Чтение 29–й страницы книги ~Стандинг или правила хорошего тона~

-- Я предпочитаю играть с открытыми картами. Толстый, и хочу сделать
тебе комплимент по поводу твоих лекций. Все, о чем ты рассказывал -- высший
класс. Ты можешь продолжать свою программу, это отличная работа.

От комплимента он розовеет и прячет свое смущение в своем стакане.

Четверть часа спустя мы расстаемся с Матиасом. Наше мероприятие сегодня
вечером оказалось безрезультатным. Абонент не позвонил, но кое-что все-таки
произошло, не так ли?

И не банальное!

-- Тебя проводить до твоей тещи? -- спрашивает Толстый приятным
голосом.

-- О, нет! О, нет! -- живо отвечает Рыжий, -- на сегодня хватит.

И он удаляется под робкую сень пустынной улицы, сгорбив спину. Его
шевелюра мерцает, как японский фонарик.

Глава десятая

Третий урок Берюрье: отрочество и помолвка

Я на цыпочках крадусь по коридору нашей общей спальни, но едва я
подхожу к своему боксу, меня перехватывает голос Ракре.

-- Месье возвращается после партии экстаза?

-- Да нет, я навещал свою старую тетю, которая живет недалеко отсюда.

Он играет серенаду на духовом инструменте, которым его наделила
природа. Это он от радости.

-- Я уверен, что твоя старая тетя мне понравится, -- шутит он.

-- Я могу устроить тебе с ней встречу, может быть, ты в ее вкусе, --
говорю я, разоблачаясь.

-- А как она из себя, эта красотка?

-- В стиле Полины Картон, только качеством похуже. В мое отсутствие
ничего стоящего не случилось?

-- Ничего!

Я залезаю под одеяло и тут же засыпаю.

На следующий день стоит чудесная погода. Солнце еще бледновато, но тем
не менее усердно заливает своим живительным светом школу (Черт возьми! Я
начинаю ударять по классике!).

Объявление, вывешенное в холле, извещает слушателей, что в связи с тем,
что у них в среду вечером будет свободное время, лекция по правилам хорошего
тона начнется в 13 часов.

На занятиях по другим дисциплинам я не проявляю особой активности. Мне
не терпится встретиться с Матиасом, чтобы узнать, давал или нет о себе знать
корреспондент после вчерашнего бурного вечера. Но я напрасно верчу головой
по сторонам. Огненного нигде не видно. Я надеюсь, что его родственнички по
линии жены не слишком строго его наказали!

В полдень я случайно встречаю Берюрье. Он сидит на скамейке в парке. Он
задумчив и немного не в себе. Я подхожу к нему.

-- Вы запутались в ваших мыслях, господин преподаватель? -- подчеркнуто
громким голосом говорю я.

Его тяжелые веки на несколько миллиметров приподнимаются, и он
устремляет на меня свой потухший взгляд.

-- Я обмозговывал, -- говорит он.

-- Что? -- спрашиваю я, присаживаясь рядом.

-- Вопрос о липовой религии папаши Клистира. В конце концов это
неплохая штука. А почему бы мне не создать свою религию, а? Я бы назначил
себя папой. Готов биться об заклад, что Александризм было бы совсем неплохо.
Я бы стал проповедовать культ вина и дружбы. О нем совсем забыли. Нужно его
возродить. Ну, а потом, когда я стану папой, у меня будет такая власть над
моей благоверной...

Он качает кумполом.

-- Интересно, стала Берта потоньше после лечения или нет. Я получил от
нее открытку о том, что там в Бриде вроде все нормально, но она ничего не
говорит о весах.

-- Она хочет сделать тебе сюрприз. Ты расстался с Матильдой Казадезюс,
а встретишься с Жанн Моро.

Он морщится.

-- Это далеко не так. Я боюсь, брат, я боюсь. В супруге все должно быть
в достатке. В любви я люблю изобилие. Малюсенький флюгер, который крепится
на громоотводе, -- это не для меня.

Он еще немного о чем-то мечтает и шепчет:

-- А я все же хочу вернуться к этой истории с религией. Ты думаешь, что
я бы смог?

-- Почему бы и нет. Я уже готов записаться в певчие мальчики хора.
Александр-Бенуа Первый -- это звучит здорово. Ну, а пока суть да дело, ты о
чем сегодня будешь говорить?

Он шмыгает носом, улыбается и заявляет, похлопав через карман по своей
энциклопедии:

-- Об отрочестве, Сан-А. Меня очень беспокоит эта глава.

Он торжественно смотрит на часы.

