этом сразу, начиная с первой минуты, никто из них ни разу не слышал от
него окрика, он никого не подгонял. Между тем Мата ни в малейшей
степени не интересовало, что они о нем думают. После Грона последним
под колпак консоциатора положили Арро, на нем и завершилось
преобразование бывших рыбаков. "Преобразование" - именно так называл
эту операцию Мат, чему они, наследники каждый своей части разума
Гилла, искренне удивились. Прошло несколько дней, и Арро ощутил в себе
достаточно сил, чтобы восстать против деспотической воли Мата. Никто
толком не знал, как это произошло, поскольку у Арро не хватило ума
сделать это в присутствии свидетелей. А может быть, сам Мат устроил
так, чтобы взрыв произошел с глазу на глаз. Во всяком случае, Арро
потерпел поражение в первый раз в жизни. "Наверное, и в последний", -
думалось Грону. Мат нещадно избил Арро, и тот три дня не показывался
из своей спальни. Очевидно, между ними произошло не только это. Грон
вдруг почувствовал, что на этот раз ожидание Дие он заполнит не только
беспредметной умственной гимнастикой. В самом деле, именно тогда Нуа
вдруг заявила, что не желает больше ради удобства Арро спать на полу.
Мат ограничился коротким замечанием, что если есть свободная кабина, а
она была, то он не вправе препятствовать кому-либо ее занять. Подобная
уступчивость была несколько необычной для человека, который каждую
минуту бодрствования членов экипажа подчинял без остатка своей воле.
Впрочем, даже не себе, а выполнению задачи. Сверхзадачи...
бесследно исчезало; стоило отбросить ее, и исчезал он сам. Он хочет ее
перепрыгнуть, но падает, словно зацепившись за туго натянутую веревку;
впрочем, это больше похоже на рыбачью сеть, поплавки которой уже
замкнулись в круг на гладком зеркале воды. И вырваться из нее
невозможно. Более года они верно служили ей, этой сверхзадаче, там, на
поляне, посреди чужого и угрюмого леса, куда привезли их на
ракетоплане два несчастных полудиких на вид человека. А если иногда и
возникало желание тем же способом возвратиться на милый сердцу берег
лагуны, то не смели о ней заикаться... Грон продолжал размышлять.
Что-то очень важное он хотел продумать, но его подавила сверхзадача.
Но что? Кажется, он уловил какую-то взаимосвязь, но какую? "Если
каждый раз сверхзадача будет заслонять все на свете, мы все сделаемся
идиотами, - подумал он со злостью. - Ненавижу! Нет, нет, об этом
нельзя даже думать".
назад. Теперь она может вернуться каждую секунду. Счастливый, он
глубоко вздохнул. В прошлой, навсегда и безвозвратно ушедшей жизни он
только любил Дие. Теперь он восхищался ею и завидовал одновременно.
Ведь все, что произошло с ними, было для нее так естественно. Дие не
прошла той бесчеловечно строгой школы у Мата, как четверо мужчин, и
все-таки - он часто чувствует это - она лучше них знает, в чем суть
дела. Дие единственная из всех, кто отваживается иногда спорить с
Матом, и Мат с улыбкой это терпит. А улыбка на губах Мата редкое
явление. Но Дие это мало заботит; когда-то она рта не раскрывала в
лодке, а теперь атакует Мата, трещит как сорока, и Мат улыбается...
Вторая половина той мысленной фразы, которую он начал и позабыл
докончить. Что улыбается порой не только Мат, но и Нуа. Погоди-ка, что
это сказал о Нуа недавно Опэ? Грон не встречается с ней по той же
причине, что и с Арро, и сам ничего не знает. Опэ сказал: Нуа скалит
зубы. Экий невежа! Человек не должен так выражаться, говоря о жене
старшего брата, даже если он произносит это не на родном языке. Но
сейчас не об этом речь. Речь о том, что существует какая-то связь
между улыбчивостью Нуа и... Теперь безвозвратно ускользнула от него
другая, то есть первая, часть начальной мысли. Черт знает что! Когда
приходит первая, теряется вторая и наоборот. Пожалуй, надо
продиктовать ее на магнитофон, в свой дневник. Или еще лучше, найти в
библиотеке свободный кристаллик памяти, вставить ее в компьютер,
записать, а потом спрятать. Нет, это безнадежно. Что скажет Мат, если
обнаружит подобную крамолу, прослушивая дневник? Или, того хуже,
заметит, что кто-то без дела шляется в библиотеку?
и сзади, из кабины, Дие казалась фигуркой, отлитой из бронзы. Она
шагнула к Грону, на маленьком подносе тихонько звякнули тарелки.
ли еще?
управления.
привыкнуть еще к одному твоему качеству: ты стал говорить загадками.
Что же произошло? - Она повернулась на каблучках и окинула взглядом
приборную доску. - С приборами все в порядке. Значит, не в порядке ты.
Не сердись, но это меня успокаивает. Ты скажешь наконец, в нем дело?
смогу вывернуться".
вышло. Дие присела на корточки и снизу посмотрела на него, округлив
глаза.
кусочкам, ведь еще целых четыре часа ты мой. Может быть, немного
меньше, но и этого хватит. Итак?
искушения запустить пальцы в ее коротко стриженные мягкие волосы. От
Гилла они унаследовали знания о том, что большинство земных женщин
носят короткую стрижку, а, по мнению Дие, одним из величайших
достоинств нового языка было слово "мода", содержание которого хотя и
было известно прибрежным красоткам возле залива, но только
практически, сформулировать его они не могли. Волосы Дие щекотали
колено даже сквозь материю. Грон погладил их, затем его пальцы
остановились на ямочке позади уха. Тихонько потянув руку назад, он
коснулся кончиков локонов, которые сильно отросли с тех пор, как она с
помощью садовых ножниц, выпрошенных у Мата, кое-как постригала их в
скобку еще до старта "Галатеи".
нелегко. Но он очень боялся, что Дие поднимет его на смех, да еще
расскажет обо всем Мату. Лучше об этом не думать.
Прежде всего уточним: либо я подмазываюсь к тебе, чтобы заставить
высказаться, либо ты ко мне, чтобы я тебя оставила в покое.
улыбка. Но на этот раз Дие не позволила больше себя дурачить. Она
встала, потянулась, молча, как кошка, потом, закинув голову назад,
тряхнула волосами. Она была такой, такой... Даже не языке Гилла трудно
было найти достойное сравнение.
загляну, попозже.
предполагала. Тот человек, который бросился за ней, почти ничего не
унаследовал от Гилла, во всяком случае, в эту минуту. От первого его
удара кулаком в голову она успела уклониться, но второй пришелся по
ребрам, и Грон испугался. Удар был силен, Дие со стоном согнулась
пополам и упала на пол. Грон рухнул на колени возле нее и в полном
отчаянии от сознания вины принялся трясти ее за плечи, причиняя ей
боль едва ли меньшую, чем при ударе.
меня понять...
смогу ничего понять. Отпусти меня и оставь в покое!
Мережковский Дмитрий
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия