вопрос, кто же все-таки сбрасывает нечистоты, повисал в воздухе и становился
почти мистическим.
словах и осуждали ее, все же на всякий случай отгородились друг от друга
высокими заборами, утыканными поверху гвоздями или битым стеклом. Когда по
улице проходил какой-нибудь незнакомый в этих местах Лукьич, мы смотрели на
него из-за своих заборов с большим подозрением. Одновременно с частной
собственностью у нас появилась и своя денежная единица - титус. Вначале монеты
были золотыми и серебряными, но вскоре с ростом товарообмена в ход пошли и
бумажные купюры, среди которых встречались и фальшивые.
обнаружились даже писатели, и в самое короткое время свет увидели две книги со
сходным названием "Детство, отрочество и юность." Я просмотрел их мельком. В
одной книге утвержалось, что в юности я был Дон-Жуаном, а согласно другой,
женщины меня совсем не интересовали, а весь пыл отдан был фундаментальной
науке, в которой я, впрочем, вскоре разочаровался, отчего и не получил никаких
дипломов.
действительность и ничему, кроме бумаги, не вредила. Куда больше пугало меня
то, что творилось с наукой. Буквально за несколько дней были повторно
изобретены велосипед, пароход и автомат Калашникова. Из Лукьичей-добровольцев
начала формироваться регулярная армия. Ходили слухи, что гауптвахты этой армии
постоянно полны, потому что упрямые Титы по-прежнему не желали повиноваться
друг другу.
поговаривали даже о скором начале промышленной эры и объединении в общее
государство с заморскими. В ожидании этого некоторые Титы заблаговременно
стали политиками и, представляя определенные партии, выступали по вновь
изобретенному телевидению. Большинство из них собирало друг на друга
компромат, но, увлекаясь, они порой путались в датах и тогда выходило, что они
собирают компромат сами на себя.
мною овладевало смутное и тревожное предчувствие. Мне казалось, что мы своим
бестолковым мельтешением порядком надоели Одиссее, и вскоре она недвусмысленно
попросит нас убраться восвояси.
проснулся от необычной тишины. Не работало радио, не шумела водокачка, не
ревели пароходы на реке. Я выскочил из дома, выглянул из-за своего утыканного
гвоздями забора и увидел, что город пуст... Лукьичи исчезли. Не думаю, что они
погибли - их просто не стало.
все лишние фигуры. Нетерпеливое дрожание планетной коры и упавшее рядом дерево
недвусмысленно дали понять, что меня больше не удерживают в гостях. Собрав в
котомку провизию и необходимые вещи, я направился к ракете, которая теперь
стояла на десятиметровом бетонном постаменте посреди города.
балансируя на его краю, стал думать, как мне быть дальше. Та часть ракеты, где
был люк, теперь упиралась в одну из декоративных мраморных колонн, лишая меня
возможности попасть внутрь, даже если бы Мозг и соблаговолил открыть его.
Размахнуться же как следует кувалдой, чтобы высадить иллюминатор, было
невозможно из-за узости площадки.
борта, я заметил нацарапанный гвоздем чертеж. Он был прост и доступен как все
гениальное. В чертеже указывалось, как можно проникнуть в ракету через
двигательный отсек, открутив всего-навсего три болта, удерживающих
перегородку. Теперь я понял, чем занимался Мыслитель, застигнутый мною у
ракеты в ту ночь, когда я хотел бежать.
благодарил Мыслителя, этого мудрейшего и благороднейшего из Титов, который,
зная способ проникнуть в ракету, не воспользовался им и, пожертвовав собой,
оставил эту возможность для кого-то другого.
этого молчаливого и странного Лукьича как пример величайшего
самопожертвования, на которое я мог бы пойти в случае, если бы все мои
душевные силы не истаяли напрасно, а получили наивысшее развитие.
разглядел лазеросветофора, выскочил на перекресток и помчался прямо в борт
здоровенному транспортнику. Лишь в последнюю секунду мне удалось круто
повернуть рули и избежать столкновения, зато от резкого виража меня сорвало с
кресла и впечатало головой в стену. Удар был такой силы, что я мгновенно
провалился в черноту, успев лишь подумать, что это конец.
лоб, я не обнаружил на нем ни ссадины, ни даже обычной шишки и решил, что
после такого удара ещ" дешево отделался.
удивлением увидел на себе новый оранжевый скафандр, в то время как мой старый,
серый, куда-то пропал. Изменилась и обстановка каюты. Так, немытые тарелки со
стола исчезли, а на их месте стояла бутылка с какой-то зеленой жидкостью.
щетину, что было тем поразительнее, что утром я брился. Испытав внезапное
прозрение, я кинулся к календарю и увидел, что на нем 1 июля, хотя авария
произошла 20 мая. Таким образом из моей жизни куда-то выпали сорок дней и о
том, что за это время произошло, я не имел ни малейшего представления. Однако
я определенно не валялся все эти дни без сознания, что подтверждали новый
скафандр и перестановки в каюте. Да и вид у меня отнюдь не был изможденным,
более того, я даже ухитрился где-то загореть.
спустя несколько недель. Возможно, у меня все это время было сотрясение мозга,
а я даже не подозревал об этом.
тем более, что вокруг обнаруживалось все больше настораживающего. Так,
например, в ящике стола лежали заряженный бластер и пухлая пачка денег, а на
плече у меня появился длинный свежий шрам, как-то самодеятельно зашитый и
мешавший высоко поднимать руку. Вечером, заглянув в бумажник, я увидел в нем
фотографию, на которой был снят вместе с незнакомой красивой женщиной, одной
рукой обнимавшей меня за шею, а другой показывавшей на что-то, происходившее
перед нами. На оборотной стороне снимка изящным женским почерком было
выведено: "Котику от Евпраксии".
интересное, но вот что - этого я вспомнить не мог, сколько не напрягал свои
ушибленные извилины. Можно было, конечно, обратиться за подробностями к Мозгу,
но я не хотел давать ему повод злорадствовать.
более чем скупыми. Впервые в жизни я выругал себя за привычку наплевательски
относиться к его заполнению. Из бортового журнала следовало, что 3 июня я
прибыл на планету Кулибия в созвездии Дельфина (номер в каталоге обитаемых
миров 3К-567Де-АА) и пробыл там до 29 июня, причем улетать с планеты мне
пришлось в большой спешке, потому что листок с таможенной декларацией,
подшиваемый в журнал, оказался незаполненным.
произведена на Кулибии, так что в том, что я побывал там, сомневаться не
приходилось. Зная, что теперь не успокоюсь, пока всего не узнаю, я развернул
звездолет и вновь направил его к миру 3К-567Де-АА. В те три или четыре дня,
что длился полет, я то и дело напрягал память, но, увы, она молчала.
недостаточными. Я узнал, что это был достаточно давно освоенный мир с
полуторомиллиардным населением, развитой промышленностью и несколькими
курортами, славящимися целебным водами и грязями. Столица Кулибии, Молюския,
была огромнейшим мегаполисом, в котором проживало около ста двадцати миллионов
человек. Как утверждал справочник, кулибийцы славились своей
"доброжелательностью, предупредительностью и щедростью, а также красотой
местных женщин".
миллиардами населения, тоже промышленно развитая и тоже курортная, правда,
знаменитая уже не грязями, а горячими гейзерами и ультрафиолетовыми солнечными
ваннами. В том же справочнике можно было прочесть, что жители Марсуса
"жизнерадостные, гостеприимные, с колоритным местным юмором".
кулибийцами и "жизнерадостными, гостеприимными" марусианами, вынужденными быть
столь близкими соседями по галактике, издавна существовали дрязги, вследствие
которых в ход пускались часто не только "колоритный местный юмор", но и
баллистические ракеты "космос-космос".
тех же курортов, переманивающих туристов, а, может быть, из-за кулибийского
диктатора, сбежавшего с кораблем, полным бриллиантов, и не выданного властями
Марсуса, обе планеты насмерть поссорились, причем так, что едва не закидали
друг друга атомными фугасками. К счастью, они вовремя спохватились и умерили
пыл, одновременно развернув гонку вооружений.
поутихла, но и усилилась настолько, что они разорвали между собой
дипломатические отношения и произносили название другой планеты не иначе, как
сопровождая его самыми красочными эпитетами.
ещ" через двое суток, добравшись до нужной мне галактики, я имел возможность
лицезреть вначале марсусианский военный космофлот, а затем кулибийский,