-- Та знаешь новость? Моя графиня послезавтра приезжает в Лион. Я
думаю, что она простила мне ее разломанный старинный кабинет. Я хочу, чтобы
она приняла участие в моей лекции, для практической наглядности. Настоящая
дама из высшего света, -- разве это не лучшая иллюстрация?

-- Это фантастическая идея, -- соглашаюсь я, но мой голос дрожит от еле
сдерживаемого смеха, -- ты думаешь, она согласится?

Нс без благородства он вытаскивает из кармана телеграмму и небрежно,
двумя пальцами, протягивает ее мне. Я разворачиваю ее и читаю:

С БОЛЬШИМ УДОВОЛЬСТВИЕМ ПОМОГУ ВАМ, МОЙ ДОБРЫЙ ДРУГ. ОХОТНО ПРИНИМАЮ
ВАШЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. ДО ПЯТНИЦЫ.

ГРАФИНЯ ТРУССАЛЬ ДЕ ТРУССО.

-- Быстро ты все провернул, поздравляю, -- оцениваю я его
оперативность.

-- Ты понимаешь, я хочу воспользоваться этим случаем, чтобы
продемонстрировать светские правила в ее присутствии. Сегодня я буду
говорить о юности и о помолвке, завтра я расскажу им о женитьбе, так что к
ее приезду у слушателей уже будет солидная база.

Затем, сменив тон, он шепотом спрашивает:

-- А как твое расследование?

Бравый Берю -- полицейская ищейка, верная и влюбленная в свою работу.

-- Безысходная тишина. Все как в тумане. Если бы не было этих двух
покушений на Матиаса и на меня, прошлой ночью, я бы и вправду поверил, что
речь идет о двух самоубийцах.

-- Это самое простое решение, -- неодобрительно говорит Неуступчивый.
-- Ты меня знаешь, Сан-А, ты знаешь, что я нюхом чувствую темные дела. В
общем, я могу тебя заверить, что мы оказались в поганой ситуации. Что-то
назревает, парень. Открой глаза. Что-то назревает дрянное.

Он встает, разглаживает ладонью сморщившиеся в гармошку штаны.

-- Ну, а пока, долг прежде всего!

И как прелат, который твердит про себя молитвы из своего требника, он
удаляется по аллее, перелистывая "Энциклопедию светских манер". Он уже
сейчас похож на папу своей неторопливой и мудрой походкой, своими елейными
жестами, своим озабоченным видом, который оттягивает его огромную башку.

Он ждет, пока мы все зайдем в конференц-зал, и только после входит сам.
В одной руке он держит свою шляпу, в другой -- вспоротую папку. Он идет, как
Святой Марс, идущий на смертные муки. Он твердой поступью поднимается на
эстраду, оборачивается, с сожалением смотрит на несколько пустых скамеек и
заявляет:

-- Я вижу, что кое-кого нет. К ним-то, в частности, я и обращаюсь.
Ладно, мои лекции факультативные, но те, кто прогуливает их под предлогом
того, что сегодня вечером увольнение и что нужно надраить фамильные
драгоценности для того, чтобы пойти повеселиться с подружками, являются
самыми нестойкими типами. Когда-нибудь они пожалеют об этой слабости. Когда
им устроят письменный экзамен по хорошим манерам, и когда они сдадут
чистенькие листы бумаги экзаменатору, они с большим сожалением вспомнят о
Берюрье, но будет уже слишком поздно, и эти идиоты так и закостенеют в своем
невежестве. Садитесь!

Мы выполняем команду.

-- И наоборот, -- продолжает он, -- я поздравляю присутствующих. И я не
удивлюсь, если кто-то из сидящих здесь дослужится однажды до префекта
полиции!

Он садится. Какой-то недобрый шутник расшатал его стул, ножки стула
разъезжаются, и Его Святейшество под грохот ломающегося дерева приземляется
на свой широкий зад.

На какое-то мгновение он замирает в неподвижности, восседая своим
огромным курдюком на груде обломков, не веря своим ушам и испытывая больше
страданий от уязвленного самолюбия, чем от ушибленного зада. Наконец он
качает головой и поднимается, потирая пониже спины...

-- Я полагаю, -- говорит он, -- что шутник, который подстроил это со
стулом, входит в число отсутствующих?

И поскольку мы храним молчание, крепко сжав зубы, чтобы удержать
рвущийся наружу смех, он продолжает:

-- Раз вы все ищейки, ребята, то найдите мне виновного. Для вас
провести такое расследование -- пустяк, правда?

Его кислая улыбка исчезает с его лица, и он ревет на весь зал:

-- Я его хочу завтра, и без всяких. Иначе я сам лично займусь
расследованием, и тогда дело будет дрянь!

Он посылает за мебелью, которая будет способна выдержать его вес, и,
яростно сметя ударом ноги обломки стула, приступает к теме: