Чтение 29–й страницы книги ~Огарева, 6~

правда, Налбандов оставался один. Не было никакого Пименова, и не было
последнего разговора, когда тот объяснял, зачем нужно имитировать
ограбление фабричного склада, и не было того ужаса, который жил в нем,
разрастаясь, всю ту неделю, пока он вернулся в Пригорск и отсиживался в
шалаше. Это забытое ощущение принадлежности себе самому возникло в нем
сразу же после того, как в спину ударило тяжелым холодом, смяло и повалило
на землю. А когда он услышал над собой испуганное причитание сторожа,
который узнал его, ощущение принадлежности самому себе исчезло, и он
закричал от нестерпимой, жаркой боли.

- Вы помните имя и отчество этого человека?

Налбандов отрицательно покачал головой.

- А фамилию?

- Витя... В институте мы звали его Витек... Я умру?

- Ваша жизнь в безопасности, - ответил доктор. - Вон даже пульс как у
здорового.

Костенко заметил, как по восковому лицу Налбандова пробежала слабая
улыбка: сначала дрогнули веки, потом чуть искривились губы, и задвигался
кончик заострившегося носа, на котором выделялись тонкие, белые ноздри.

"Неужели я буду тоже верить им так же, как он?" - подумал Костенко.

- Что у вас было в чемодане, кроме тех камней? - спросил Костенко.

"Он говорил, что я не должен отвечать, - вспомнил Налбандов слова
Пименова, - а как же мне не отвечать, если он спрашивает?"

Налбандову стало жаль себя, и он заплакал. Доктор посмотрел на
Костенко и выразительно закрыл глаза.

- Там было еще что-нибудь? - снова спросил Костенко. - Вы отвечайте,
мы ведь Кешалаву арестовали. А он вас убить хотел.

- Меня все убить хотят, - ответил Налбандов и умер.

Реаниматоры трудились еще полчаса, но ничего сделать не смогли.

- Я, честно говоря, не думал, что он столько протянет, - сказал
доктор. - Какой сильный организм, а? Позвонок задет, печень вдребезги, а
ведь семь часов прожил.

- А поджелудочная не была задета? - поинтересовался Костенко. - Или
желчный?

- Желчный - это бы не страшно, а поджелудочная - единственный орган,
с которым мы бессильны.

Костенко сразу же вспомнил лицо профессора Иванова и пошел к машине.

Гусев, заместитель директора фабрики, был из отставников -
подтянутый, с командным голосом и большими, навыкате голубыми глазами.

- На фабрике все спокойно, - сообщил он, быстро поднявшись из-за
стола. - Никаких происшествий, товарищ полковник, не зафиксировано.

- Не считая того, что убили Налбандова.

- Ранили.

- Он умер.

- Ай-яй-яй! Молодой ведь человек. Товарищ Пименов утром звонил, так
просто, знаете, в голосе изменился, когда я ему рассказал.

- Давно он звонил?

- С полчаса.

- Беспокоится, как без него дела идут?

- А как же! Он ведь сюда столько сил вложил, столько души!

- Он сам про Налбандова спросил или вы ему сказали?

- Откуда ж ему про это знать, товарищ полковник? Конечно, я ему
рассказал.

- Он хоть поинтересовался, жив Налбандов или убит наповал? Директора
наши часто за делом людей забывают.

- Нет, Пименов из другой породы. Он первым делом спросил, как
обнаружили вора, где, велел сообщить в милицию, а когда я ему доложил, что
все меры приняты, он сразу же спросил о состоянии. Преступник или там не
преступник, а все равно человек. Нет, наш директор сердцем не зачерствел.
Он ведь как в воду глядел, когда совещание проводил. "Бдительность, -
говорит, - повышайте, а то из-под носа фабрику растащат".

- Молодец, так и надо. Какая была повестка дня на этом совещании?

- Широкая, товарищ полковник, была повестка. Директор говорил и о
том, что мы не умеем считать, и что все планы надо пересмотреть с учетом
интенсификации производства, и что необходимо организовать курсы по
изучению экономической науки.

- Да, молодец Пименов. Молодец! Сам небось инструктировал охрану?

- Конечно. "У вас, - говорит, - и оружие-то, наверное, в масле".

