таковые имеются, инспектор УБХСС приехал вместе со знакомым и привычным
для работников цеха ревизором. Закончив свой тяжелый и кропотливый труд,
инспектор сказал Орлову: "Либо вы ошибаетесь, либо здесь проворачивают
аферы высокого класса, и проверкой документации их не возьмешь. Вы
работайте по своей линии, а мы попробуем зайти с другого конца. Если левая
продукция производится, то она должна поступить в городскую сеть. Вот мы
приглядимся к магазинам, торгующим их товаром. Может, там излишек и
выплывет?"
сотрудники УБХСС покачали головами. Сомнений не вызывало, левый товар шел
из цеха, но на складе готовой продукции он всегда соответствовал норме.
Все эти брошки, сувениры забирают из цеха до поступления на склад,
упаковка, создание товарного вида производятся в другом месте. Так решили
сотрудники УБХСС и поставили перед Орловым задачу установить: когда и кем
забирается продукция, куда и кем доставляется, кто и где занимается
упаковкой. Можно всю банду брать сейчас, но будет довольно сложно
установить роль каждого преступника в отдельности, степень его вины, и
могут попасть под следствие люди невиновные и ускользнет кто-либо из
основных жуликов.
грузчиков и уборщиц он уже на второй день был человеком своим. Главную
прибыль, конечно, забирает верхушка, рассуждал он, но товар уходит через
людей попроще: И он услужливо бегал за водкой и портвейном, который, как
известно, в определенных кругах пользуется большим уважением. Но бегать бы
Орлову так еще долго, если бы на третий день к нему не подошел водитель
грузовика.
посмотрел на шофера, человека лет сорока, среднего роста, худощавого, с
усталым, не обращающим на себя внимания лицом. Видел его, знаю, понял
Орлов, судорожно прокручивая ленту памяти. В этом году нет, в прошлом -
нет, назад, назад. Лица мелькали, как в старых киношных лентах, быстро,
полустертые временем.
миролюбиво сказал водитель, возвращая спички. - А вы у меня один, на всю
жизнь один.
Орлов тяжело вздохнул, вытер со лба пот...
небольшого. Неизвестные срывали шапки, снимали с пьяных часы. "Быстро не
выявите группу и не задержите, от чувства безнаказанности обнаглеют, могут
и убить", - сказал тогда начальник молодому оперативнику Орлову. Сказал,
как в воду смотрел. Через два дня у женщины вырвали сумку, в тот же вечер
группа подростков остановила молодую пару. Мужчина оказался мужчиной и в
схватке получил ножевой удар, но оставил на лице одного из грабителей
такой след, что парня нашли быстро, к утру задержали остальных. Среди
задержанных оказался и восемнадцатилетний Костя Бурундук.
разные и вина у них разная. Каждый в суд должен принести только свое. Не
меньше, но и не больше. По справедливости. Ты запомни, тебе с этой
публикой работать долго, до пенсии. Шарик круглый, вертится, все дорожки
пересекаются. Ты к ним по справедливости, они к тебе по справедливости.
Люди на порядочного сыщика, даже когда он в тюрьму сажает, зла не держат".
Орлов помнил, Костю Бурундука наказали по справедливости.
привлекательным. - Ну и память у вас! - И с гордостью добавил: - Петр
Николаевич. Вы ведь тогда мне очень помогли. Выручили.
пустым ящикам. - Сколько отсидел? Садись. - Они рассмеялись и сели.
прыгали чертенятами.
Орлов.
больше. - Может, помочь?
года два ездит. - Он понял молчание Орлова правильно и торопливо добавил:
- Золотой парень, я за него, как за себя.
воруют, вопроса нет. И главный змей - вон тот, что больше всех
придуривается, - и указал на Бориса Ванина.
заниматься может. И через день выяснил, что не ошибся. Именно Борис
Александрович Ванин вывозил левую продукцию из цеха, доставляя ее на
квартиры трем пенсионеркам. Женщины, не подозревая о своем участии в
махинациях, упаковывали изделия в целлофановые пакетики, приклеивали
ценники, перевязывали ленточками. Каждое первое число они получали от
Ванина "зарплату", расписывались в ведомости и считали его благодетелем.
рубашке, без галстука, поблескивая золотым перстнем, который он надевал
после работы, взял со стола бутылку и наполнил рюмку своей соседки, а себе
налил лишь чуть-чуть. Он не любил спиртное, быстро пьянел и плохо себя
чувствовал, но считал, что рюмка коньяку и сигарета придают ему
мужественность. Соседка Ванина, платиновая блондинка, - ее можно было бы
назвать интересной, если бы не перебор косметики, - старалась смотреть на
него искренне.
выпустила дым сквозь стиснутые зубы, - для вас это не сумма, а для меня. -
Женщина чиркнула длинным красным ногтем по горлу. - Я отдам. Я помню о
прежнем долге. Я все отдам полностью, вы не пожалеете, - она смотрела
многозначительно.
ее рюмку, почувствовал, как женщина коленом тронула его колено, и медленно
улыбнулся.
любовь земная, в постели он себя чувствовал неуверенно, не женское
преклонение и восхищение, которого он добиться не мог. Он любил женское
унижение, он упивался им, вдыхал, пьянея, цедил сквозь зубы.
лет завтракала с бутылкой. "Чекушка" - иначе в старом московском доме ее
никто не звал - была алкоголичкой. Маленькая комната под лестницей
походила на вокзал в годы войны. Люди приходили и уходили, оставляли вещи
и возвращались за ними, спали, ели, пили. Отца Бориса никто не знал, не
знала его и мать. Была война, и маленькое, до года молчавшее существо
назвали Борькой. В пять лет он выглядел трехлетним, в двадцать -
пятнадцатилетним. Он не играл во дворе, сверстники его били, не катался в
ЦПКиО на коньках, так как в доме пропивалось все и никогда не было ни
копейки. В семь лет он знал о жизни все, и все только с одной стороны.
Четырнадцать квадратных метров в полуподвале. Здесь говорили обо всем,
никто ничего не стеснялся, это был даже не натурализм. За бутылку водки
можно было получить друга и подругу, деньги являлись единственным мерилом
человеческой ценности.
классов и - по вполне понятным причинам - такое здоровье, что на заводе
работать не мог. Он помогал матери, она числилась дворником. Однажды мать
привела молоденькую девушку. Борис так и не узнал ее имени. Она приехала
из деревни и дышала здоровьем и чистотой, которая Борису ни в физическом,
ни в нравственном смысле знакома не была. Вечером, как обычно, пили. Борис
лежал в углу и, притворяясь спящим, наблюдал за девушкой. Блестящие глаза,
румянец, звонкий голос вызывали у Бориса злость, тоску и щемящую боль.
Впервые в жизни он был счастлив, но об этом не догадывался. Обычно он с
нетерпением ждал, когда все напьются и одни уйдут, другие улягутся здесь
же на полу, тогда он, Борис, заснет. Сегодня он хотел лежать до утра,
лежать и смотреть на девушку. Она жеманно отталкивала протянутый стакан,
сверкая зубами, смеялась, выпивая, не тряслась, не сплевывала, как
остальные, а заливалась звонким смехом. Рядом с девушкой сидел парень в
сапогах и кожанке, щерился фиксой и хрипло, сытно похохатывал. Звали парня
Саней, он недавно вернулся оттуда, был всегда при деньгах, но захаживал
сюда редко, для развлечения.
подхватил ее, пододвинул стакан. Борис внезапно понял, увидел все, до
самого конца, и хотел крикнуть: "Не пей!" - но лишь громко взвизгнул.
Никто на это не обратил внимания, один Саня, скрипнув стулом, слегка
повернулся. Борис зажмурился, для верности загородился локтем, переждав
немного, сполз с койки и выбрался во двор. Было тепло, даже душно, но
Бориса знобило, он вытащил из кармана маленькую желтую пачку "Дуката",
закурил. Тут же, шумно топая и тихонько бормоча проклятья, выбралась на
улицу и вся компания. Девушки и Сани среди них не было. Борис поежился,
казалось, ни боли, ни злости он не чувствует. С рождения больной,
наполненный до краев злостью, что для него еще один ржавый гвоздь, который
вошел сегодня под ребро и застрял в сердце.
донесся спокойный мужской голос, и вновь стало тихо. Борис сидел на
ступеньках, неподвижно, не отдавая себе отчета, почему не возвращается в
полуподвал. Чего он не видел, кто на него внимание обратит? Лечь бы
сейчас, вытянуться под солдатским одеялом. Но Борис сидел неподвижно,
обняв себя за плечи.