Неожиданная мысль, как джирра из-под куста, вползла мне в голову: "А вдруг
этот чудак расспросит, выслушает все мои злоключения и скажет: "Ну,
голубчик, теперь мы с тобой квиты. Ты покушал за рассказы, забирай сново
свои лохмотья и убирайся"? Зачем рассказывать каждому, кто бросит тебе
кусок, свою жизнь? Разве он может понять, что вина моя лишь в том, что
никому не нужно мое образование? А, пусть выгоняет!.."
Но за джиррами ползли другие, ядовитые, как лахезис, мысли: "Как?
Очутиться сейчас снова одному? Под дождем? В овраге?"
Я содрогнулся, как собачонка, которую собираются ударить неизвестно за что.
И я рассказал Добби не всю правду, а только про детство, про родной
городок, не называя Эшуорфа, и про то, что мне пришлось пуститься в
странствия в поисках счастья, так как отец был беден.
Часы пробили полночь. Добби докурил трубку и положил ее в пепельницу.
Дымок тонкой умирающей струйкой поднимался к абажуру висевшей над столом
лампы. Хозяин встал, сделал несколько шагов в пространстве между окном и
круглым столом. Табачный слоистый дым колебался, и голова Добби с
растрепанной бородой и шевелюрой плавала над этими сизыми облаками.
- Вот что, Сэм, - наконец сказал Добби.-Кажется, вы подходящий человек для
меня.
- К вашим услугам, сэр, - склонил я голову, - Располагайте МНОЮ.
Добби в упор строгими глазами посмотрел на меня.
- Мне нужен человек смелый и решительный, беспрекословно повинующийся моим
приказаниям, умеющий молчать и не совать свой нос в дела, в которые его не
посвящают...
- Простите, надеюсь, что дела все-таки будут такого рода...
- Хм... Вы плохо меня поняли. Наверху у меня лаборатория, на дворе в сарае
виварий...
- Змеи?
- Хм... Какие змеи? Самые обыкновенные лабораторные животные... Кролики,
морские свинки, крысы, мыши, кошки, собаки...
- Простите, сэр. Все-таки, видимо, довольно обширный зоопарк? Я спросил
вас потому, что мне приходилось служить сторожем в змеятнике.
- На Яве?
- Нет, в Бирме.
- Не слыхал, не знаю, - покачал головой Добби. - Но это неважно. Если
умели сторожить змей, то обслуживать кроликов сумеете и подавно...
- Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
Добби с довольным видом улыбнулся.
- Надеюсь. Вы будете жить здесь на полном пансионе и получать жалованье.
Но обязаны... хм... никуда не отлучаться без моего приказа. Не выходить за
пределы решетки, окружающей мою виллу. Понятно? И еще... Вы не должны
бриться... Когда понадобится, я буду брить вас собственноручно...
Это было странно, но на свете мне встречались и не такие чудаки.
- Что ж, сэр, брейте меня, когда только пожелаете. Согласен и на это, -
сказал я. - Ведь если кто имеет деньги, то может позволить себе и такое
удовольствие.
- Вы правы, Сэм, - быстро согласился Добби. - А теперь извольте подписать
со мной небольшой контракт.
Он вынул из кармана блокнот и перо.
Я хотел отказаться, но отступать было поздно.
- С удовольствием, - пробормотал я и тут только заметил, что чиркаю спичку
не тем концом.
Перо в руках Добби проворно бегало по бумаге.
- Подписывайте же...-сказал Добби.-Вот... Слушайте: "Деньги каждую
субботу... Не имеет права отказываться... Не имеет права бросать
работу..." Пишите. Да хватит хотя бы имени "Сэм". Я верю вам.
Не дослушав, я подписался почти небрежно.
- Пожалуйста.
Добби перечитывал контракт.
Предвкушая сладкое отдохновение после сытного ужина, я слегка зевнул.
Сейчас мой новый хозяин пожелает мне спокойной ночи и проводит меня спать.
- Ну, Сэм, за работу, - сухо произнес Добби, пряча контракт в карман.
- Как? - разинул я рот.
- А так, - еще суше сказал Добби. - Я люблю работать по ночам. Извольте
пройти в виварий, накормить животных, вычистить клетки. Рабочий халат в
сарае. Закройте рот, Сэм, и не спешите удивляться... Хм... Вы забыли о
контракте. Не будьте любопытны и не делайте удивленных глаз. Это пока все,
чего я от вас требую.
Зубы мои сами перекусили во рту сигарету пополам. Историйка начинала мне
нравиться.
- Слушаю, сэр, - спокойно вставая, сказал я. - Надеюсь, вы проводите меня?
Обширный виварий помещался в сарае. Клетки, видимо, чистились не каждый
день, и мне сразу пришлось впрячься в грязную работу.
- Я зайду за вами под утро, - сказал Добби, уходя и захлопывая за собой
дверь сарая.
