Чтение 29–й страницы книги ~Завещание профессора Яворского~

Надежда Семеновна.

- Лялечка, а ты?

- Отдай список, получишь книги.

- Вот это другой разговор! Я всегда считал тебя умницей.

- Ляля, как ты могла! - ахнула Надежда Семеновна.

- Дурной пример заразителен, - отрезала Лариса.

- Вот так семейка, один другого лапошит, - подал реплику Рубашкин.

- Помолчите, Сорочкин, это не вашего примитивного ума дело, - осадил
его Боков. - Лучше развяжите девушку, а то у нее уже, верно, ручки
затекли...

На какое-то время динамик утих. Чопей встал на подоконник раскрытого
окна, ступил на карниз и, страхуемый уже согласным со всем Кандыбой,
перебрался на кухонный балкон квартиры Яворских, в подмогу Глушицкому и
Кленову.

Валентин вопросительно смотрел на Мандзюка. Хотя он был старшим, но
сейчас дело было не в старшинстве - в оперативном моменте, который надо
чувствовать нутром, ибо речь уже шла о секундах, что ни упускать, ни
торопить нельзя. Мандзюк, как никто, чувствовал бег последних решающих
секунд.

Не отрывая глаз от динамика, словно это был телевизионный экран, он
сделал предупреждающий жест - дескать, внимание. Неожиданно в динамике
прозвучал хлесткий звон пощечины.

- Ты что спятила?! - прохрипел Рубашкин.

- Волю рукам не давайте.

- Да я тебя...

- Сорочкин, не грубите, - одернул его Боков. - Она права: сейчас не
до этого. Вот когда окончится деловая часть нашей встречи, - пожалуйста.
Только имейте в виду, она любит нежное обращение.

- Заткнись, подонок!! - крикнула Лариса, но тут же сбавила тон,
сказала почти спокойно: - Давай список.

- Вначале книги.

- Вначале список!

- Сорочкин, вы рано отвязали ее. Верните красавицу в предыдущее
положение, да ручки ей покрепче заверните. К лопаточкам, к лопаточкам!

Послышался шум возни, кряхтение, сдержанный стон.

- Не трогайте ее: вмешалась Надежда Семеновна. - Донат, учтите, я
брошу этот пресс в окно и закричу. Мне уже все равно!

- Какой порыв самопожертвования! Нади, вы выросли в моих глазах.

- Не смейте меня называть так! Я не давала вам повода.

- Прошу простить, я забылся. Хотя о поводах можно было бы поспорить.

- Замолчите! И сейчас же отпустите ее! Иначе я разобью окно.

- Оставь ее, - велел Рубашкину Донат. - Ну как, угомонилась, лапочка?

- Я не волновалась, - на удивление спокойно сказала Лариса.

- Так где лечебники?

- Я принесу.

- Не получится, Лялечка. Я не доверяю тебе. Прости, но это так.

- Я сказала, значит, принесу.

- Хорошо, примем компромиссное решение: пойдем вместе.

- Вначале список.

- О, боги! Что меня всегда восхищало в тебе, так это твое ослиное
упрямство. Вот, держи!

Послышался шелест бумаги.

- Здесь не все листы, - спустя непродолжительное время сказала
Лариса. - Их было девять, я помню, а тут только восемь.

- Неужто? В самом деле. Должно быть, в кармане остался... Вот,
пожалуйста.

- Как раз тот, где расписался папа.

- Ты удовлетворена?

- Вполне.

- Куда идем?

- За тем шкафом есть тайник. Пусть ваш подручный отодвинет его.

- Этот?

- Второй, что подальше...

- Ты что? Куда?! Рубашкин, держи ее!

Раздался грохот опрокинутой мебели, звон разбитого стекла, топанье
ног, стук двери, испуганный вскрик Надежды Семеновны, хриплая ругань
Рубашкина...

- Вот сейчас в самый раз, - удовлетворенно сказал Мандзюк.

Но Ляшенко уже не слышал его - вскочив на подоконник, он махнул рукой
стоящим на балконе оперативникам, и те устремились в квартиру. Карниз был
узок, но отделявшие от балкона метры Валентин преодолел в одно мгновение.
Спрыгнув на балкон, он устремился вслед за товарищами в квартиру, где двое
здоровенных мужчин избивали лежащую на полу девушку, выкручивали руки,
силясь отобрать зажатые в ее кулаке замусоленные тетрадные листки.

Появление работников милиции вызвало шок. Надежда Семеновна рухнула в
кресло, закрыла лицо руками, прошептала в ужасе:

- Какой позор!

То, что Боков и Рубашкин избивали ее падчерицу, она почему-то позором
не считала.

