Чтение 29–й страницы книги ~Ослепительный оскал~

которых болтал док. Может быть, между этим делом и делом Синглентона есть
связь, о которой мы не знаем. Но у меня достаточно материала для
обвинения, и я ничего не собираюсь упускать.

Он закрыл коробку и убрал ее в стол.

Все утро я раздумывал, стоит ли выкладывать Брейку все, что я знал, и
решил, что не стоит. В этом деле переплелись оборванные концы разных
нитей: Синглентон и его блондинка, Люси и Уна. Разрозненные частицы,
которые я собирал, стараясь сложить все в единое целое, нельзя было
причислить к разряду прямых улик. Улика же, в понимании Брейка была неким
предметом, который можно убрать в коробку, и в надлежащий момент ударить
ею, как молотком, по лбам провинциальных присяжных. Нет, подобное дело
было не для провинции.

- А у вас есть показания парня по этому поводу? - спросил я. - Он не
дурак, и должен был знать, что нож неизбежно приведет к нему. Зачем ему
нужно было оставлять там нож?

- А он и не оставлял. Он за ним вернулся. Вы же видели, как он
возвращался. Он даже набросился на вас.

- Это не важно. Он думал, что между мной и Люси что-то есть, и
потерял голову. Мальчик был вне себя.

- Конечно. Это часть моей версии. Он тип эмоциональный. Я не считаю
это преднамеренным убийством. Нет, это преступление под действием страсти,
убийство второй степени. Он ворвался и прирезал ее. А может быть, он
вытащил ключ из ее сумочки, когда они вместе ехали в машине. Во всяком
случае, ключа у нее не было. Он впал в ярость, зарезал ее и убежал. Потом
вспомнил про нож и вернулся за ним.

- Ваша версия отвечает лишь фактам. Подозревать же вы должны совсем
другое.

Однако я подумал, что раз Брейк обнаружил такой мотив как ревность,
то все у него пойдет как по маслу.

- Вы не знаете этих людей так, как я. Я имею с ними дело каждый день.

Он отстегнул запонку с левой манжеты и обнажил тяжелую веснушчатую
руку. От запястья к локтю змеился белый шрам.

- Тип, наградивший меня этой штукой, подбирался к моему горлу.

- Значит, получается, что Неррис мясник?

- Очень может быть.

Насмотря на впечатляющий шрам, слова Брейка звучали неубедительно.
Жестокий мир, за который и против которого он боролся, не устраивал его
также, как и любого другого, и он это знал.

- А я так не думаю. Слишком много людей интересовались Люси. Я бы не
остановился на первом подозрении. Все не так просто.

- Вы меня не верно поняли, - возразил Брейк. - Я считаю, что
мальчишка действительно виновен. За тридцать лет я насмотрелся на их лица
и наслушался их болтовни.

Он мог бы этого не говорить. Все тридцать лет были ясно видны на нем,
как кольца на спиленном дереве.

- Да, я по-прежнему стою за убийство второй степени. Вот так. Это мое
убеждение. Убийство второй степени.

- Убеждение в виновности - штука сложная и можно сказать
психологическая.

- Нет уж, позвольте. У нас голые факты. Мы набрасываемся на него с
вопросами - он пытается убежать. Мы ловим его и привозим назад, а он не
хочет говорить. Я пытаюсь с ним поговорить - он молчит. Спроси его,
плоская ли земля - он не ответит ни да, ни нет.

- Как вы с ним обращались?

- Даже пальцем его не тронул, и вообще никто ему ничего не повредил.

Брейк опустил рукав и застегнул запонку.

- У нас свои психологические методы.

- Где он?

- В морге.

- Но это несколько необычно.

- Для меня - нет. У меня в этом городе в месяц по убийству, а иногда
по два. И я их раскрываю, понятно? Большую часть. Обстановка в морге
такая, что развязывает языки убийцам быстрее, чем любое другое средство.

- Психология.

- Вот это я и говорю. Ну, так что, играете со мной заодно или будете
плакаться в тряпочку? Если вы со мной заодно, поедем туда вместе и
посмотрим, готов ли он говорить.

На двери стоял номер 101. Комната, находящаяся за ней, была без окон,
с низким потолком и бетонным полом. Когда дверь за нами плотно закрылась,
мы очутились как бы в очень глубоком склепе. Каблуки Брейка звонко стучали
по бетонному полу. Когда он приблизился к единственной в комнате лампочке,
его тень легла у моих ног.

