Чтение 30–й страницы книги ~Лишь разумные свободны~

пассажирского спутника. Он споткнулся о лежавший поперек коридора кабель и
при падении ударился виском об острый угол коллекторной тумбы. Смерть
наступила мгновенно. Татьяна Додина умерла от обширного инфаркта миокарда на
глазах у встречавших ее Шабановой и Ландовской. Алекс Лурье...

Губы Экселенца продолжали шевелиться, но я перестал слышать. То есть, я
не оглох, мне были слышны звуки из коридора, кто-то прошел мимо, кто-то
уронил тяжелый предмет, возможно, собственную голову, из-за окна донесся
характерный шелест пролетавшего на большой высоте стратоплана... а голос
Экселенца увяз в воздухе комнаты, как в вате.

- Я принес прошение об отставке,- прервал я течение неслышимых звуков и
положил на стол оптический диск. Прошение получилось кратким, я мог и на
бумаге изложить свою мысль - получилось бы, наверное, даже более связно. Но
еще час назад я не мог удержать дрожь в пальцах.

Экселенц взял диск, положил перед собой и уставился на его прозрачную
поверхность, будто хотел прочитать взглядом.

Сейчас он скажет "Максим, мальчик мой", и начнет рассуждать о том, как
велика была лежавшая на нем ответственность, и о том, что я не имею
доказательств, и что все показанное мне в виртуальной реальности, и
сказанное мне на Альцине - не более чем гипотезы и слова, а за Экселенцем
стояла многовековая история человечества, и перед Экселенцем маячило
продолжение этой истории, в которой для Странников места не было и быть не
могло. И что он выполнил свой долг, и выбирать ему не приходилось.

А я скажу, что выбора у него не было именно потому, что он уже много
лет назад решил, что у него нет выбора. Он выбрал тогда, когда убил Леву
Абалкина, когда спорил со стариком Бромбергом и заставлял Корнея Яшмаа
соглашаться на глубокое зондирование мозга. Он выбрал даже раньше, когда
решил, что подкидыши - механизмы Странников. Он выбрал для этих людей
жизненные роли и не спрашивал их, хотят ли они эти роли играть. И в выборе
своем Экселенц был абсолютно свободен, как уже много сотен лет было свободно
человечество, выбирая между добром и злом, между истиной и заблуждением,
между правдой и ложью, между жизнью и смертью. Мы почитали возможность
такого выбора благом цивилизации, а на самом деле...

Насмотревшись на лежавший перед ним диск, Экселенц взял его в правую
руку, размахнулся и запустил в окно. Раздался треск, стекло, конечно, не
поломалось, да и диск не мог получить повреждений, он лишь отрикошетил и
закатился куда-то - то ли под стол, то ли за стоявшую у окна высокую вазу с
единственным цветком.

- Если ты скажешь мне, Максим,- Экселенц выставил на обозрение лысину и
положил руки на стол ладонью на ладонь,- если ты скажешь мне со всей
убежденностью, что нет никакой альтернативы тому, что тебе показали... Если
ты скажешь мне, что человечество с вероятностью сто процентов - не меньше! -
одним своим присутствием в этой Вселенной раскачивает ее законы и делает мир
все более случайным...

- Вы знали это раньше...- пробормотал я.

Экселенц опустил голову еще ниже.

- У меня были достаточно обширные данные ментоскопирования Яшмаа. Не
такая детальная информация, какую удалось получить тебе, но, повторяю,
достаточная, чтобы сделать кое-какие выводы... Но ты не дослушал вопроса.
Если вероятность того, что, создавая в каждом поколении группу пророков,
Странники намеревались спасти человечество, а не погубить его, если эта
вероятность равна ста процентам и никак не меньше... Тогда я приму твою
отставку, и тогда я сам уйду со своего поста. Более того. Нам с тобой не
останется иного выхода, как покончить жизнь самоубийством... Итак?

Экселенц поднял голову и посмотрел мне в глаза.

Он действительно ждал от меня ответа и намеревался поступить так, как
скажу я.

Я встал и пошел к двери. Ноги заплетались, мне казалось, что я бреду по
болоту, постепенно погружаясь в трясину. За спиной была тишина.

- Грапетти...- сказал я у двери, не оборачиваясь.- Что я скажу Татьяне?

- Ничего.- Пауза, легкий вздох.- Боюсь, мы никогда не обнаружим следов
челнока.

- Он действительно остался в нуль-т?

- Похоже.

Я повернулся всем туловищем, иначе мне было не справиться со своими
ногами, разъезжавшимися в разные стороны.

- Тогда должно было...- начал я.

- Да,- сказал Экселенц.- В полупарсеке от ЕН 200244 взорвалась черная
мини-дыра. Из тех, чье время полураспада чуть меньше возраста Вселенной.
Характеристики взрыва изучаются.

Я кивнул и открыл дверь.

- Максим! - крикнул Экселенц мне вдогонку.- Не нужно тебе говорить ни с
Татьяной, ни с Вандой.

Я вышел и прикрыл дверь за собой.

Я не собирался говорить ни с Татьяной, ни с Вандой. Мне нечего было им
сказать.

Но если заказать связь немедленно... Сколько сейчас времени в
Альцине-прим? Неужели ночь?

Я не выдержу до утра..."

От публикатора.

Согласно описи экспозиции Музея внеземных культур, 23 ноября 80-го года
произошло спонтанное саморазрушение экспоната номер 34002/3а, повлекшее
также повреждения в хранилище. Акт экспертизы был изъят из архива 2 января
81 года согласно постановлению Мирового совета, подписанному лично Комовым.

Что можно сказать в заключение о смысле мемуара? Вообще говоря, в мои
обязанности не входит комментировать содержание документа, представляемого
на рассмотрения Генерального Директората КОМКОНа-2. Но, предвидя, какие
дебаты данный мемуар вызовет на объдиненном заседании, я хотел бы
предварительно высказать свою точку зрения в надежде, что никто не сочтет ее
попыткой навязать личное мнение, пользуясь правом первого слова.

Человечество, на мой взгляд, никогда не обладало той степенью свободы
выбора, которой так боялись и от которой бежали Странники. Выбор определялся
законами сохранения - всегда и везде. Да, отдельный человек мог выбирать
между добром и злом, и со временем этот выбор становился все более свободным
и непредсказуемым. Но человечество в целом выбирает добро, ибо иначе не
выживет. Человек мог выбирать - заниматься наукой или плавать брассом.
Человечество в целом вынуждено заниматься наукой, ибо иначе не выживет. И
так далее. У человечества нет свободы выбора - есть инстинкт самосохранения.
Значит, нам далеко до Странников, которые уже могли выбирать свободно между
добром и злом, между наукой и ее отсутствием, между порядком и хаосом...

Но в тот момент, когда мы впервые изменим какой-нибудь закон природы,
для нас тоже наступит эпоха полной и абсолютной свободы.

И придется выбрать - в последний раз.