Ужасно хотелось спать, но нужно было дорожить новым местом.
Лампы освещали ряды клеток, аккуратно перенумерованных, и я быстро
перезнакомился с занятными зверушками. По сравнению с парком "змеиного
профессора" это был рай, населенный ангелами.
Я увлекся работой и не заметил, как настало утро.
- Пора отдыхать,-раздался голос Добби, вошедшего в виварий. - Сейчас я вам
объясню, как их надо кормить.
Он показал, как надо обращаться с лабораторными животными, помог мне
засыпать кормушки и налить воду в поилки.
- А теперь идите спать, Сэм, - сказал Добби, видимо, довольный моей
работой.
- Да, сэр, я еле таскаю ноги...
Мы вышли из сарая. Передо мной стояла прелестная вилла с чистым двором,
обнесенным высокой железной оградой. Склоны горы, на которой стоял дом,
показались мне знакомыми.
Я шагнул к решетке. Далеко внизу, под крутым скалистым обрывом, на берегу
океана под лучами утреннего солнца лежал красивый городок. Это был мой
родной Эшуорф.
В доме Добби, построенном, видимо, недавно, как раз на площадке над
скалой Двух Роз, жил, кроме хозяина и меня, еще пожилой слуга Мигли, очень
молчаливый, отлично готовивший изысканные блюда. Кормил он на славу, и я
всегда с нетерпением ожидал обеда, когда он показывал свое искусство.
Особенно удавалось ему сладкое. Тертые каштаны со сливками он делал
изумительно.
Верхний этаж был занят комнатами Добби, который проводил там дни и ночи в
полном уединении. На моей обязанности лежало приносить требуемых Добби
животных к нему наверх в первую комнату. Что он там проделывал с ними, я
не знал. Потом по звонку я опять поднимался, брал корзину с животными и
уносил в сарай. Здесь мне работы хватало. Надо было кормить животных по
расписанию, утром и вечером взвешивать некоторых кроликов, а результаты
докладывать Добби. Так как Мигли был скуп на слова, а Добби я видал
только, когда ему хотелось, я подружился с Кипом, прелестным шотландским
терьером, большим умницей. Он сопровождал меня из дома до сарая, куда
входить считал ниже своего достоинства. Особое презрение возбуждали в нем
коты, которые содержались в особой клетке. Надо сказать, что коты и кошки
- самые капризные из всех лабораторных животных. Они соглашаются не орать
в неволе, только если им дают самое свежее мясо и молоко. Иногда в виварии
на них, и притом на всех сразу, нападал дикий приступ тоски, и они так
ужасно мяукали, выговаривая, вероятно, проклятия на своем кошачьем языке,
что Добби приказывал:
- Погуляйте с ними по солнышку, Сэм.
Кипа запирали в кухне, а я выводил на цепочках котов партиями по четыре
штуки, следя, чтобы они не вырывались из ошейников.
Незаметно подкралась зима. Я спокойно работал, хорошо питался и мог,
казалось, быть довольным такими сравнительно несложными обязанностями, тем
более что еженедельное жалованье я получал аккуратно и прятал его в ночном
столике.
В день выдачи жалованья Добби собственноручно намыливал мне лицо и ловко
брил, ни разу не порезав кожи. К сожалению, я не мог полюбоваться
результатами работы своего парикмахера, так как во всей вилле не было ни
осколка зеркала. Я хотел как-то спросить хозяина, умышленно ли он выбросил
зеркала из своего обихода, или это случайность, но инстинктивно
почувствовал, что такбй вопрос не понравится ему. Да и какое мне было дело
до чудачеств Добби? Относился он ко мне доброжелательно, однако такого
мягкого тона и теплой улыбки, как в первый вечер нашего знакомства, я
больше не замечал. Вообще он разговаривал со мной мало.
А я, бесконечно благодарный за свое спасение, всегда старался угодить ему
и даже беспокоился о его здоровье. Мне не нравилось его постоянное
покашливание.
Но все же я был одинок и здесь, и вынужденное заключение в усадьбе начало
мне надоедать, особенно с того зимнего утра, когда я подошел к решетке
там, где она вплотную подходила к краю обрыва. Зимнее солнце скользило
внизу по крышам Эшуорфа. Мне нестерпимо захотелось спуститься с гор и
побродить по тихим улочкам, зайти в "Нептун" или в "Королевский тигр",
погреться у камина и послушать эшуорфские новости. По-прежнему ли
философствует однорукий дядюшка? Как живет мой отец? Что поделывает рыжий
Эд? А доктор Флит, вероятно, еще больше растолстел...
Я угадывал смутные очертания улиц Эшуорфа. Вон торчит шпиль церкви, где
настоятельствует Иеремия. А за тем холмом должны быть милые моему сердцу
домики. Наверное, золотоволосая Мери выросла... А Эдит Уинтер? При одной
мысли о ней она вставала передо мной как живая, сердце начинало биться в