Чтение 29–й страницы книги ~Бриллианты для диктатуры пролетариата~

девица Клейменова, двадцати одного года, судя по всему, легкого

поведения, предложили сорок миллионов за жизнь Белова Григория.

Прохоров попросил меня обратиться к Тернопольченко, испытывавшему

материальные трудности, с предложением не выносить Белову расстрел, а

дать принудительные работы любого срока. За что Прохоров предложил

мне назвать Тернопольченко сумму в двадцать миллионов рублей.

"Остальные деньги, - сказал он, - разделим поровну: десять мне,

десять - тебе". После этого я отправился к Тернопольченко, движимый

корыстью и подлостью, а там был товарищем Тернопольченко арестован и

не нашел в своей черной душе сил покончить с собой там же, не обрекая

на позор честное имя жены и сына. Готов помогать следствию во всем,

не уповая ни на какое снисхождение.

Сорокин".

Мессинг два раза перечитал это показание, написанное Сорокиным здесь
же, в кабинете, и, подвинув ему телефон, сказал:

- Сейчас позвонишь к Прохорову и скажешь, что захворал и поэтому не
вышел на работу. Телефон помнишь?

- У нас один.

- Сорокин, больше ничего не осталось за тобой?

Сорокин отрицательно покачал головой.

- Сможешь позвонить к Прохорову или передохнешь?

- Смогу.

- Звони, - сказал Мессинг и поднял трубку параллельного аппарата.

- Константиныч, - сказал Сорокин простуженным голосом, - я тут
прихворнул, сегодня не выйду...

- А что с тобой?

- Горло прихватило, температура...

- Я к тебе заезжал - тебя не было...

Мессинг метнулся взглядом к Сорокину. Тот чуть прикрыл веки: мол, все
в порядке, не волнуйтесь.

- Так я у Розы...

- У какой?

- Из потребсоюза.

- Как позвонить к тебе?

Мессинг прикрыл трубку ладонью и прошептал:

- 2-54-4. Телефон соседей...

- Это у соседей, - повторил Сорокин. - 2-54-4...

- Ага, спасибо... Теперь это... Ты был?

- Был.

- Фу, слава тебе господи... Я уже тут извелся... Ну как?

- Все в порядке...

- Да что ты говоришь?! Ну, поздравляю, Сорокин, от всего сердца
поздравляю! Может, мне подъехать сейчас к тебе?

Мессинг быстро замотал головой.

- Сейчас не стоит, - ответил Сорокин, - я тут тайком, - добавил он,
понизив голос. - Завтра...

Мессинг снова шепнул:

- Спросите, когда он может привезти деньги...

- В какое время? Когда тебе удобнее, чтобы я завернул?

- Что? - не понял Сорокин прохоровского вопроса, потому что
напряженно смотрел на губы Мессинга.

- Я говорю - когда завтра к тебе подъехать?

- Вечером, часам к семи, и деньги захвати - двадцать миллионов...

- Ты с ума сошел, по телефону! - понизив голос, сказал Прохоров. - В
своем уме или от счастья сдвинул? Адрес давай...

- Мерзляковский, - прошептал Мессинг, - дом четыре, квартира семь,
три звонка.

- Мерзляковский, четыре, квартира семь, три звонка.

- Ну, я подъеду...

Мессинг снова шепнул:

- Не раньше семи. И с товаром...

- К семи, - повторил Сорокин. - И с товаром...

- Понял, - ответил Прохоров. - До завтра.

Мессинг рывком поднялся со стула, вызвал помощников и сказал им - при
Сорокине, - словно забыв о нем:

- Поднимите людей по тревоге! Выделить опергруппу для наблюдения за
предтрибунала Балтийской дороги Прохоровым. Ух, сволочь, ух, трибун!
Потапов, сиди с Сорокиным, Чайкин - срочно Галю Шевкун* - на
Мерзляковский, в соседнюю комнату - Будникова.

_______________

* Расстреляна как "враг народа" в 1936 году.

