Чтение 29–й страницы книги ~Глубокий сон~

мы проезжали здания и словно вымершие магазины, миновали бензоколонку с
лампой у входа и наконец увидели открытую аптеку.

- Будет неплохо, если вы что-нибудь выпьете, - сказал я.

Она махнула подбородком. Белая точка в углу машины. Я свернул,
притормозил, и припарковался.

- Чашечка кофе с каплей коньяка должна поставить вас на ноги.

- Мне хочется сейчас нахлестаться, как сотне грузчиков. Обожаю это.

Я открыл ей дверцу, она выбралась из машины и прошла так близко возле
меня, что ее волосы скользнули по моей щеке. Мы зашли в аптеку. У стойки я
купил бутылку ржаной и понес ее к столику, за который мы сели.

- Два кофе, - попросил я. - Черного, крепкого и сваренного еще в этом
году.

- Водку здесь пить нельзя, - сказал аптекарь. Одетый в полинявший
рабочий халат, он был худ, как щепка, с почти вежливым взглядом и не
походил на слишком волевого человека.

Вивиан Риган достала из сумочки пачку сигарет, вытряхнула из нее
несколько штук решительным мужским движением и протянула их мне.

- Правила запрещают пить здесь водку, - повторил аптекарь.

Я закурил сигарету Вивиан и себе, не обращая на него внимания. Он
взял две чашки кофе и поставил их перед нами. Потом снова посмотрел на
бутылку ржаной, проворчал что-то сквозь зубы и наконец устало сказал:

- Ну ладно, я не буду смотреть, когда вы будете наливать. - Он
подошел к окну и повернулся к нам спиной.

- У меня сердце уходит в пятки, - сообщил я, откручивая пробку и
вливая большую порцию в кофе. - Предписания и законы в нашем штате значат
чрезвычайно много. В период сухого закона заведение Эдди Марза был ночным
клубом. И каждую ночь двое полицейских сидели в холле и наблюдали за тем,
чтобы клиенты не приносили своего собственного виски, а покупали его тут
же, в баре.

Аптекарь вдруг отвернулся от окна, зашел за стойку и уселся на
табурет. Мы выпили наше крепленое кофе. Я взглянул на отраженное в зеркале
лицо Вивиан. Оно было напряженным, бледным и диким.

Губы у нее были красные и потрескавшиеся.

- Не делайте такую несчастную мину, - сказал я. - На каком крючке
держит вас Эдди Марз?

Она посмотрела на мое отражение в зеркале.

- Я порядочно забрала у него сегодня во время игры. Начинала с пятью
тысячами, которые заняла у него вчера и которые сегодня мне были уже не
нужны.

- Это могло его немного разозлить. Как вы думаете, это он послал за
вами того головореза?

- Головореза?

- Ну, того типа с револьвером?

- В таком случае вас тоже можно назвать головорезом?

- Ясно, - засмеялся я. - Только, если быть точным, головорезы обычно
стоят не на стороне справедливости.

- Я часто задумываюсь, есть ли вообще какая-то плохая сторона...

- Мы уклонились от темы. На каком крючке держит вас Эдди Марз?

- Вы подразумеваете: чем он мог бы меня шантажировать или оказывать
на меня давление?

- Да.

Она надула губы.

- Вы могли бы быть остроумнее, Марлоу. Намного остроумнее.

- Как чувствует себя генерал? Ага, я не претендую на остроумие в
данном случае.

- Не очень хорошо. Сегодня ему пришлось лежать. Перестаньте, наконец,
меня выспрашивать!

- Я вспоминаю минуты, когда сам просил вас о том же. Много ли знает
генерал?

- Наверное, знает все.

- Ему рассказал Норрис?

- Нет. Уайльд, окружной прокурор. Он приходил проведать его. Вы
сожгли снимки?

- Конечно. Вы заботитесь о своей маленькой сестре, верно? По крайней
мере иногда.

- Думаю, она единственное существо, о котором я забочусь.
Естественно, определенным способом я забочусь также и о своем отце. Держу
его подальше от всего этого.

- Он питаетне слишком много иллюзий, - сказал я, - но мне кажется,
что у него все еще есть своя гордость.

- Мы кровь от его крови. В этом, собственно, и заключается суть дела.
- Она посмотрела на меня в зеркало глубокими, ничего не видящими глазами.
- Не хотелось бы мне, чтобы в минуты смерти он проклинал собственную
кровь. Это всегда была дикая кровь, но не безумная.

- А сейчас?

- Думаю, вы считаете нашу самью аморальной.

- Но не вас. Вы только играете определенную роль во всем этом.

Она опустила глаза. Я выпил кофе и прикурил две сигареты.

- Итак, вы застрелили несколько человек, - сказала она спокойно. -
Значит, вы убийца.

- Я? С какой стати?

- Газеты и полиция все это красиво изобразили, но я ничуть не верю в
то, что прочитала.

- Ага, вы думаете, что надо записать на мой счет Гейгера... или
Броуди... или обоих.

Она не ответила.

- Мне это было ни к чему, - сказал я. - Возможно даже, я так и сделал
бы и, наверное, не отвечал бы за это. Любой из них, не колеблясь ни
минуты, нафаршировал бы мой живот свинцом.

- То есть в глубине души вы убийца, как и всякий коп.

- Не говорите глупостей!

- Вы один из тех ужасных хладнокровных типов, которые испытывают
столько же жалости к другим, сколько мясник к свинье, которую режет. Я
поняла это сразу, как только увидела вас.

- У вас достаточно подозрительных друзей, чтобы знать, что для них
типично.

- По сравнению с вами все они - ангелы.

- Спасибо, мадам. Вы тоже не мед.

- Давайте уедем из этого паршивого городка?

Я заплатил, сунул в карман плаща бутылку "ржаной" и мы вышли.
Аптекарь следил за мной злым взглядом.

Мы выехали из Лас-Олиндес. По пути мы проезжали мимо отсыревших
приморских поселков. Кое-где светили желтые окна домов, но по большей
части было темно. От моря даже сквозь туман доносился запах водорослей.
Шины мелодично посвистывали на мокром асфальте бульваров. Весь мир был
промокшей пустыней.

Мы уже подъезжали к Дель-Рей, когда она впервые заговорила со мной с
тех пор как мы покинули аптеку. Голос ее звучал приглушенно, как будто
что-то глубоко волновало ее.

- Сверните вниз к курортному клубк в Дель-Рей. Мне хотелось бы еще
раз взглянуть на море. Это недалеко отсюда, первая улица налево.

На перекрестке пульсировал желтый свет. Я свернул и стал съезжать по
дороге с крутой насыпью с одной и трамвайными путями с другой стороны.
Где-то чуть ниже маячили разбросанные огни пригородной железной дороги, а
еще дальше просвечивали на фоне туманного неба прибрежные фонари. Туман
явно поднимался. Мы проехали через рельсы, исчезавшие где-то под обрывом.
Потом доехали, наконец, до неогражденной и неблагоустроенной части пляжа.
По обе стороны стояли припаркованные автомобили, повернутые к морю и не
освещенные. Огни клуба были удалены на пару сот метров.

Притормозив у тротуара, я остановился, погасил свет и застыл, молча
держа руки на баранке. За поредевшим туманом море волновалось и пенилось,
почти не издавая шума, как мысль, пытающаяся облечься в слова.

- Придвиньтесь, - хрипло сказала она.

Я подвинулся на середину сиденья. Она легонько склонилась ко мне, как
будто хотела выглянуть в окно. Потом упала прямо в мои объятия, не издав
ни звука и чуть не ударившись головой о баранку. Глаза у нее были закрыты,
а лицо изменилось. Спустя минуту я увидел, что эти глаза открыты и блестят
в темноте.

- Обними меня крепче, зверь, - сказала она.

Вначале я ослабил объятия. Ее волосы касались моего лица, но это не
доставляло мне удовольствия. Я притянул ее к себе и медленно приблизил
лицо к лицу. Ее веки мерно трепетали, словно крылья чайки.

Я поцеловал ее быстро и крепко. Затем последовал долгий,
непрерывающийся поцелуй. Губы ее раскрылись под моими, тело дрожало в моих
объятиях.

- Убийца, - шепнула она мягко. Ее дыхание сливалось с моим.

Я прижал ее к себе так, что мне чуть не передалась дрожь ее тела.
Спустя некоторое время она отклонила голову настолько, чтобы спросить:

- Где ты живешь?

- Хобарт Армс, улица Франклина.

- Я не знаю этого района.

- Хочешь узнать его?

- Да, - прошептала она.

- На каком крючке держит тебя Эдди Марз?

Тело ее застыло в моих объятиях, дыхание сделалось хриплым. Она
откинула голову и взглянула на меня большими расширившимися глазами.

- Так значит, это тебе было нужно, - сказала она тихим, угасшим
голосом.

- Да, мне нужно было это. Можно действительно потерять голову, целуя
тебя, но твой отец нанял меня не затем, чтобы я спал с тобой.