Михаил Михайлович.
отца и написать справку для обкома партии, поскольку жаловались вы туда, а
нам переслали. Вынужден огорчить: ничего нового я не нашел, хотя вы и
утверждаете, что ваш отец, командуя отрядом "Месть", самосуд не совершил.
документально.
начинается самое неприятное: амбициозное упрямство, блеф, поток слов
человека с сутяжным характером, который ломится в открытую дверь.
партизанским судом, - торжествующе сказал Олег и насмешливо посмотрел
Щербе в глаза.
этот протокол?
лист фотобумаги и магнитофонную кассету "Denon" в прозрачном
футляре-коробочке. - Вот! - он протянул Щербе листок.
убедиться, что речь идет именно о том, о чем говорил посетитель. В самом
конце но увидел сноску "Ф.Р-587, оп.4, ед.хр.2. Оригинал".
Олег.
фотокопии протокола, если он, конечно, переснят с подлинника; и от этого
понимания в душе Михаила Михайловича возникла нервозная неприязнь к
сидевшему напротив молодому человеку, начало раздражать то, как он
толстыми пальцами с желтыми подпалинами вертел, поигрывая, - то ставя на
ребро, то на торец - новенькой, чистенькой без единой царапины прозрачной
коробочкой, - в которой лежала кассета.
Щербе на стол. - Незадолго до смерти отца я уговорил его надиктовать
абсолютно все, как было. Потому что после я уже ничего не смогу доказать.
Он был последний свидетель.
располагали?
отправлять почтой повестку?
чем-то набитый коричневый портфель, Олег пошел к двери...
криминалистики, выпросил на час маленький репортерский "Sony".
пепельницу, устроился поудобней, предвидя долгое сидение, и вложил
кассету, нажал клавишу.
голос произнес:
заплатил?
ерунду тратить!..
конце сентября вошли в Вильчанские леса. Густые они, нечесанные, буреломы,
гнилье самоповальное. По дороге к нам присоединился Туранский - политрук
из другого батальона нашего полка, армейский прокурор Лысюк, с ними
несколько бойцов. У них было наше полковое знамя. У самых лесов настигли
нас еще трое - начальник погранзаставы Голохвастов и два его
красноармейца. Люди аккуратные, дисциплинированные. Мы их приняли...
Какими мы были на ту пору, - сам понимаешь. Обтрепанные, голодные, битые,
однако малость уже тертые. Немец кое-чему подучил... Только вот где он
теперь-то был, немец, а где наши, мы не знали. Карты имелись, но меченые
еще июлем. И все же решили чуток передохнуть, в лесах. Пообстираться в
бочажинах, портянки задубелые хотя бы промыть, подсчитать харч, оружие,
боеприпасы, а потом уж решить, куда дальше. На все про все двое суток
отвели. Утром следующего дня приходит к моему шалашику старший
лейтенант-пограничник, докладывает:
конных, в полувоенном, с немецкими автоматами.
ними трое ведут коней в поводу, один в пиджаке, в галифе, в сапогах, двое
в ватниках, гражданские брюки тоже в кирзачи заправлены.
- Мы за вами сутки наблюдаем.
за нами. А с каким смыслом?
Доложили своему командиру. Он и приказал: "Езжайте, знакомьтесь". Вот мы и
приехали.
знаете - нормальное воинское подразделение, а про себя загадками.
берет под козырек, как бы докладывает мне: - Старшина второй статьи
Хомяков, Черноморский флот. Ты, капитан, не обижайся, - говорит мне. - Мы
все тут у немцев в горлянке. Могут заглотать, а нам надо, чтоб подавились.
Из партизанского отряда мы, конная разведка.
осмотреться надо...
все на конях. Впереди в кожаной куртке с наганом на боку, в хромовых
ладных сапогах мужик, в седле хорошо сидит. А я в этом деле кумекаю,
когда-то в кавэскадроне начинал. Возрасту этот мужик вроде моего, может на
год-другой старше. А мне на ту пору тридцать исполнилось... Ну, значит
подъехали они. Мужик этот соскочил с коня и неспешно - ко мне, с
достоинством идет, вроде как превосходство свое демонстрирует, а сам,
понимаю, разглядывает меня. Тут надо сказать, что мы к их приходу и
подготовочку некоторую провели: помылись, почистились, побрились,
подзалатали гимнастерки, подворотнички свеженькие, сапоги да обмотки от
пыли да от грязи освободили. Одним словом, какой могли, марафет навели,
чтоб эти, из леса, видели, что не беглая мы шантрапа, а боевой батальон...
Ну, значит, подходит он, протягивает руку, жмет, чую сильно, с нахальцой,
понимаю, и называется:
востоке теперь. Покуда будешь выбираться из этих лесов, фронт уйдет еще
дальше. А выбираться не по бульвару, вокруг немцы. Так что один у тебя
путь - вливаться в мой отряд.
мои люди. Я посмотрел на них - истощенных, почти безоружных. В том, что
говорил Кухарь, была правда. Но решать одному мне было не с руки, хотел
посоветоваться с другими командирами. Так и сказал Кухарю. Договорились,
что оставит одного хлопца у нас, а утром назавтра хлопец этот проведет
меня к Кухарю с окончательным моим ответом. Когда он уехал, сошлись мы
вчетвером - я, прокурор Лысюк, политрук Туранский и начальник заставы