"В 13.26 Прохоров вышел из трибунала и, взяв извозчика, поехал

на Страстной бульвар. Возле дома номер 2 он извозчика отпустил и

пешком пошел по бульвару. Он сел на скамейку рядом с молодой женщиной

и провел рядом с ней несколько минут, при этом держа ее за руку. Это

не был условный знак, потому что он руку женщины гладил и пытался ее

обнять, но она ему в этом отказала и ушла. Мы с Кирюшиным разделили

наблюдаемых, я повел Прохорова вместе с Ивановой, а Кирюшин и Гольцев

направились следом за женщиной, которой оказалась сотрудница обувной

секции магазина №61 Клейменова Клавдия Ивановна. Прохоров вернулся в

трибунал и больше оттуда не выходил. Прежде чем вернуться в отдел, я

принял решение взять под наблюдение Клейменову и всех тех, с кем она

будет входить в контакт. Таковое указание я отдал Кирюшину перед тем,

как мы разделились. Когда я, оставив пост около трибунала, поехал в

магазин, Клейменова была в служебном помещении. Кирюшин, проявив

сообразительность и революционную смекалку, двинул следом за ней,

говоря, что он ищет ихнее начальство, не говоря, какое именно.

Клейменова находилась в комнате заведующего обувным отделом

Шмелькова, который, когда Кирюшин просил сказать, когда выбросят

ботики, его прогнал, сказав, что занят, и дверь за собой запер. Я

вызвал еще наших сотрудников и верно поступил, потому что Клейменова

пошла на Мерзляковский переулок, дом четыре, квартира семь, и там в

дверях говорила с женщиной по имени "Роза", спрашивая ее, не она ли

"Роза Тихонова, золовка дяди Коли Тихонова?", на что "Роза" ответила,

что "нет, я не золовка и никакого Тихонова не знаю", а потом крикнула

в коридор: "Сорока, сними чай с плитки!" Тогда Клейменова извинилась

и ушла и долго ходила по городу, останавливаясь около витрин

парфюмерных магазинов, а потом вошла в дом на Поварской, 26, квартира

7, где проживает некто Газарян Иван Иванович, которого дома не было,

и Клейменова опустила в почтовый ящик записку. Записку я извлек и

переписал: "Дяде Грише стало лучше, зайдите сегодня вечером к доктору

с новым лекарством".

"В 17.50 Шмельков вышел из магазина и отправился пешком на

Театральную площадь. Там он зашел в столовую Второго дома Советов в

бывшем "Метрополе", получил по талону обед, а после долго

прогуливался по улицам, изредка смотря на свои часы - серебряные,

неправильной формы. Ни с кем не беседовал, в подъезды не прятался и

не оглядывался в целях проверки. В 19 часов он вошел в дом 6 на

Дмитровке, в квартиру гр. Кропотова".

"В 18.35 Газарян, зайдя домой, взял письмо из почтового ящика и,

пробыв в квартире не более пяти минут, отправился пешком на

Дмитровку, в дом 6, к некоему Кропотову Николаю Капитоновичу".

Мессинг отложил в сторону эти только что полученные донесения своих
сотрудников. Он долго сидел, тупо уставившись в список телефонов,
положенных под стекло на его большом столе. Перед его глазами стояло лицо
Газаряна: он беседовал с ним примерно месяц назад о том, в какой мере
налаживается работа в Главном хранилище ценностей республики.

"Что же это такое, - горько думал Мессинг, - что же творится?! Кому
тогда верить, если не Газаряну, который требовал смерти всем, кто грабит
республику? Если он был врагом перед тем, как пришел к нам, если он
маскировался - это плохо, но это еще полбеды, а если он стал таким,
получив возможность воровать золото? Неужели в золоте действительно
заложена какая-то магическая, страшная сила? Неужто люди перед ней
бессильны?"

Сорокин за этот день сдал в лице, но глаза его сияли сейчас и щеки
горели нервным, синеватым румянцем. Мессинг заметил, что румянец казался
неестественно ярким из-за того, что мелкие сосуды на щеках Сорокина были
багровыми.

- У тебя как с давлением? - спросил Мессинг.

- Нормально, - ответил тот. - Ну что?

- Ничего...

- Я ничем больше помочь не могу?

- Я тебя для этого и вызвал. Не спал еще?

- Какое там спал...

- Это зря. Без сна замучаешься.

- Когда мы всех их возьмем - тогда высплюсь.

Мессинг отметил, как Сорокин сказал - "мы их возьмем".

- Слушай, Сорокин... Ты не думай, что если ты нам помогаешь, то на