губы, очень нежно, думая про себя: и будь что будет, будь что будет.
голову, очень быстро, обхватив руками ноги Бэмби, и замер так, прижав-
шись лицом к ее платью, молча, настоящий мальчишка. В этот вечер, как и
в тот субботний, и в воскресный вечер, Бэмби старалась издалека отыскать
глазами вывеску соседнего бара, чтобы по ней найти свой дом на улице
Бак. Красная вывеска ярко светилась среди красных огоньков автомобилей.
На третьем этаже ей пришлось снова включить освещение. Она опять услыша-
ла, как гудит неисправное отопление. Она медленно поднималась по сту-
пенькам и все думала: он замер молча, настоящий мальчишка, затем он об-
нял меня, не поднимая головы, своими большими руками, на которые я смот-
рела в ресторане, за час до этого, словно тогда уже знала.
опрокинув ее на кровать, когда она уже была наполовину одета. И чертых-
нулся, это какой-то рок, и она сделала вид, что сердится, чтобы он стал
снова таким же нежным, как ночью, потому что утро-это совсем не то, что
ночь, потому что сейчас она с трудом узнавала себя, узнавала его. Но
все, что произошло, было правдой, у него была такая же нежная кожа, та-
кие же нежные губы, и эта ночь не была чудесным сном.
ление в этом доме, работал из рук вон. Она протянула руку к выключателю,
стараясь нащупать его в темноте. Я искала его губы в темноте, я не спала
всю ночь, мой Даниель, мой Дани, моя любовь, тем хуже для мамы, тем хуже
для меня, и неважно, что будет завтра. Свет снова загорелся.
она взяла такси, чтобы вернуться поскорее домой, она немного опьянела от
того, что не спала всю ночь, от стука пишущих машинок, губы у нее рас-
пухли, и она повторяла себе все утро: все догадаются по моему лицу, что
произошло со мной этой ночью. Она встретилась с ним в том самом рестора-
не, где они обедали в первый день, с бретонскими тарелками, в ресторане
было много народу, они же смотрели друг на друга, не в силах произнести
ни слова. Он не стал ей рассказывать, за кем он гонялся в это утро по
Парижу.
для прислуги. Сейчас я лягу в постель, в темноте, думала она, а записку,
которую он мне оставил, прочту завтра утром, я не хочу читать ее сейчас,
нет, я все же ее прочту. В полдень, это было ужасно, мы не смогли пого-
ворить. Я хотела поскорее закончить обед, чтобы успеть хоть ненадолго
подняться к себе, он все понял, я сказала какую-то глупость, прижавшись
к его щеке, он раздел меня, такой же нежный, как и ночью. Боже мой, это
правда, он вернулся, это Даниель, он тут.
лась. Но нет, это точно ее дверь. Он пересел на другой поезд, и вот он
здесь.
по коридору, где видны были лишь эта полоска света и яркое, точно уста-
вившийся на нее чей-то глаз, пятно замочной скважины, повторяя про себя:
нет, это невозможно, ему негде было сойти и пересесть на другой поезд,
нет, право, можно подумать, что это глаз и что он ждет меня. Она с силой
толкнула дверь и сразу вошла.
лившись к кровати, ноги ее казались какими-то тряпичными, а все тело
словно было набито отрубями. Падая, она потащила за собой табурет, и ру-
ка ее еще в отчаянии цеплялась за красный репс покрывала, такого же
красного цвета, как то страшное пятно, в которое превратилось ее лицо.
тавленной Даниелем - лежала черная кожаная сумочка Бэмби, и в ней отра-
жался свет круглого потолочного плафона: желтый, яркий, ослепляющий.
незнакомом гостиничном номере, обставленном светлой мебелью, на какой-то
улице неподалеку от Дома Инвалидов, одна в своем голубом пальто. Стояла,
прижавшись лбом к оконному стеклу, струи дождя били ей в лицо, а лицо
оставалось сухим.
люблю тебя - и только - на скомканном, смятом листочке бумаги, который
она то и дело подносила к губам, стискивала в зубах.
мать о Сандрине, которая просто вошла в мою незапертую комнату занести
мне сумочку, чтобы не думать о том чудовищном, во что превратилось лицо
Сандрины, чтобы не думать: у нее мое лицо, это я должна была лежать вот
так на полу, вцепившись в покрывало. Завтра я пойду в полицию. Я люблю
тебя, я жду, когда ты доберешься до Ниццы, чтобы уже никто не мог причи-
нить тебе зла, я не думаю ни о чем другом, лишь об этом "я люблю тебя -
и только.
красивая, стройная, с длинными черными волосами, рост метр шестьдесят,
особые приметы: скрытная, лживая, упрямая, вызывающая раздражение, пол-
ными ужаса голубыми глазами смотрела на розовый листок бумаги, который
протягивал ей Малле, открепив его от подоконника. После убийства девушки
из Авиньона "курс покойника" упал еще на 35 тысяч франков.
кала, обхватив голову своими красивыми руками, в своем дорогом замшевом
пальто, ношенном ровно столько, сколько требуется, чтобы выглядеть в нем
элегантно.
не знали. Им всем всадили пулю в голову, потому что они ничего не знали,
пусть так. Тогда скажите нам, чего именно вы не знали!
в стоявшую рядом корзину для бумаг.
талости, то ли от отвращения.
цати.
положил ногу на ногу.
ни. В 38-м автобусе Грацци заметил, как все пассажиры, проезжая мимо фи-
лиала фирмы "Прожин", где работал Кабур, повернули голову в ту сторону.
на его след. Теперь же...
нил и спросил адрес Кабура. Мужской голос. Сказал, что он их старый кли-
ент и готовит для своей фирмы список подарков к Рождеству. Может быть,
это и так. А может быть, таким образом этому подонку удалось отыскать
беднягу.
не нашли чековой книжки.
сать новую. Что здесь такого?
ложил ее куда-нибудь в спальне.
ряет. Где у них только была голова! Во всяком случае, достаточно позво-
нить в банк.
тысяч франков, и все вроде бы в порядке.
было, мы его наверняка поймаем.
из Марселя: никаких следов Роже Трамони в Приморских Альпах. Гостиница,
где каждый год во время отпуска останавливался официант из кафе, нахо-
дится в Пюже-Тенье. Полиция самым тщательным образом проверила все гос-
тиницы и пансионаты того же класса в департаменте.
дощавый, вид болезненный, тридцать семь лет, волосы густые, шатен. По
мнению Таркена, именно этот человек получил семьсот тысяч франков на
улице Круа-де-Пти-Шан.
был поступить во все городские службы. Четырнадцать банкнот достоинством
по 500 франков.