осуществления их плана он должен был разыгрывать из себя ее притеснителя --
для того, чтобы арабы не узнали, что он ее защитник. И она ничего не
подозревала, хотя не могла не заметить дружеских отношений между европейцем
и арабом, предводителем отряда.
совершенно не мог изгнать ее образ из своих мыслей. Сто раз в день его глаза
останавливались на ней, и он любовался красотой ее лица и фигуры. С каждым
часом страсть его к ней росла, пока желание обладать ею не превратилось у
него в настоящую манию.
которого они оба считали за друга и сообщника, внешнее, кажущееся
спокойствие маленького общества было бы нарушено.
он придумал новый план убийства араба.
рядом с ней. Со стороны могло показаться, что он только сейчас впервые
заметил ее; но уже много раз в течение этих двух дней из-под капюшона своего
бурнуса он следил за пленницей и пожирал ее глазами. Эта скрытая страсть
зародилась в его душе уже давно, когда он впервые увидел эту англичанку,
взятую в плен Ахмет-Зеком. Но пока был жив его суровый господин, он и думать
не смел об осуществлении своих желаний. Теперь было совсем другое дело.
Теперь только эта презренная собака -- Верпер -- стоял между ним и молодой
женщиной. Разве так трудно убить этого неверного и взять себе и женщину и
драгоценные камни? А когда камни будут у него, ему незачем будет продавать
женщину. Как ни велика была бы сумма, которую ему предложили бы за нее, она
будет ничтожна по сравнению с теми радостями, которые доставит ему эта
пленница! Да, он убьет Верпера, возьмет его сокровище и оставит себе
англичанку.
руки сжимались и разжимались в непреодолимом желании схватить ее и сдавить в
своих объятиях.
наклоняясь к ней.
вытянулась во весь рост и отвернула голову в сторону, но не ответила. Она
боялась выдать себя и г. Фреко, боялась, что у нее не хватит сил в
достаточной мере разыграть ужас и отвращение перед участью, которая якобы
готовилась ей.
спасет тебя!
неожиданно и так сильно, что это движение выдало его животную страсть так же
ясно, как если бы он произнес признание.
позову г. Фреко.
приподнялась, обнажая ряд белых зубов.
Верпер. Он лгун, вор и убийца. Он убил своего капитана в земле Конго и
убежал под защиту Ахмет-Зека. Он повел Ахмет-Зека грабить твой дом. Он
последовал за твоим мужем, чтобы украсть его золото. Он сознался нынче мне,
что ты считаешь его своим защитником и что этим он воспользовался и
постарался заслужить твое доверие лишь для того, чтобы легче было повезти
тебя на север и продать в гарем какого-нибудь черного султана. Мохамет-Бей
-- одна твоя надежда.
всадникам, предоставив пленнице обдумать его слова на досуге.
Мохамет-Бея. Но от его слов в душе ее опять погасла надежда, и она с
невольной подозрительностью стала смотреть на человека, которого считала
своим единственным защитником в целом мире врагов и опасностей.
Мохамет-Бея и Верпера. К ней были приставлены двое часовых, один спереди и
другой сзади, и при таких предосторожностях не считали нужным связывать
пленницу.
входа в свою палатку, наблюдая за оживленной деятельностью маленького
лагеря. Она поужинала принесенными ей лепешками из кассавы и не поддающимся
описанию варевом, в которое вошли: свежеубитая мартышка, пара белок и
остатки зебры, убитой накануне. Но балтиморская красавица в борьбе за
существование уже давно притупила свои тонкие чувства, которые в прежнее
время возмутились бы даже при наличии гораздо меньших оснований.
видела перед собой ничего: ни кучки людей, смеющихся и дерущихся между
собой, ни джунглей, скрывавших от нее горизонт. Ее взгляд скользнул по всему
этому и остановился на далеком домике, окруженном спокойствием и счастьем. И
глаза ее наполнились слезами радости и печали. Она видела высокого,
широкоплечего мужчину, возвращающегося верхом с отдаленных полей; она
видела, как сама она стоит у калитки в ожидании его с охапкой свежих роз,
только что сорванных с кустов. Все это ушло, исчезло в прошлом, уничтоженное
огнем, пулями и ненавистью этих низких жестоких людей. Джэн Клейтон
вздрогнула и, едва сдерживая рыдания, вернулась в свою палатку и бросилась
на груду грязных одеял. Уткнувшись в них лицом, она долго плакала, пока
благодетельный сон не принес ей временного облегчения.
высокая, темная фигура. Она подошла к часовому у входа в палатку пленницы,
нагнулась, шепнула ему что-то на ухо, и часовой кивнул и скрылся в ночной
мгле. Темная фигура подошла к задней стене палатки и тоже сказала что-то
другому часовому, и тот удалился вслед за первым.
полотно тесемки и бесшумно, как привидение, проскользнул во внутрь.
в соседней палатке. Он заметил, что Мохамет-Бей неожиданно стал проявлять
интерес к пленнице, и, судя по себе, догадывался, на чем основывалась
внезапная перемена в его отношении к ней. Сердце Верпера переполнялось дикой
ревностью при мысли, что Мохамет-Бей может привести в исполнение свои
гнусные намерения относительно беззащитной женщины.
араба, а между тем он считал себя защитником Джэн Клейтон и был вполне
убежден, что, если внимание Мохамет-Бея было ей противно, то такое же
внимание со стороны Верпера могло быть ей чрезвычайно приятным.
место, оставшееся свободным. Он мог предложить Джэн Клейтон вступить с ним в
брак, чего, конечно, не сделает Мохамет-Бей. Впрочем, такое предложение со
стороны араба было бы, конечно, отвергнуто с величайшим презрением, точно
так же, как и его низкое вожделение.
имела основание полюбить его, но что она различными, чисто женскими
приемами, уже дала ему почувствовать зарождающуюся привязанность.
поднялся. Натянув сапоги и прикрепив к поясу патронташ и револьвер, он
подошел ко входу в палатку и выглянул наружу. Перед палаткой пленницы не
было часового. Положительно, судьба играла ему в руку!
часового. Верпер смело приблизился ко входу и вошел внутрь.
наклонился над грудой одеял. Какое-то слово было произнесено шепотом, и
другая фигура поднялась с одеяла и села на постели. Понемногу глаза Верпера
привыкали к темноте. Он увидел, что человек, склонявшийся над постелью, был
мужчина, и догадался, кто был этот ночной посетитель.
получит ее! Она принадлежит ему и только ему. Од никому не уступит своих
прав!
поражен неожиданным нападением, но он был не из тех, которые сдаются без
боя. Пальцы бельгийца искали горло араба, но тот оттолкнул его руку и,
поднявшись, повернулся к своему противнику. Верпер тяжело ударил его по лицу
и араб, зашатавшись, полетел на пол. Если бы Верпер воспользовался этим
случаем, Мохамет-Бей уже в следующее мгновение был бы в его власти. Но
вместо этого бельгиец дергал рукоятку своего револьвера, стараясь вытащить
его из кобуры, и, как на зло, судьбе было угодно, чтобы в этот самый момент
револьвер застрял в своем кожаном футляре.
на своего противника. Верпер опять ударил его в лицо. Араб возвратил удар.
Отчаянно борясь и пытаясь задушить друг друга, противники метались на узкой
площади палатки, в то время как женщина с глазами, широко открытыми от ужаса
и удивления, следила за ними, не смея шевельнуться.
ожидая наткнуться на отпор, да еще на отпор такого рода, пришел в палатку
невооруженный, с одним только ножом. И во время первой короткой передышки он
вытащил его из-за пояса.
Мохамет-Бея! Взгляни хорошенько, неверный, потому что это последняя вещь,
которую ты увидишь и почувствуешь в твоей жизни. Этим ножом Мохамет-Бей
вырежет твое черное сердце. Если у тебя есть бог, молись ему сейчас -- через
минуту ты будешь мертв.