Чтение 29–й страницы книги ~Вор~

- Слушай, ну что мы воду в ступе толчем?! - Колбасов от возмущения даже
чуть не подпрыгнул на месте. - Я ж тебе уже говорил: сдашь "Эгину" - считай,
что ты на воле... Ты что, мне не веришь?

- Вера - это нравственная категория, начальник, - уклончиво ответил
Барон. - Не будем об этом. По-всякому бывает. Одно дело, когда интерес в
человеке есть - тогда ему и горы золотые пообещать можно, а когда интерес
удовлетворен - тогда у многих память слабеет...

- Да я... - начал было Колбасов, но старик перебил его:

- Так вот, чтобы память вас не подвела, я хочу о себе статью в газете
увидеть. Большую статью. Скажем, это может быть интервью или очерк там... В
конце концов, жизнь у меня была долгая и интересная, почему бы про меня и не
написать? У нас в газетах про каких только мудаков не пишут, что плохого
будет, если о нормальном человеке расскажут?

- Это ты-то нормальный?! - Колбасов явно развеселился и даже хлопнул себя
ладонями по ляжкам. - Михеев, ты же вор! Что про тебя писать?

- Профессия может быть какой угодно, - упрямо сжал губы Барон. - Важно -
какой человек... А мне никто никогда никакого блядства предъявить не мог...
Что же касается рода моих занятий, то я вам так скажу, начальник: дело мое
было поинтереснее многих, а нравственных аспектов мы затрагивать не будем...
У нас самые главные воры наверху сидят, и вы это не хуже меня знаете. А я
никогда ни одной копейки у простого труженика не взял. Да и насосы, что от
меня пострадали, ненадолго беднели...

Опер фыркнул и покрутил головой.

- Ага, тебя послушать, так ты у нас прям Робин Гуд какой-то... Тебе что,
славы захотелось? Ну ты даешь, Саныч, ей-богу, не ожидал...

Юрий Александрович с удовлетворением отметил, что первая реакция
Колбасова на просьбу о встрече с журналистом была вполне положительной, опер
явно не заподозрил подвоха, он просто потешался над ."тщеславным" старым
вором, и Барон решил ему немного подыграть: скроил труднопередаваемое
выражение на лице, дескать, задела за живое насмешка:

- Славы или не славы, а и мне есть что рассказать людям... Мне жить-то
осталось... Могу я напоследок хоть память о себе оставить?

- На нас небось жаловаться будешь?.. - Владимир Николаевич заломил бровь
и прищурился. - Дескать, менты поганые тебя, невинного, в темницу заточили?
На помощь прессы надеешься?

Юрий Александрович вздернул подбородок и сузил глаза.

- Я всю жизнь надеялся только на самого себя! И жаловаться тоже не в моих
привычках, с кем надо - сам разбирался, начальничек...

Желтоватые стариковские глаза смотрели на опера так люто, что Колбасов
вдруг с удивлением ощутил легкую дрожь, пробежавшую вдоль хребта. Владимир
Николаевич повел плечами, стряхивая наваждение (показалось ему на мгновение,
что дикий лесной зверь-оборотень на него глядит), и с неестественным смешком
спросил:

- Да ты никак грозишься, Михеев?

- Куда мне... - опустил взгляд в пол Барон. Перед опером снова сидел
усталый, больной старик. Чего такого бояться: ткни его кулаком посильнее -
развалится... Вор зашелся в кашле и только через минуту, когда жуткий клекот
в его груди унялся, смог продолжить разговор. - Так вот - я даю большое
интервью, расскажу, как оно интересно в лагерях сидеть было... А потом вы,
начальничек, тоже пару слов про меня журналисту скажете...

- Каких слов? - удивился Колбасов.

- Самых обыкновенных, - усмехнулся Юрий Александрович. - Скажите, что я
действительно старый вор, неоднократно судимый, особо опасный рецидивист, ну
и прочую бодягу, не мне вас учить... А в конце добавите, что на этот раз
Барон залетел в тюрьму ну не то чтобы случайно, но, так сказать, не
окончательно... Что вина моя не доказана и что, вполне возможно, доказана не
будет, потому что много спорных моментов... И что любого другого человека
при имевших место обстоятельствах никто задерживать, а уж тем более
арестовывать не стал бы... Что меня закрыли с учетом биографии и в связи с
отсутствием питерской прописки - следователь при таком раскладе никак не мог
меня на подписку о невыезде посадить... И что есть информация о том, что я
все-таки завязал и в последний год по крайней мере жизнь веду тихую и
добропорядочную. В общем, что-нибудь в этом роде... И вот если вы это
скажете, начальник, и если статью в газете напечатают - вот тогда я вам и
назову свой отстойничек... Потому что у меня тогда больше гарантий будет,
что вы свои обещания насчет воли выполните... Вот так. Как придете ко мне
утром с газеткой, в которой статья про меня, так я вам и называю место...

Владимир Николаевич выслушал старика молча, потом удивленно покрутил
головой и даже присвистнул.

- А ты, оказывается, комбинатор, дедуля... Вон чего выдумал... Не
ожидал...

- Не дурнее других. - Барон упрямо поджал губы и продолжил:

- Да, и с любым, с первым попавшимся журналистом я разговаривать не
буду...