Рубашкин пытался бежать, даже сумел оттолкнуть Кленова, проскочить
коридор, открыть дверь, но лишь затем... чтобы впустить в квартиру
Мандзюка. Рубашкин отпрянул назад, прижался к стене, а затем сполз на пол.

Все произошло за какие-то считанные мгновения. Валентин подоспел,
когда Женя Глушицкий уже замкнул наручники на запястьях Бокова, а Чопей
возражал выкрикам задержанного:

- Не торопитесь оправдываться, Донат Владимирович. У вас будет
достаточно времени, чтобы объясниться с нами по всем вопросам.

Велев Кленову пригласить следователя и понятых, Валентин подошел к
сидящей на полу Ларисе, осведомился, не требуется ли ей помощь. Девушка
подняла голову, отбросила волосы с лица, и он увидел ее глаза: залитые
кровью белки, суженные от боли зрачки, высоко вскинутые к ровным бровям
густые ресницы и почему-то с неприязнью подумал о Павле.

Лариса все еще сжимала в руке тетрадные листки. Решив, что она не
поняла его, Валентин назвал себя, повторил вопрос.

Лариса принужденно улыбнулась:

- Благодарю вас. Все в порядке. Меня уже второй раз за сегодняшний
день колотят. Начинаю привыкать.

Она пыталась шутить, и это успокоило Валентина. Он помог ей
подняться. Но едва она стала на ноги, как покачнулась, охнула, схватилась
за бок. Валентин поддержал ее, хотел усадить на диван, но она
отстранилась:

- Не беспокойтесь, сейчас пройдет. Я знаю, о чем говорю: как-никак я
медичка... - Она помолчала, потом добавила, отводя взгляд: - Извините мне
надо выйти.

Тетрадные листки по-прежнему сжимала в кулаке, и у Валентина не
хватило духу попросить их. Возможно, потому что понял: она не отдаст их.
Умрет, но не отдаст.

Мандзюк уже сдал Рубашкина под опеку Бессараба и сейчас стоял в
дверях кабинета, закрывая своей большой плотной фигурой весь проем. Он
уступил Ларисе дорогу, так же как Ляшенко сделав вид, что не заметил
тетрадные листки в ее руке. О них напомнил Боков, который стоял у одного
из стеллажей, привалясь к нему плечом:

- Заберите у нее завещание, блюстители. Не будьте лопухами! Она его
сейчас в канализацию спустит.

Ляшенко и Мандзюк не прореагировали, ему ответил Чопей:

- Донат Владимирович, вам не давали слова. Отныне и надолго вам
придется усвоить правило: говорить будете только, когда вас спросят. Но
поскольку вы уже затронули этот вопрос, я - так и быть - дам юридическую
консультацию. Завещанием признается лишь документ, удостоверенный
нотариусом. А такого документа профессор Яворский не оставил, так что
напрасно старались.

Он позвонил своим помощникам, дал "добро" на обыск квартиры Бокова и
Рубашкина, а также боковской дачи.

Появился Кандыба, понятые. Началась неторопливая процедура осмотра
места происшествия, составления протоколов. Как и следовало ожидать,
никакого тайника за книжным шкафом не было. Объясниться по этому поводу с
Ларисой тотчас же не удалось, ей стало плохо, началась рвота, и одна из
понятых отвела ее в соседнюю комнату, побежала за врачом, благо по
соседству жило немало врачей.

При личном обыске Рубашкина были обнаружены: складной нож с пружиной,
что угрожающе выбрасывало широкое лезвие, и два золотых кольца, которые он
ухитрился стянуть в спальне Надежды Семеновны. В портфеле Бокова нашли
иллюстрированный словарь-травник издания 1898 года, который он прихватил
со стеллажа во время поисков инкунабул двенадцатого века.

Попытка Бокова утверждать, что это словарь, успеха не имела: на
титульном листе книги стоял штамп: "Из книг М.П.Яворского".

- Жадность фраера сгубила, сказал сам о себе Боков. - За мелкую кражу
сяду.

- Не скромничайте, Боков, - усмехнулся Ляшенко. - Вы обманом
завладели дорогостоящими "Русскими картинками", а затем продали их через
подставное лицо по спекулятивной цене. Вот вам мошенничество и спекуляция
в крупных размерах. О книгах подешевле, что вы выманивали у своей бывшей
невесты, уже не говорю. Но к "Канону" Авиценны и тому, как он попал к
Анатолию Зимовцу, мы непременно вернемся. Попытку ограбления этой квартиры
доказать будет нетрудно. Так что, как говорится, наскребем по сусекам.

В разговор вмешался Чопей, который еще раз связывался со своими
помощниками:

- При обыске вашей дачи, Донат Владимирович, найдено несколько книг
из числа тех, что были фиктивно вписаны в макулатуру по библиотеке Дома
ученых. Приплюсуйте и это.