Чтение 30–й страницы книги ~Клодиус Бомбарнак~

Среди путешественников я замечаю священника из Соединенных Штатов,
мужчину лет пятидесяти, едущего в Пекин. Это достопочтенный Натаниэль Морз
из Бостона, типичный янки-миссионер, честно торгующий библией. Такие, как
он, умеют ловко совмещать проповедническую деятельность с коммерцией. На
всякий случай заношу его в свой список под номером 13.

Проверка бумаг молодого Пан Шао и доктора Тио Кина не вызывает,
конечно, никаких затруднений, и они любезно обмениваются "десятью тысячами
добрых пожеланий" с представителем китайской власти.

Когда очередь дошла до майора Нольтица, случилась небольшая заминка.
Сэр Фрэнсис Травельян, представший перед чиновником одновременно с
майором, по-видимому, не склонен был уступить ему место. Однако он
ограничился лишь высокомерными и вызывающими взглядами. Джентльмен и на
этот раз не дал себе труда открыть рот. Должно быть, мне никогда не
придется услышать его голоса! Русский и англичанин получили установленную
визу, и тем дело кончилось.

Величественный Фарускиар подходит к столу вместе с Гангиром. Китаец в
очках медленно оглядывает его, а мы с майором Нольтицем наблюдаем за
процедурой. Как выдержит он экзамен? Быть может, мы сейчас узнаем, кто он
такой.

Трудно даже передать, как мы были удивлены и поражены последовавшим за
тем театральным эффектом.

Едва только китайский чиновник увидел бумаги, предъявленные ему
Гангиром, - он вскочил с места и сказал, почтительно склоняясь перед
Фарускиаром:

- Соблаговолите принять от меня десять тысяч добрых пожеланий, господин
директор правления Великой Трансазиатской дороги!

Один из директоров правления! Так вот он кто, этот великолепный
Фарускиар! Теперь все понятно. Пока мы находились в пределах русского
Туркестана, он предпочитал сохранять инкогнито, как это делают знатные
иностранцы, а теперь, на китайском участке пути, он не отказывается занять
подобающее ему положение и воспользоваться своими правами.

А я-то позволил себе - пусть даже в шутку - отождествить его с
разбойником Ки Цзаном! Ведь и майору Нольтицу он казался подозрительной
личностью!

Мне хотелось встретить в поезде какую-нибудь важную персону, и желание
мое, наконец, сбылось. Я постараюсь познакомиться с ним, буду обхаживать
его как редкостное растение, и раз уж он говорит по-русски, выжму из него
подробнейшее интервью...

И до того я увлекся, что только пожал плечами, когда майор мне шепнул:

- Вполне может статься, что он один из бывших предводителей
разбойничьих шаек, с которыми железнодорожная Компания заключила сделку,
чтобы обеспечить безопасность пути.

Хватит, майор, довольно шутить!

Проверка документов подходит к концу. Сейчас откроют двери на
платформу. И тут в зал ожидания врывается барон Вейсшнитцердерфер. Он
озабочен, он встревожен, он растерян, он расстроен, он обескуражен, он
возится, он суетится, он озирается. Что случилось? Почему он вертится,
отряхивается, нагибается, ощупывает себя, как человек, потерявший что-то
очень ценное?

- Ваши документы! - спрашивает у него переводчик по-немецки.

- Мои документы, - отвечает барона - я их ищу." но не могу найти... Они
были у меня в бумажнике...

И он шарит в карманах брюк, жилета, пиджака, плаща - а карманов у него
не меньше двух десятков - шарит и не находит.

- Поторапливайтесь! Поторапливайтесь! - повторяет переводчик. - Поезд
не будет ждать.

- Я не допущу, я не позволю, чтобы он ушел без меня! - восклицает
барон. - Мои документы... Куда они запропастились? Я, наверное, выронил
бумажник, мне его принесут...

В эту минуту первый удар гонга будит на вокзале гулкое эхо. Поезд
отойдет через пять минут. А несчастный барон надрывается от крика:

- Подождите!.. Подождите!.. Donnerwetter [черт возьми! (нем.)], неужели
нельзя потерять несколько минут из уважения к человеку, который совершает
кругосветное путешествие за тридцать девять дней?..

- Трансазиатский экспресс не может ждать, - отвечает переводчик.

Мы с майором Нольтицем выходим на платформу, между тем как немец
продолжает препираться с невозмутимым китайским чиновником.

Пока мы отсутствовали, состав изменился, так как на участке между
Кашгаром и Пекином меньше пассажиров. Вместо десяти вагонов осталось
восемь: головной багажный, два первого класса, вагон-ресторан, два вагона
второго класса, траурный - с телом покойного мандарина - и хвостовой
багажный. Русские локомотивы, которые везли нас от Узун-Ада, будут
заменены китайскими, работающими уже не на жидком, а на твердом топливе.

