начинало тошнить. - Спасибо за визит.
Библию.
поклоняйся и не служи им, ибо Я Господь Бог твой. Бог ревнитель,
наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода,
ненавидящих Меня".
Эдвард, гадая, что за безумие кипит в этом старом маньяке. - Не
поклоняться кому?
нашу страну, свой долг и свою расу! Перечитай, что написано в материалах
расследования - как он предал невинных дикарей, отданных под его опеку...
потрудился над ними! Мои родители были бы еще живы, если бы кучка
длинноносых миссионеров...
душу Диаволу!
пока я не швырнул в вас чем-нибудь!
закатив глаза так, словно разглядывал электрическую лампочку на потолке.
родителей!
подействовали, Эдвард схватил миску в форме почки и швырнул ее, целясь в
книгу, которую его дядя прижимал к груди. К несчастью, в это мгновение
старик повернулся. Миска, описав в воздухе плавную дугу, ушла в сторону. В
палату вступила старшая сиделка, и тут же послышался звон, означавший, что
Эдвард попал в вазу.
мог уже взять назад ни своих слов, ни своих действий.
ширококостной женщины в накрахмаленном халате и белой шапочке. Вместо нее
он видел обвинителя в черной мантии и парике. Он слышал требование
ответить присяжным на один-единственный вопрос. Он знал: этот вопрос
неизбежен. Неизбежен, как ночь, приходящая на смену дню:
24
следовательно, тот являлся несомненным свидетелем. Семейство Смедли
обитало в усадьбе "Нанджипур", Реглен-крисчент, Чичестер, а Лизердейл мог
позволить себе еще одну поездку в этом шикарном авто, что предоставил в
его распоряжение генерал Боджли.
весьма впечатляющем фасаде, перед которым красовался палисадник с
цветущими розами, бегониями и аккуратно стриженными зелеными изгородями,
внешне дом ничем не отличался от своих соседей по эту сторону улицы.
Интерьер же его, в котором царила невообразимая духота, напоминал музей
восточного искусства: плетеные кресла, персидские ковры, медные столики,
лакированные каминные экраны, идолы с бесчисленным количеством рук,
фантастически безвкусные фарфоровые вазы, слоники из слоновой кости.
Англичане всегда славились страстью к коллекционированию.
и, как следствие, темную настолько, что обстановку почти невозможно было
разглядеть. Там он и встретился с Джулианом Смедли.
острой, как бритва, складкой, пиджак с медными пуговицами и то, что, судя
по всему, являлось форменным галстуком Старого Выпускника Фэллоу, -
парнишка был слишком молод, чтобы состоять в клубах Старых
Кого-То-Там-Еще. Его ботинки сияли, как черные зеркала. Он напряженно
сидел на краешке жесткого кресла, сложив руки на коленях и подслеповато
глядя на гостя. Он добавлял "сэр" к каждой произнесенной фразе. Он сказал,
что ему семнадцать, но казался моложе своих лет.
оказывается втянут в расследование убийства, а Смедли, похоже, и без того
отличался застенчивостью. Возможно, он был бы чуть более открытым, имей
Лизердейл возможность поговорить с ним наедине.
полное право, ведь мальчик считался несовершеннолетним. Сэр Томас Смедли
был отставным чиновником из Индии - крупный, шумный, властный человек. Он
извинился за то, что не совсем в форме: "Отхожу от приступа застарелой
малярии". Он и впрямь выглядел не лучшим образом - тяжело дышал, и руки
заметно дрожали. Тропические болезни - вот вам еще одно приобретение,
которое получают англичане за то, что несут свет в отсталые уголки земного
шара.
отказался. Тем временем хозяин начал разговор десятиминутной гневной
тирадой, обличающей проклятых немцев:
Покажи им кулак - и они будут ползать перед тобой, попробуй вести себя
по-благовоспитанному - и они будут тебе грозить. Совершенно не
представляют, как вести себя с туземцами. Устроили из своих колоний бардак
- из всех до единой. Их и ненавидят повсеместно. В Юго-Западной Африке, в
Камеруне, в Восточной Африке - везде бошей терпеть не могут. Готтентоты
проучили их немного в шестом году - ну да вы и сами помните. Жаль, этого
им мало оказалось. Теперь думают, что им и из Европы удастся сделать
бардак. Кто силен - тот прав, так они говорят. Ну что ж, их ждет небольшое
разочарование. Русские будут в Берлине к Рождеству, если только их не
опередят французы.
тему. Сэр Томас остался сидеть, дрожа и хмурясь, пока его сын излагал свой
рассказ. Потом отец опять вмешался в разговор, объяснив, почему послал
сыну телеграмму в Париж с требованием немедленно вернуться - подчеркивая
то, что это ему подсказало знание политики и здравый смысл.
нечего было и думать. Молодой Экзетер тоже решил вернуться в Англию. Любое
другое решение было бы неверным. В то же время сэр Томас даже не
заикнулся, что мог бы пригласить друга своего сына погостить у них - в
этих-то неожиданных обстоятельствах. Соглашался ли с ним молодой Джулиан?
Если нет, то почему? Если не соглашался, то почему Экзетер предпочел
гостеприимство Боджли? Пока Лизердейл раздумывал, как бы ловчее задать эти
вопросы, он предложил другой:
участие... сэр.
сэр.
время...
тоже. Он сверил несколько дат и записей, потом обратился к отцу:
Эдварда Экзетера. Что ж, еще один покров долой.
он сделался очень осторожным.
мнение, инспектор.
Томаса отсутствует, а если оно имеется, то должно на чем-то основываться,
пусть это и не слишком убедительно с точки зрения показаний в суде.