- Ну, естественно, - ернически развел руки Кол-басов. - Ты же у нас особа
коронованная... Прикажете из Москвы для интервью с вами товарища Познера
высвистать, ваше величество?

- Познер мне без надобности, - буркнул Юрий Александрович. - Он на
телевидении работает, а не в газете... А я буду говорить с Андреем
Серегиным. Этот наш, питерский...

- Ага, - кивнул Колбасов. - С Серегиным, значит... А почему именно с
Серегиным?

- Да просто нравится мне, как парень пишет, - пожал плечами Барон. -
Просто, доходчиво... Жаль только, слишком много на веру принимает из того,
что ему ваше начальство рассказывает... Но, в принципе, по сравнению с
остальными - вполне ничего... По крайней мере, мне кажется, этот Серегин
поймет, что я ему хочу рассказать, и не переврет потом в своей газетке...

Колбасов задумался и прошелся несколько раз туда-сюда по тесному
кабинету. Наконец, как следует обсосав верхнюю губу, он снова повернулся к
старику.

- М-да, Михеев, удивил ты меня, не скрою... Я уж думал, что на этой
работе совсем удивляться разучился, а вот поди ж ты... Спасибо, дедуля, что
хоть не об издании твоих мемуаров в двух томах вопрос ставишь... Слушай, а
если этот Серегин сам не захочет с тобой встречаться?

- А чего это ему не хотеть? - удивился Барон. - Я что-то не слыхал, чтоб
кто-то из нас, законников, интервью в газеты давал... У нас это не
принято...

- Вот и я про такое не слышал, - ввернул Владимир Николаевич и хитро
прищурился. - Понятия нарушаешь, а, Саныч?

Юрий Александрович сделал вид, что не обратил на насмешку внимания, и
продолжил:

- Стало быть, для понимающего журналиста интервью с таким, как я, это
что-то вроде сенсации будет...

Колбасов не выдержал и фыркнул - похоже, старик действительно начал
впадать в маразм, проявляющийся в виде мании величия. Однако заметив, как
потемнело лицо вора, поспешил исправить допущенную бестактность:

- Все-все-все, молчу-молчу... Ладно тебе, Михеев, не надувайся... Пока
обещать ничего не буду, но... Пожалуй, попробую уговорить этого Серегина...
Слушай, а если он, к примеру, болеет сейчас?

- Если болеет, подождем, пока выздоровеет, - упрямо ответил старик. - Он
парень молодой, с чего ему болеть-то...

Колбасов еще немного пожевал губу в раздумье, потом решительно кивнул:

- Лады! Постараюсь все устроить... Только смотри, Барон, этот уговор у
нас - окончательный... Вздумаешь потом динаму включить - сильно пожалеешь...

- Опять вы меня пугаете, начальник, - досадливо скривил губы Юрий
Александрович. - Лишнее это. Я вам уже все сказал. Чего порожняк гонять-то?

Владимир Николаевич хмыкнул и пошел к выходу из кабинета.

- Жди, Михеев. Завтра-послезавтра я тебе ответ. дам... Чем быстрее с этой
историей покончим, тем лучше будет. Для всех. Ну, пока! Сейчас тебя выведут
- лежи, набирайся сил перед встречей с прессой, звезда ты наша...

Не удержался все-таки Колбасов, подпустил еще одну шпильку на прощание.
Уж больно у него настроение хорошее было. По всему выходило, что дело с этой
чертовой "Эгиной" к концу идет. Остановившись в дверях, опер, перед тем как
выйти из кабинета, покрутил головой и коротко хекнул - в точности как
товарищ Сухов из "Белого солнца пустыни"...

А Барон, оставшись один, в изнеможении откинулся на спинку стула - дорого
дался ему этот спектакль, .почти все силы высосал... Лишь бы мусора поверили
в то, что он всего двух зайцев убить хочет - подстраховаться и тщеславие
свое старческое потешить... Лишь бы не просчитали третьего.

***

Опасения Юрия Александровича были не напрасными - Ващанов, выслушав
доклад Колбасова, не спешил разделить победно-радостное настроение опера.
Желание Михеева встретиться с Андреем Серегиным подполковника насторожило,
хотя Владимир Николаевич и убеждал шефа, что никаких подвохов тут нет,
старик, мол, просто страхуется и покрасоваться хочет напоследок... Геннадий
Петрович долго размышлял, прикидывал различные варианты, но все же начал
склоняться к тому, что Колбасов прав. Первый заместитель начальника ОРБ
кивнул оперу и усмехнулся:

- Возможно, все так и есть... Значит, ты, Володя, полагаешь, что дедушке
просто славы захотелось?

Может быть, может быть... Сейчас кто только в прессу не лезет со своими
откровениями... И этот туда же... Тоже мне - Диоген из бочки. Мыслитель,
понимаешь...

- Ага, - подхватил иронию начальника Владимир Николаевич. - Жан-Жак
Руссо! Только отечественного розлива...

Офицеры поулыбались друг другу, но потом Ващанов закурил и снова стал
серьезным.

- Все равно нужно как следует проверить этого Серегина - мало ли, вдруг