осунулось и побледнело ее лицо. - Цветок Жизни исцеляет даже
полумертвых, если они сообразят, что нужно лезть в него, а не пялиться с
раскрытым ртом. - Она вздохнула и добавила:
нуждаясь в иной пище. Да и как они могли бы есть плоды? У них ведь не было
зубов?
деревьев, увешанных оранжевыми дынями, и поинтересовался: