Чтение 287–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

- Превосходно. Это все?

- Подождите. Я оставляю за собой право перекупить у вас эту долж-
ность, уплатив вам на сто пятьдесят тысяч ливров больше, чем то, что вы
заплатите за нее, если в отправлении этой должности вы не будете руко-
водствоваться интересами короля и моими предначертаниями.

- А! - произнес, слегка волнуясь, Ванель.

- Разве в моих условиях есть что-нибудь, что вам не нравится? - хо-
лодно спросил Ванеля Кольбер.

- Нет, нет, - живо ответил Ванель.

- В таком случае мы подпишем договор, когда вы того пожелаете. Бегите
же к друзьям господина Фуке.

- Лечу...

- И добейтесь свидания с суперинтендантом.

- Хорошо, монсеньер.

- Будьте уступчивы.

- Да.

- И как только сговоритесь...

- Я потороплюсь заставить его Подписать соглашение.

- Никоим образом не делайте этого!.. Ни в коем случае не заикайтесь
ни о подписи, говоря с господином Фуке, ни о неустойке в случае наруше-
ния им договора, ни даже о честном слове, слышите? Или вы все погубите!

- Как же быть, монсеньер? Все это не так просто.

- Постарайтесь только, чтобы господин Фуке заключил с вами сделку.
Идите!

III

У ВДОВСТВУЮЩЕЙ КОРОЛЕВЫ

Вдовствующая королева пребывала у себя в спальне в королевском дворце
с г-жой де Мотвиль и сеньорой Моленой. Король, которого прождали до ве-
чера, так и не показался. Королева в нетерпении несколько раз посылала
узнать, не возвратился ли он. Все предвещало грозу. Придворные кавалеры
и дамы избегали встречаться в приемных и коридорах, дабы не говорить на
опасные темы.

Принц, брат короля, еще утром отправился с королем на охоту. Принцес-
са, дуясь на всех, сидела у себя. Вдовствующая королева, прочитав по-ла-
тыни молитву, разговаривала со своими двумя приближенными на чистом кас-
тильском наречии; речь шла о семейных делах. Г-жа де Мотвиль, прекрасно
понимавшая испанский язык, отвечала ей по-французски.

После того как три собеседницы, в безупречно учтивой форме и пользу-
ясь недомолвками, высказались в том смысле, что поведение короля убивает
королеву, его супругу, королеву-мать и всю остальную родню; после того
как в изысканных выражениях на голову мадемуазель де Лавальер были обру-
шены всяческие проклятия, королевамать увенчала эти жалобы и укоры сло-
вами, отвечавшими ее характеру и образу мыслей.

- Estos hijos! - сказала она, обращаясь к Молене. Эти слова означали:
"Ах, эти дети!"

Эти слова в устах матери полны глубокого смысла; в устах королевы Ан-
ны Австрийской, хранившей в глубине своей скорбной души столь невероят-
ные тайны, - слова эти были просто ужасны.

- Да, - отвечала Молена, - эти дети! Дети, которым всякая мать отдает
себя без остатка.

- И ради которых, - продолжила королева, - мать пожертвовала реши-
тельно всем...

Королева не докончила фразы. Она бросила взгляд на портрет бледного,
без кровинки в лице, Людовика XIII, изображенного во весь рост, и ей по-
чудилось, будто в тусклых глазах ее супруга снова появляется блеск и его
нарисованные на холсте ноздри начинают раздуваться от гнева. Он не гово-
рил, он грозил. После слов королевы надолго воцарилось молчание. Молена
принялась рыться в корзине с кружевами и лентами. Г-жа де Мотвиль, пора-
женная этой молнией взаимопонимания, одновременно мелькнувшей в глазах
королевы и ее давней наперсницы, опустила взор и, стараясь не видеть,
вся обратилась в слух. Она услышала лишь многозначительное "гм", которое
пробормотала дуэнья, эта воплощенная осторожность. Она уловила вздох,
вырвавшийся из груди королевы. Г-жа де Мотвиль тотчас же подняла голову
и спросила:

- Вы страдаете, ваше величество?

- Нет, Мотвиль; но почему тебе пришло в голову обратиться ко мне с
этим вопросом?

- Ваше величество застонали.

- Ты, пожалуй, права; мне немножко не по себе.

- Господин Вало тут поблизости; он, кажется, у принцессы: у нее
расстроены нервы.

- И это болезнь! Господин Вало напрасно посещает принцессу; ее исце-
лил бы совсем, совсем иной врач.

Госпожа де Мотвиль еще раз удивленно взглянула на королеву.

- Иной врач? - переспросила она. - Но кто же?

- Труд, Мотвиль, труд... Ах, уж если кто и впрямь болен, так это моя
бедная дочь - королева.

- И вы также, ваше величество.

- Сегодня мне немного легче.

- Не доверяйтесь своему самочувствию, ваше величество.

И, словно в подтверждение этих слов г-жи де Мотвиль, острая боль ужа-
лила королеву в самое сердце: она побледнела и откинулась в кресле, те-
ряя сознание.

- Мои капли! - воскликнула она.

- Сейчас, сейчас! - сказала Молена и, нисколько не ускоряя движений,
подошла к шкафчику из черепахи золотисто-желтого цвета, вынула из него
большой хрустальный флакон и, открыв его, подала королеве.

Королева поднесла его к носу, несколько раз жадно понюхала и прошеп-
тала:

- Вот так и убьет меня господь бог. Да будет его святая воля!

- От боли не умирают, - возразила Мочена, ставя флакон на прежнее
место.

- Вашему величеству лучше? - спросила г-жа де Мотвиль.

- Да, теперь лучше.

И королева приложила палец к губам, чтобы ее любимица не проговори-
лась о только что виденном.

- Странно, - сказала после некоторого молчания г-жа де Мотвиль.

- Что же странно? - произнесла королева.

- Помнит ли ваше величество день, когда эта боль впервые появилась у
вас?

- Я помню лишь то, что это был грустный день, Мотвиль.

- Этот день не всегда был для вашего величества грустным.

- Почему?

- Потому что двадцать три года назад, и притом в тот же час, родился
царствующий ныне король, прославленный сын вашего величества.

Королева вскрикнула, закрыла лицо руками и на несколько секунд погру-
зилась в раздумье. Было ли то воспоминание, дли размышление, или еще
один приступ боли?

Молена кинула на г-жу де Мотвиль почти что свирепый взгляд, до того
он был похож на упрек. И достойная женщина, ничего не доняв, собралась
было для успокоения своей совести обратиться к ней за разъяснениями, как
вдруг Анна Австрийская, внезапно поднявшись с кресла, сказала:

- Пятое сентября! Да, эта боль появилась пятого сентября. Великая ра-
дость в один день, великая печаль - в другой. Великая печаль, - добавила
она совсем тихо, - искупление за великую радость.

И с этого момента Анна Австрийская, как бы исчерпав всю свою память и
разум, снова замолчала, глаза у нее потухли, мысли рассеялись и руки по-
висли.

- Нужно ложиться в постель, - сказала Молена.

- Сейчас, Молена.

- Оставим ее величество, - упорствовала испанка.

Госпожа де Мотвиль встала. Блестящие и крупные, похожие на детские,
слезы медленно катились по бледным щекам королевы. Молена, заметив это,
пристально посмотрела на Анну Австрийскую своим упорным настороженным
взглядом.

- Да, да, - промолвила королева. - Оставьте нас; идите, Мотвиль.

Слово нас неприятно прозвучало в ушах французской любимицы. Оно озна-
чало, что после ее ухода последует обмен воспоминаниями и тайнами. Оно
означало, что беседа вступает в свою наиболее интересную фазу и что
третье лицо - а именно она, Мотвиль, - лишнее.

- Чтобы помочь вашему величеству, достаточно ли одной Молены? - спро-
сила француженка.

- Да, - сказала испанка.

Госпожа де Мотвиль поклонилась. Вдруг старая горничная, одетая так
же, как одевались при испанском дворе в 1620 году, откинув портьеру и
видя королеву в слезах, г-жу де Мотвиль, искусно отступающую под натис-
ком дипломатических уловок Молены и эту последнюю в разгаре ее диплома-
тии, без стеснения направилась к королеве и радостно прокричала:

- Лекарство, лекарство!

- Какое лекарство, Чика? - перебила ее Анна Австрийская.

- Лекарство, чтобы вылечить ваше величество от болезни.

- Кто же доставил его? - живо спросила г-жа де Мотвиль. - Господин
Вало?

- Нет, дама из Фландрии.

- Дама из Фландрии? Кто она? Испанка? - поверну - лась к горничной
королева.

- Не знаю.