Гусев отвечал, словно рапортовал, и Костенко чувствовал, что этот
голубоглазый, аккуратно причесанный старик испытывает постоянное желание
встать по стойке "смирно".

- Вы ему сказали, что я говорил с Налбандовым?

- Конечно, конечно. Все сообщил. И про вас, и про бригаду врачей.

"Все, теперь он уйдет, - подумал Костенко, отогнав острое желание
лечь на холодный клеенчатый диван и поджать ноги к подбородку, чтобы
успокоить боль. - Надо звонить к Садчикову. Только вряд ли он теперь
найдет Пименова".

- Товарищ Гусев, я бы попросил вас вот о чем...

Гусев сразу же поднялся и привычно одернул синий, нескладно сидевший
на нем пиджак.

- Слушаю.

- Пожалуйста, попросите начальника отдела кадров принести мне личные
дела всего руководящего состава фабрики. Это раз. Потом с вами побеседуют
товарищи из райотдела. Они вас ждут в приемной. Это обычная процедура, мы
сейчас будем со всеми говорить. Два. Теперь последнее. Я здесь с вашего
разрешения посижу и отсюда поговорю с Москвой. Секретарша пусть трубочку
не берет, у меня будет служебный разговор. Хорошо?

- Конечно, товарищ полковник. Не угодно ли чайку?

- Спасибо. Не надо. Я все больше воду пью, к чаю равнодушен.

- Доставить из столовой обед?

- Нет, нет, не тревожьтесь, пожалуйста.

С Москвой соединили через двадцать минут. К телефону подошел
Садчиков.

- Дед, бери людей и отправляйся в "Турист", номер 94, в пятом
корпусе, - сказал Костенко. - Это его прежняя комната.

- Х-хорошо, - ответил Садчиков.

"Все понимает, господи, как все понимает, - подумал Костенко, - и как
обидно, что я теперь его начальник, а не наоборот. Нечестность в этом есть
какая-то. Разве он виноват, что ему пришлось сначала воевать, а потом -
без перерыва на учебу - сразу же ловить бандитов?"

- Но скорее всего там его уже нет.

- Ах в-вот так даже?

- Именно... Ты установочку на месте проведи, ладно?

- Как ты с-себя чувствуешь?

- Давай поборемся.

- С-слава, а может быть, тебе стоит сейчас вернуться, а? Х-хочешь, я
тебя п-подменю?

- Я доскриплю.

- Брюхо болит?

- Да не очень... А что это ты моим брюхом интересуешься?

- В п-порядке проявления т-товарищества. - Садчиков усмехнулся и,
вздохнув, повесил трубку.

Костенко трижды перечитал автобиографию Пименова, сделал несколько
выписок, потом пригласил инспекторов уголовного розыска из райотдела,
объяснил им, что сейчас очень важно побеседовать с каждым сотрудником
фабрики, чтобы собрать как можно больше данных о личности Пименова, о его
привычках, склонностях, о его знакомых и родственниках.

Костенко решил заранее провести всю эту работу, не дожидаясь, пока
Садчиков сообщит ему, что Пименов скрылся.

В четыре часа дня Костенко, уже определенно зная, что Пименов из
Москвы исчез, а в Пригорске не появился, сообщил Садчикову не только
имена, но и адреса всех московских знакомых и родственников директора, и
Садчиков начал с ними работу. Ему, Костенко, стало известно, что Пименов
здесь, в Пригорске, особо дружеских отношений ни с кем не водил, водки пил
мало, женщинами не увлекался, а все свободное время проводил на охоте и
рыбалке.

На этом пункте Костенко задержался.

- Ну-ка, - попросил он начальника райотдела, - давайте выясним, в
какие места он ездил рыбачить и охотиться. Егерь, может, какой у него был,
бакенщик?

- Бакенщиков у нас нет, река порожистая, - ответил начальник РОМа, -
и егерей тоже нет, здесь все охотники сами себе егеря. Шалашку каждый
ставит и в округе охотится.

- Шалашку? У Пименова был шалаш? Где?

- Так ведь лес большой.

- Как он туда добирался?

- Климов показал, что он в лес на мотоцикле ездил.

- Какой у него мотоцикл?

- Обычный... "ИЖ"...