Лампа была конусообразная, тусклая. Она висела на передвижной штанге
над каталкой с резиновыми колесиками. На каталке под белой простыней
лежала Люси. Лицо ее было открыто и обращено к Алексу Неррису. Он сидел на
стуле у дальнего конца каталки, неотрывно глядя на лицо мертвой женщины.
Его правая рука была скована с ее рукой тонкой стальной цепочкой,
отливающей голубым. Механизм системы охлаждения, скрытый в бетонной стене,
тикал и постукивал как уходящее время. За двойными стеклянными дверями
морозильника лежали, в ожидании судилища, другие накрытые простынями тела
на пути к уже близкому аду. И холодно было как в аду.

Полицейский в форме, сидящий напротив Алекса, встал и поднял руку в
небрежном приветствии.

- Доброе утро, лейтенант.

- Ну, что, устраиваете здесь поминки, Шварц?

- Вы велели мне не трогать его. Как вы сказали, я предоставил природе
взять свое.

- Ну, и она взяла?

Брейк остановился над Алексом, крупный и непроницаемый.

- Теперь вы хотите сделать заявление?

Алекс медленно поднял голову. У него было утомленное лицо. Перипетии
прошедшей ночи забрали плоть с его висков и скул. Его широкие, хорошо
очерченные губы раздвинулись и снова сомкнулись, не пропустив ни единого
звука.

- Хотите сидеть так весь день?

- Ты слышишь, что тебе сказали? - проворчал Шварц. - Он не врет.
Будешь сидеть здесь, пока не заговоришь. Через час судебный доктор будет
ее резать, доканчивать твою работу. Может быть, хочешь занять место в
первом ряду?

Алекс не прореагировал ни на слова Брейка, ни на слова его помощника.
Его взгляд снова обратился к лицу умершей и уже не отрывался от него. Под
жестким безжалостным светом ее волосы сверкали как металлическая стружка.

- Что с вами, Неррис? В вас умерли все человеческие чувства?

В этой таинственной тишине голос Брейка прозвучал почти жалобно,
словно согласившийся на все юноша победил Брейка его же оружием.

- Брейк.

Это слово подействовало на него сильнее, чем я предполагал.

- Что вас там гложет?

Он повернулся ко мне. Лицо его было хмурое и смущенное. Потухшая
сигара торчала из уголка рта и была похожа на черный палец. Я двинулся к
двери, а он повернулся вслед за мной, так что карикатурно удлиненная тень
оказалась у меня под ногами.

- Хотите поплакаться в жилетку?

Тихо, но так, чтобы услышал Алекс, я ответил:

- Вы не правильно с ним обращаетесь. Он чувствительный парнишка, а вы
относитесь к нему, как к паршивому подонку.

- Он - чувствительный?

Брейк перекатил сигару в другой угол рта и сплюнул на пол.

- Он толстокожий как носорог!

- Не думаю. Во всяком случае, дайте мне с ним поработать. Снимите с
него наручники и позвольте мне поговорить с ним наедине.

- Мы с женой собирались сегодня в горы, - раздраженно проговорил
Брейк. - Обещали устроить детишкам пикник.

Он скосил глаза на погасшую сигару и вдруг бросил ее и растоптал
каблуком.

- Шварц, освободи его! И давай его сюда.

Звук открываемых наручников был тихим, но многозначительным, словно
нечто очень важное сделало оборот вокруг своей оси.

Шварц поднял Алекса на ноги, и они вместе прошли через комнату.
Алекс, опустив плечи, оглядывался назад, а Шварц грубо поддерживал его.

- Отвести его назад в клетку, лейтенант?

- Пока не надо.

Брейк обратился к юноше:

- Мистер Арчер ваш друг, Неррис. Он хочет с вами немного поболтать.
Лично я думаю, что он напрасно потратит время, но для вас это неплохо.
Будете говорить с мистером Арчером?

Алекс перевел взгляд с Брейка на меня. Его гладкое юное лицо хранило
такое же выражение, какое я видел на лице старой индианки - выражение,
которое не способен понять ни один белый. Он молча кивнул и оглянулся на
тело Люси.

Брейк и Шварц вышли, дверь за ними захлопнулась. Алекс пошел назад
через комнату неуверенными шагами, волоча ноги как старик. К центру
комнаты бетонный пол слегка понижался, поскольку там проходила дренажная
труба. Алекс чуть не потерял равновесие на этом незначительном уклоне и, с
трудом обретя его, подошел к каталке с другой стороны.