Первой моей заботой было подбежать к головному багажному вагону.
Таможенные чиновники как раз осматривают его, и я дрожу за Кинко.

Впрочем, если бы они открыли обман, весть о нем наделала бы много шуму.
Только бы они не тронули ящика, не передвинули на другое место, не
поставили вверх дном или задом наперед! Тогда Кинко не сможет выбраться из
него, и положение осложнится...

Но вот китайские таможенники выходят из вагона и хлопают дверью. Я не
успеваю даже заглянуть внутрь багажника. Кажется, моего румына не
обнаружили! При первом удобном случае прошмыгну в багажный вагон и, как
говорят банкиры, "проверю наличность".

Прежде чем вернуться на свои места, мы с майором Нольтицем успеваем
пройти в конец поезда.

Сцена, свидетелями которой мы становимся, не лишена интереса:
монгольские стражники передают останки мандарина Иен Лу взводу китайской
жандармерии, выстроившемуся под зеленым стягом. Покойник переходит под
охрану двух десятков солдат, которые займут вагон второго класса,
прилегающий к траурному. Они вооружены револьверами и ружьями и находятся
под командой офицера.

- Должно быть, - говорю я майору, - этот мандарин действительно был
очень важной персоной, если Сын Неба выслал ему навстречу почетный караул.

- Или охрану, - отвечает майор.

Фарускиар с Гангиром тоже присутствовали при этой церемонии, и нечему
тут удивляться. Разве такое значительное должностное лицо, как господин
директор правления, не обязан следить за знатным покойником, вверенным
заботам администрации Великой Трансазиатской дороги?

Раздается последний удар гонга. Пассажиры спешат в свои вагоны.

А где же барон?

Наконец-то! Он вихрем вылетает на платформу. Ему все-таки удалось найти
свои документы в глубине девятнадцатого кармана и в самую последнюю минуту
получить визу.

- Едущих в Пекин прошу занять места! - зычно возглашает Попов.

Поезд трогается.

17

Теперь поезд идет по рельсам одноколейной китайской дороги. И локомотив
китайский, и управляет им китаец - машинист. Будем надеяться, что ничего
худого не случится - ведь с нами едет сам Фарускиар, один из директоров
правления Великой Трансазиатской магистрали.

А если даже и случится что-нибудь вроде крушения, то это только развеет
дорожную скуку и даст мне материал для хроники. Я вынужден признаться, что
действующие лица, внесенные в мой реестр, не оправдали ожиданий. Пьеса не
разыгрывается, действие продвигается вяло. Нужен какой-то театральный
эффект, который выдвинул бы всех персонажей на авансцену, как сказал бы
господин Катерна, нужен "хороший четвертый акт".

В самом деле, Фульк Эфринель и мисс Горация Блуэтт по-прежнему заняты
своими интимно-коммерческими разговорами. Пан Шао и доктор Тио Кин
поразвлекли меня немного и больше с них ничего не возьмешь. Супруги
Катерна - всего лишь обыкновенные комедианты и в моем спектакле не
найдется для них подходящей роли. А Кинко, Кинко, на которого я больше
всего надеялся... легко переехал границу, благополучно прибудет в Пекин и
преспокойно женится на своей Зинке Клорк. Да, мне решительно не везет! Из
покойного мандарина Иен Лу тоже ничего занятного не вытянешь. А между тем
читатели "XX века" ждут от меня сенсаций!

Уж не взяться ли мне за немецкого барона! Нет! Он только смешон, а
смешное граничит с глупостью. Глупость же - привилегия дураков и потому не
может быть интересной.

Итак, я возвращаюсь к прежней мысли: нужен главный герой, а шагов его
до сих пор не слышно даже за кулисами. Больше медлить нельзя. Пора
завязать более близкое знакомство с великолепным Фарускиаром. Инкогнито
его раскрыто, и, возможно, он не будет теперь таким замкнутым. Мы, так
сказать, подведомственные ему лица, а он, если так можно выразиться, - мэр
нашего городка на колесах, и как всякий мэр должен помогать своим
согражданам. Заручиться покровительством столь важного чиновника полезно и
на тот случай, если бы обнаружился обман Кинко.

Покинув Кашгар, поезд идет с умеренной скоростью. На противоположном
горизонте рисуются громадные массивы Памирского плоскогорья, а дальше, к
юго-западу, проступают хребты Болора - кашгарского пояса с вершиной
Тагармы, которая теряется в облаках.

Ума не приложу, как убить время. Майор Нольтиц никогда не бывал в этих
местах, и я не могу больше делать записи под его диктовку. Доктора Тио
Кина невозможно оторвать от книжки Корнаро, а Пан Шао, по-видимому, лучше
знает Париж и Францию, чем Шанхай и Пекин. К тому же в Европу он ехал
через Суэцкий канал, и восточный Туркестан знаком ему не больше Камчатки.
Слов нет, он очень любезный и приятный собеседник, но на этот раз я